Испанский сон
Шрифт:
— Мы друзья, — серьезно сказал Филипп.
— А если друзья, значит, у нас могут быть бестолковые разговоры. Просто для души.
— Я не против, — сказал Филипп. — Только не о работе. Нельзя нам говорить о работе для души.
— Согласен, — вздохнул Вальд. — Слушай, может махнем куда-нибудь хоть на недельку? Вдвоем, а? Позволим себе?
— Мы же иногда ездим на природу…
— А, — махнул рукой Вальд, — уикенды, не то. Все равно о работе разговариваем… сотовый вздохнуть не дает… Я имею в виду, куда-нибудь совсем далеко. Куда-нибудь, чтоб не достали…
— Нельзя нам вдвоем.
— Ну, в рождество?
— В рождество я с Анюткой. А ты с кем?
— Не наступай на больную мозоль, — буркнул Вальд.
Принесли китайскую лапшу с палочками и фарфоровой ложечкой-хлебалкой.
— Давай еще по чуть-чуть.
— Давай.
— Знаешь, — сказал Филипп, закусывая позаимствованным кусочком угря, — сегодня со мной случилась забавная вещь. Я голым разгуливал перед незнакомой женщиной.
— Шутки? — подозрительно осведомился Вальд. — Где это было?
— У меня дома. Никакие не шутки, правда.
— Ого! Как это?
— Как в кино. Пока меня не было, Анютка взяла домработницу. Я не знал. Утром вышел голый — ты же знаешь, я люблю спать голяком — а она на кухне. Молоденькая. Из себя ничего… даже очень…
— Хм.
— Я и не сразу ее заметил.
— Ну это уж ты, положим…
— Нет, правда.
— Хм. А она тебя?
— Интересный вопрос, — усмехнулся Филипп. — Она, думаю, заметила.
— Ну, и что? — спросил Вальд. — Скажешь, никаких последствий?
— Пожалуй, не скажу, — покачал головой Филипп.
Он подумал, что не сможет рассказать Вальду о заключительной сцене наверху. Даже если сильно захочет. Просто не найдет таких слов. Вот тебе и дружба…
— Везет тебе, — завистливо сказал Вальд.
— Почему? — удивился Филипп. — Последствия могут быть разными… негативными в том числе…
— Уж конечно! Только ведь есть правило… где живешь, не…
— Да, да, — досадливо отмахнулся Филипп. Он уже жалел о своей глупой откровенности, проявленной не к месту и не ко времени.
— А у меня с бабами что-то совсем расклеилось, — грустно заметил Вальд.
— Озабочен?
— Можно и так сказать. Странный возраст, — вздохнул Вальд, — девочки уже не интересны… то есть, должны еще быть интересны, но это позже, совсем на излете… а сейчас нужна одна женщина, молодая, но такая, чтобы все понимала… чтобы… ну, короче, чтобы было все… чтоб в рождество с тобой и с Анютой… а ее все нет и нет…
Он вдруг оживился.
— Рассказать тебе, что со мной произошло, пока тебя не было?
— Расскажи, — охотно согласился Филипп.
— Помнишь риэлтора Степу? — спросил Вальд.
Филипп задумался.
— Ну, из… м-м… ну, который квартиру на Киевской тебе продавал, — уточнил Вальд.
— Ах, да, — вспомнил Филипп. — Так что?
— Это было позавчера, — сказал Вальд; — я поехал на выставку ритуальных услуг, так как там должны были быть сам знаешь кто. Выставка оказалась так себе, за исключением разве некоторых гробов; возле них-то я и увидел Степу-риэлтора.
«Какие люди! — сказал я. — Деловой интерес?»
«Да какое там деловой, — сказал он, крепко пожав мою руку. — Своевременная, знаешь ли, выставка; и молодцы, что устроили прием предварительных заказов. Свежая струя! А ты как?»
«Да ничего», — сказал я и увидел, что он не один. Рядом с ним была девушка лет девятнадцати.
Больше мы с ним не разговаривали, так как сразу же после этих слов к нему подошли какие-то люди и попросили отойти с ними в сторонку; он вначале отошел как бы ненадолго, то и дело оборачиваясь на нас с девушкой, но потом разговор захватил его, и он вместе с этими людьми, даже не попрощавшись, вышел из зала.
Мы с девушкой остались одни возле гробов, неловко поглядывая друг на друга.
«Хм», — сказал я, просто чтоб не молчать.
«Пойдем, — сказала девушка, взяла меня под руку и повела прочь. — Я думаю, Степа не скоро освободится; ты мог бы отвезти меня?»
«Куда?» — спросил я.
«Странный вопрос, — сказала она. — Куда хочешь».
Я рассмотрел ее. Она была темненькая, с длинными волосами и приятная на вид; она не смотрела на меня искушающе — она большей частью вообще не смотрела на меня, — но именно эта ее какая-то замороженность и была особенно привлекательной. Ну, ты меня понимаешь.
«Как тебя зовут?» — спросил я.
«Инна».
«Тогда, — сказал я, — едем ко мне».
Она молча кивнула.
Мы ушли с выставки, сели в мою машину и поехали ко мне домой. Когда мы зашли в квартиру, Инна удивилась.
«Почему ты так бедно живешь?» — спросила она.
Я почесал репу. Мне как-то в голову не приходило, что я живу бедно. Никто мне такого уже давно не говорил.
«Живу по средствам, — сказал я. — Что ж поделаешь, если беден! Говорят, это не порок».
«Это не порок, — сказала она, — но это вроде заразной болезни. Боюсь, я должна идти».
«Но, может быть, ты была бы в итоге довольна».
«Вряд ли, — сказала она. — Даже если ты самый прекрасный любовник на всей земле, само сознание того, что я трахаюсь в такой бедной квартире, способно отравить любое удовольствие. Я уже буду не я, понимаешь? Никаких денег это не стоит, даже тысячи долларов».
Эта речь, холодная и высокомерная, убила во мне всякое желание. Я толкнул дверь на лестницу и сказал, презрительно глядя на нее:
«Что ж — иди!»
Инна как бы машинально посмотрела в эту дверь, прежде чем уйти, и лицо ее вдруг удивленно вытянулось. Проследив за ее взглядом, я тоже посмотрел в дверь.