Исповедь Гаритоны
Шрифт:
Но какой! Настроение на нуле, следовательно, его боль падет на всех окружающих. Он сильный человек, но порою его сила оборачивается слабостью для тех, кто вокруг него. Я отдала ему фотографии (он очень хотел их увидеть) и уселась рядом с ним. Попробую как-нибудь облегчить его мучения, не хочу, чтобы ему было больно. Его боль может уйти, - значит, я отправлю ее в небытие.
Я сидела рядом с Кэвином. Обнимала его за плечи и наблюдала, как он рассматривает фотографии. Вернее, как он их берет. Осторожно, тихо, изящно. Как шулер - карты из колоды. Смешно. Смешно до безумия! Я смотрю на его
Он улыбнулся, а я уже не видела его улыбки. Я видела круглый стол, на нем - подсвечник с семью свечами, за столом сидят пятеро. Впрочем, меня интересовал только один из них. Он был великолепен. Гордый, замечательно красивый мужчина в кружевах и бархате, и в то же время - стальные мускулы и острейший стилет в рукаве.
Орлиный нос, черные волосы ниже плеч, черные, пронзительные глаза. И руки. Умные руки, которые изящно раздают карты. И берут их осторожно, по-кошачьи. Великолепные руки. Только руки выдают в нем не простого игрока в карты. Он - самый лучший игрок. Он играет, наверное, лучше всех на свете!
Говорили, что он заключил договор с дьяволом. Наверное, так оно и было. Кто знает, когда лунный братец, дорогой мой лунный братец, был светлым, а когда - темным. И был ли он светлым и темным? Не знаю. Мне не хотелось этого знать. Картинка внезапно пропала, и снова взгляд Кэвина - глаза в глаза.
– Хочешь помочь мне? Ценю добрые намеренья.
Я кивнула. Конечно же я хочу помочь ему. Другое дело, что я не могу ему помочь так, как нужно. Как-то Кэвин сказал, что нужно, чтобы сделать его мягким и пушистым: тепло, темно и рядом женщина. Если бы я могла! Но только я очень сомневаюсь, что Кэвин позволит мне себя утешить. По крайней мере, - в данную минуту.
Кстати, о минутах - пора домой. Я нежно попрощалась с Капризкой, и тут она предложила:
– Слушай, а пусть тебя Кэвин проводит. Или не хочешь?
– Ой, хочу, конечно же! Только ты сама ему об этом скажи!
– А что, и скажу! Не скажу, думаешь? Кэвин, не хочешь даму проводить?
Не знаю, хотел ли Кэвин меня проводить. А куда он денется, собственно говоря? На улице темно и страшно (ничего я так не люблю, как прогулки по темным улицам, особенно - с сильным мужчиной, таким, как Кэвин). В общем, Кэвин без разговоров оделся, и мы вышли из квартиры Капризки.
Он шел впереди. С некоторых пор в темноте и при неровной поверхности у меня начинается боязнь высоты. А Кэвин шел легко, по-кошачьи изящно, не касаясь перил. И, конечно же, я ему позавидовала. Как он легок, как он изящен! И, разумеется, он споткнулся. Обернулся, и взглянул на меня, обиженно так. Мне едва не стало стыдно.
Еще мне хотелось узнать, что же с ним сегодня случилось. Он явно не в себе, от него был фон на всю квартиру. Капризка и то почувствовала. Впрочем, это был только повод. Повод обнять Кэвина за плечи и тихо спросить:
– Что с тобой, Кэвин?
Он улыбнулся. Сказал, что все в порядке, и попросил показывать дорогу.
Я шла рядом, взяв его под руку. Он шел быстро, так быстро, что мне приходилось почти бежать за ним. Конечно, ему нужно успокоиться, деть куда-то лишнюю энергию, идти быстро, а еще лучше, в идеале - бежать, но при чем тут я? Мы прошли уже полпути, когда я решилась к нему обратиться. Слишком уж гордый и неприступный был у меня вид. Но, в конце концов, что он, принц крови? Обычный, по-моему, человек, смертный. Хотя, насчет обычный, - не скажу. Я ведь тоже не обычный человек. В этом мире мы на равных. Следовательно, чего я боюсь? Все в порядке.
Я наконец-то осмелилась обратиться к моему суровому спутнику:
– Кэвин, иди потише, пожалуйста. Я за тобой не успеваю.
– Успеваешь!
– Но мне тяжело!
– А ты вцепись в меня!
– Но, Кэвин, я же девушка, а не воздушный шарик.
– Женщины обычно гордятся своей легкостью!
Обычно? Ну, значит, я не такая, как другие. И еще, камешек в Ваш огород, мессир:
– Я буду гордиться своей легкостью, когда ты будешь носить меня на руках.
Смех и слезы. Он даже приостановился и взглянул на меня озадаченно. Улыбнулся и снова пошел. Но, правда, не так быстро. Я шла рядом, время от времени поглядывая на него. Почему я не могу справиться с собой? Ну, почему я должна настолько сильно переживать столько раз, когда перед силой мужчины остаюсь бессильна.
Кэвин сделал попытку снова пойти быстрее, и я легонько нажала ладонью на его руку, давая понять, что быстрее идти не следует. Он посмотрел на меня с легкой улыбкой:
– Любишь ты баловаться, как я посмотрю.
Честное слово, я не поняла, что он имел в виду. Умеет Кэвин озадачивать людей, умеет. Впрочем, интересно, что же он имел в виду?
– Кэвин, ты хоть иногда мог бы не быть настолько загадочным?
– А тебе это разве не нравится?
Не нравится? Нравится безумно! Но только могу ли я терпеть подобное состояние вещей? Нет и еще раз - нет.
– Нравится. Но сейчас я просто не понимаю, о чем ты говоришь.
– Да? Значит, ты делаешь это не специально.
Что не специально? Что мне делать? Чего я натворила? И почему сама не в курсе своих деяний, если даже Кэвин ими заинтересовался? Он соизволил дать мне пояснение, впрочем, такое же загадочное, как и обычные его замечания:
– Я говорю про твою ладонь. Левую.
Моя левая ладонь сжимает его правую руку. Не вижу в этом ничего предосудительного. Поэтому я попросила Кэвина почти жалобно:
– Еще одно пояснение. Пожалуйста. Мой мозг почему-то не срабатывает на твои загадки.
Кэвин, верно, решил, что на сегодня с загадками нужно заканчивать, и объяснил, улыбаясь все так же обворожительно:
– Твоя ладонь касается точки на моей руке. Через которую ты пытаешься на меня воздействовать.
– И что?
– В смысле - что?
– У меня получается?
– Что именно?
– Воздействовать.
– Ну, как видишь. Если я почувствовал.
Итак, значит, получается. Умная я девочка, главное, еще и с паранормальными способностями. Когда мы подошли к моему дому, я взглянула на Кэвина. Он так ослепительно улыбался! Неужели же он не понимает, как он мне нужен? Скорее всего - понимает, но на его пути - Непобежденный. Или на моем? Не могу сказать, что это - ошибка. Но теперь оставаться одной - не хочу! Дудки! И думайте вы обо мне, что хотите.