Исповедь девственницы

Сотникова Злата

Наконец она кое-как поправила очки, натянула лифчик и коряво поплыла, как старый тяжёлый говновоз.

Она приплыла последней. Её время было даже не на единицу.

– Константин Эдуардович, можно мне переплыть, – не переставая кокетничать и светиться от счастья, стала канючить Орловская.

– Ну рискни, – ответил физрук, – думаешь, что-то поменяется?

– А можно я из воды поплыву, а не с тумбочки?

– Можно, но минус балл.

– Хорошо, – ответила Орловская и вылезла из воды. К восторгу мальчиков

её белый купальник, намокнув, оказался полупрозрачным. Розовые соски и чёрный треугольник лобковых волос оказались на всеобщем обозрении.

Эдуардыч, привыкший за десятилетия работы в школе к эротическим выходкам озабоченных подростков, только покачал головой и улыбнулся улыбкой Джаконды. Парни же не сводили с прелестей Орловской глаз. Из-за этой сучки я опять осталась за бортом сексуального внимания.

Мне оставалось только посмотреть на заплыв Макса, чтобы потешить своё либидо. Для этого надо было дождаться, когда проплывут все девочки и начнутся мужские заплывы.

Плавание как вид спорта имеет одну неприятную особенность: если стоишь на бортике мокрой, то мгновенно мёрзнешь. А если мёрзнешь, то сразу хочется в туалет. А если в туалет хочется мне, то времени остаётся совсем немного…

После третьего заплыва я замёрзла.

– Константин Эдуардович, можно мне пойти в душ погреться, – стуча зубами, попросила я.

– Конечно, Лера, я же сказал, ты можешь уже совсем идти.

Я кивнула и быстрым шагом, сжимая из последних сил мышцы промежности, засеменила в душ. На подходе к душевой по моим бёдрам потекло. Но это было уже неважно, потому что рядом никого не было.

Я вошла в душевую и включила горячую воду. Стоя под согревающим потоком, я доделала свои дела в дырочку для слива воды.

Вдруг где-то вдалеке раздался конский топот, и в душевую вбежала Степанова.

– Меня сейчас разорвёт! – прокричала она и, пританцовывая, стала пытаться включить душ напротив моего. Она ещё не знала, что в советской душевой работают далеко не все краны.

– Что за дерьмо! – ругалась Степанова, сжимая ляжки, – где вода?!

– Иди в мой, я уже всё.

Степанова на полусогнутых влетела и мою кабину и сдвинула купальник в сторону. Тугая широкая струя с шипением хлынула на пол

– О-о-о, – застонала Степанова, – кааайф!..

К Ирке у меня были странные чувства. Мне было приятно, когда она стоит очень близко, совсем рядом. От неё приятно пахло, и человеком она была хорошим. Вот и сейчас я с интересом посмотрела на её свисающие темно-красные лепестки малых половых губ.

– У тебя такие длинные губы…

– А у тебя не так? – не отвлекаясь от процесса, спросила Степанова и вопросительно посмотрела мне на низ купальника. Я сдвинула его в сторону.

– О, какие джунгли! – с равнодушной иронией произнесла она.

Несколько секунд мы, как две дуры стояли

и смотрели друг другу на письки.

Когда Степанова закончила ссать, мы поправили купальники и вышли на бортик.

– Лисовец, Самохин, Городецкий, – раздался мощный баритон физрука.

Так Макс проплыл или нет? Или я все проссала на пару со Степановой. Я подошла поближе. Макс был мокрый и тяжело дышал. Во я овца тупая! Всё пропустила!

Эти слова я, наверное, произнесла вслух, потому что Степанова сразу среагировала:

– Чего ругаешься?

– Заплыв Макса пропустила.

–А-а, – хитро прищурилась Степанова, – запала?

– А ты не запала? – огрызнулась я и засмущалась оттого, что выдала подруге свои чувства.

– Да ну, индюк. Сам в себя влюблённый. Ну ты не переживай, сейчас узнаем, как он проплыл.

Мы подошли к одиноко стоящей у стены Мухамедьяровой.

– Муха, как Евстафьев проплыл? – спросила у неё Степанова.

– Не знаю… – ответила Муха.

– Но ты же стоишь здесь! – возмутилась Степанова.

– Я не смотрела, как он плыл, – немного виновато сказала Муха.

– А куда ты смотрела? – уже с подколом спросила Степанова.

– На Константина Эдуардовича, – совсем растерялась безобидная Муха.

– Зачем? – тут уже интересно стало мне.

– Он тренер… – с уважением ответила Мухомедьярова.

– Нам их не понять, – махнула рукой Степанова, – пойдём у Губерманки спросим.

Губерман стояла в группе девушек, среди которых была и Орловская.

– Не надо, – испугалась я и кивнула на Орловскую, – там эта сучка.

– Корова бешеная, – согласилась Степанова, – надо же такой купальник напялить. Шалава. Голой бы вышла, все равно никакой разницы.

– Так, все поплыли? – громко спросил физрук, когда последняя тройка участников, пыхтя и фыркая, вылезла из воды.

– А можно мне переплыть? – подбежала к нему, потрясая сисьмой, Орловская.

– Валяй, – ответил Эдуардыч, изо всех сил стараясь не смотреть на ее розовые соски, чтобы не поколебать свои педагогические принципы.

Орловская, отклячив жопу, по лесенке спустилась в воду. Всё подошли поближе. Раздался свисток. Орловская тяжело оттолкнулась от бортика и уродливо погребла навстречу тройке. Доплывала она совсем убого.

– Ладно, трояк. За упорство, – произнёс Эдуардыч, презрительно глядя на секундомер.

Орловская грациозно вылезла из воды и гордо зашагала по бортику, сверкая половыми органами.

– Всё, поздравляю, – громко проговорил Эдуардыч, – сдали все. На этом ваши взаимоотношения с физкультурой окончены!

– В институте ещё будет, – выкрикнул Лисовец.

– А вот это меня уже, слава богу, не касается. Это пусть у институтских преподов голова болит, – радостно ответил Эдуардыч, отсалютовал и покинул бортик.