Исповедь королевы
Шрифт:
— Чьи это голоса? — спросила я.
— Женщин из Парижа, мадам. Они бродят по террасе. Вам нечего бояться. Ведь мсье де Лафайетт дал слово.
Я кивнула и снова легла спать. Но, казалось, совсем скоро меня разбудила та же самая женщина. Она вместе с другой служанкой стояла возле моей кровати.
— Мадам, скорее! Вы должны одеться! Они вторглись во дворец! Они уже близко…
Я соскочила с кровати. Рядом со мной была мадам Тьебо, приходившаяся сестрой мадам Кампан. Она натягивала мне на ноги башмаки и пыталась накинуть на меня халат. Потом я услышала поблизости голоса:
— Сюда!
— Нет, нет, эта честь для меня!
— Идемте быстро! — воскликнула мадам Тьебо. — Нет времени одеваться! Они уже почти рядом с нами!
— Апартаменты короля… Дети… — запинаясь, пробормотала я.
Они тащили меня по узкому коридору по направлению к Бычьему Глазу. Дверь была заперта. Я впервые увидела ее запертой, и меня охватил сильнейший ужас. По тому, как близко слышались голоса, я поняла, что незваные гости были уже в моей спальне.
Мадам Тьебо колотила в дверь.
— Откройте, откройте же, ради бога! Ради королевы… Откройте!
Я услышала крики:
— Она обманула нас! Она ушла! Где она? Мы найдем ее!
— О, боже! — молилась я. — Помоги мне быть мужественной! Вот и наступил этот момент. Это смерть, ужасная смерть!
Я колотила в дверь, и вдруг она открылась. Мы ворвались в переднюю Бычий Глаз. Паж, открывший нам дверь, снова запер ее, и мы поспешили через комнату в апартаменты короля. Я всхлипывала от ужаса. Я могла встретиться лицом к лицу со смертью, но не насильственной и позорной смертью в руках этих дикарей.
— Король! — вскрикнула я.
— Он пошел в вашу спальню искать вас! — ответили мне.
— Но ведь они там!
— Он ушел туда по тайному коридору, проходящему под Бычьим Глазом.
Это был тот секретный путь, по которому мы ходили, когда люди следили за его визитами в мою спальню и насмехались над ними. Какое счастье, что я тогда сделала этот тайный ход!
Но что же будет с ним? Будет ли он в безопасности? Они жаждали моей крови, а не его.
— Дети… — начала было я.
Тут вошла мадам де Турзель, ведя их с собой. Их в спешке подняли с постелей. Они были в халатах, накинутых поверх спальных костюмов. Они подбежали ко мне, и я обняла их. Я прижала их к себе так, словно никогда не собиралась отпускать. Потом вошел король — спокойно, почти неторопливо.
— Они в твоей спальне. Грабят комнату, — сказал он.
Передо мной возникло ужасное видение, как они режут мою кровать, все еще теплую, сдергивают портьеры, хватают мои драгоценности. Как ни странно, я подумала о маленьких часах, которые играли мелодию. Их так любил мой сын!
Я совершенно явственно услышала их звон:
«Il pleut, il pleut bergere, Presse tes blancs moutons…» [133]— Слушайте! Что это? — воскликнула я.
Это были звуки ударов в дверь Бычьего Глаза.
Мы ждали. Я подумала, что в тот момент даже Луи верил, что наступил наш последний час.
А потом… удары вдруг прекратились. Вбежал паж, чтобы сообщить нам, что гвардейцы отогнали толпу от дворца.
Я села
133
— Мама, что они все делают?
Я прижала его к себе. Я не могла говорить. Моя дочь взяла брата за руку и сказала:
— Ты не должен сейчас беспокоить маму!
— Почему же? — хотел он знать.
— Потому что ей надо очень о многом подумать.
Я думала: они убьют моего сына! Он улыбнулся мне и прошептал:
— Все хорошо, мама. Муффле здесь!
— Значит, все хорошо! — ответила я ему шепотом.
Он кивнул.
В Cour Royale [134] и в Cour de Marbre [135] народ звал герцога Орлеанского. Я вздрогнула. Насколько глубоко герцог был замешан в этом?
134
Королевском дворе (фр.).
135
Мраморном дворе (фр.).
Элизабет посадила дофина к себе не колени. Меня утешало то, что Элизабет была с нами.
— Мама, твой Chou d’Amour голоден! — сказал мой сын.
Я поцеловала его.
— Ты будешь кушать совсем скоро!
Он кивнул.
— И Муффле тоже! — напомнил он мне, и все мы улыбнулись.
Толпа вокруг дворца вызывала короля.
— Король — на балкон!
Я взглянула на Луи. Он вышел. Они, должно быть, восхищались им, ведь он не показывал никаких признаков страха. Они не должны были знать, что он ничего не чувствует.
В апартаменты пришел Лафайетт. Он был явно удивлен, что толпа ворвалась во дворец. Ведь они дали ему слово.
Меня ничуть не удивляло, что его прозвали генералом Морфеем. Он крепко спал в своей постели, в то время как убийцы вломились во дворец.
Приехал граф Прованский вместе с герцогом Орлеанским. Оба были чисто выбриты и напудрены. Прованс выглядел холодным, как обычно, а Орлеанский — хитрым. Потом мадам Кампан сказала мне, что многие клялись, что ранним утром видели его переодетым среди бунтовщиков и что именно он показал толпе дорогу к моим апартаментам.
Лафайетт вышел на балкон.
— Король! — заревела толпа.
Лафайетт, поклонившись, представил короля. Генерал поднял руку и сказал им, что король теперь согласен с Декларацией прав человека. Уже удалось достичь многого, и он полагает, что теперь они пожелают вернуться домой. Он, командир Национальной гвардии, просит их об этом.
Неужели он ожидал, что они повинуются ему? Не может быть, чтобы он был настолько глуп. Этот человек играл роль — роль героя этого часа.
Разумеется, толпа не двинулась с места. Они собирались получить то, ради чего пришли сюда.