Испанский сон
Шрифт:
— Что ты хочешь? — зло спросил Вальд. — Опять вляпаться? Изволь! Не забудь только загодя купить жене билет в Испанию.
Филипп скривился.
— Столь нетактичный и некрасивый выпад вовсе не заслуживает ответа.
— Партнер, мы работаем вдвоем! — с жаром объявил Вальд. — Каждый должен делать то, что у него лучше получается.
— В таком случае ты должен вести переговоры.
— Своим упрямством ты испортил мне аппетит, — сказал Вальд, вытащил из-за воротника салфетку и с досадой швырнул ее на стол. — Не буду доедать крылышки. Не желаешь, кстати?
— Нет.
— Я так и думал. Одно слово, упрямец.
Филипп закурил опять.
— Много куришь, — ворчливо заметил Вальд. — Вообще в нашем возрасте уже нужно начинать себя ограничивать. Бабу новую завел… Думаешь, я не заметил, что ты уже пил сегодня?
Насчет бабы — это ты из вредности, хотел возразить Филипп, имея в виду недавний рассказ Вальда, но подумал, что такая реплика была бы злоупотреблением дружеской откровенностью.
— Ты выпустил из виду, — сказал он вместо того с некоторым вызовом, — что на меня упал потолок.
— Что ты этим хочешь сказать? — подозрительно осведомился Вальд. — Чтоб на меня упал тоже?
— Ты же щупал шишку. Не какая-то несчастная рыбья кость.
— Все равно, это не основание бражничать.
Филипп подвинул к себе телефон.
— Женечка, — ласково сказал он в трубку, — принеси-ка мне, лапушка, кофейку с лимончиком и рюмочку коньяку, да побольше. А Вальдемару Эдуардовичу принеси кружечку молочка стерилизованного. Большую такую кружечку, поняла? Выполняй.
Он отключился.
— Ладно, — сказал Вальд. — Черт с тобой. Пойдем вдвоем. И решать будем вдвоем. Доволен?
— Нет, конечно, — сказал Филипп, — но это уже немного лучше.
— Раз так, — заметил Вальд, — у меня снова появляется аппетит.
Он доедал крылышки, когда появились заказанные напитки. Филипп залпом хлопнул рюмку коньяка, оказавшуюся меньше, чем он думал. Вальд как ни в чем ни бывало начал пить принесенное молоко из огромной Филипповой кружки с надписью «If you toucha my mug, I’ll smacka your face».
Женечка ушла, гордая выполненной миссией.
— Есть идея, — сказал Филипп. — Почему бы нам не перевести Женечку в официантки?
Пройдя наконец-то через средневековые ворота, они долго бродили по узким улицам города. И эти улицы становились все уже и уже, пока они, наконец, не обнаружили улочку меньше чем в метр шириной. Трудновато было на этой улочке разминуться двоим, не коснувшись друг друга — а называлась она, между прочим, Улочкой Поцелуев. Они добросовестно убедились в справедливости такого названия. И с этим бы Ана, любитель-краевед, не заспорила — просто потому, что так оно и было.
Венадад, царь Сирийский, собрал все свое войско, и с ним были тридцать два царя, и кони и колесницы, и пошел, осадил Самарию и воевал против нее.
И послал послов к Ахаву, царю Израильскому, в город,
и сказал ему: так говорит Венадад: серебро твое и золото твое — мои, и жены твои и лучшие сыновья твои — мои.
И отвечал царь Израильский и сказал: да будет по слову твоему, господин мой царь: я и все мое — твое.
3-я Царств, XX, 1-4
И спала она у ног его до утра и встала прежде, нежели могли они распознать друг друга. И сказал Вооз: пусть не знают, что женщина приходила на гумно.
И сказал ей: подай верхнюю одежду, которая на тебе, подержи ее. Она держала, и он отмерил шесть мер ячменя, и положил на нее, и пошел в город.
Руфь, III, 14-15
В конце рабочего дня, когда Филипп, мечтая о редкой, сезонной радости беззаботного похода de copas, уже сортировал и распихивал по файлам накопившиеся за день бумаги, произошло неожиданное. Раздался сигнал телефона, и Женечкин голос сообщил:
— Филипп Эдуардович, здесь вас… м-м… господин Эскуратов…
— Эй! — успел крикнуть Филипп. — Стоп. Жди.
Башка лихорадочно заработала. Он сказал — пару дней. Такие люди говорят «пару дней», а потом для солидности выдерживают еще пару, чтоб партнеры дозрели как следует. Или что-то стряслось, или… Если у него все в порядке, он бы ни за что не позвонил. Значит, возникла срочность. Брать трубку — или пусть звонит в понедельник? Сам теперь пусть созревает? Пятница, конец рабочего дня… Будет вполне прилично, если его, Филиппа, уже не окажется на работе… А с другой стороны, за выходные столько всего может произойти… Надо брать. Нет, не надо. Ага… сейчас он выяснит заинтересованность Эскуратова.
— Женя, спрашивает женский голос или мужской?
— Женский… Это его секретарша.
— Слушай внимательно: ты поискала меня по телефонам и пока не нашла. Но я, кажется, еще где-то в офисине, поняла?
— Да.
— Поэтому ты спросишь у секретарши, срочное ли дело. Если срочное, можешь попробовать найти меня.
— И вы перезвоните, да?
— Э-э… нет. Если она скажет, что срочное, скажи усталым таким голоском, чтобы перезвонили минут через десять.
— Поняла. Все?
— Выполняй. — Филипп отключился.
Он задумался и стал просчитывать варианты. Эскуратов сказал: «с вами свяжутся». Он не сказал: «я позвоню». Может, хочет что-то уточнить, какую-нибудь мелочь? Нет: если так, позвонил бы не Эскуратов, а Эстебан, и не ему, а Вальду или вообще Гонсалесу, в зависимости. Звонит известить об отказе? Да ну… Самолично, в тот же день — так вообще не бывает. Может, дура Женька перепутала — звонит не сам Эскуратов, а кто-то со ссылкой на него?
— Женя!
— Да, Филипп Эдуардович.