Исповедь королевы
Шрифт:
Мирабо был прав. Он был выдающимся человеком, и я знала это. О нем мне часто писал Мерси. Аксель тоже постоянно говорил о нем. По словам Акселя, он был негодяем, и мы не должны были доверять ему. Но в то время он был самым важным человеком во всей Франции, и нам не следовало игнорировать его.
Все заметили, что я стала принимать участие в делах. Король никогда ни на что не соглашался, не «посоветовавшись с королевой», как он открыто заявлял. Я стала совершенно другим человеком. Хотя я многого не знала, у меня, по крайней мере, было твердое мнение относительно того, что нам следовало делать. Это было все же лучше, чем позиция короля, который был неспособен сохранить твердость хотя бы два дня подряд. Я была за то, чтобы твердо противостоять революционерам.
Мирабо изменил свое мнение. Теперь он говорил:
— Рядом с королем есть только один мужчина — его жена!
Это означало, что Мирабо считал, что я обладаю большей властью во Франции, чем король.
Мне сообщили, что Мирабо высказал следующую мысль: «Когда кто-либо принимает на себя руководство революцией, вся трудность состоит в том, чтобы не подгонять ее, а сдерживать».
Из этого замечания я сделала вывод, что он желал сдержать революцию.
В феврале умер мой брат Иосиф. Я оцепенела, когда прочитала письмо от Леопольда, ставшего его преемником. Между Иосифом и мной существовала прочная связь, несмотря на то, что его критика раздражала меня. Но теперь я понимала, что он хотел помочь мне. Сколько мудрости было в его замечаниях! Леопольд никогда не был так близок мне. Поэтому теперь я чувствовала, что даже моя связь с Веной оборвалась.
Все мы страдали от простуды. Король еще больше прибавил в весе. Ведь теперь он был лишен тех интенсивных упражнений, которые привык делать, а редкие игры в бильярд не могли возместить их. Я сама тоже чувствовала Себя далеко не лучшим образом. Я не могла представить себе, что мы проведем все долгое лето в нездоровой атмосфере Тюильри. Когда я предложила, чтобы мы поехали на лето в Сен-Клу, это вызвало лишь незначительные разногласия. Я почувствовала значительное облегчение, и у меня долго сохранялось приподнятое настроение. Когда мы сели в кареты, чтобы отправиться в Сен-Клу, лишь небольшая враждебно настроенная толпа попыталась остановить нас, в то время как гораздо большая толпа кричала, что нам нужен более целебный воздух. Они выкрикивали: «Bon voyage au bon Papa!» [138] Это привело короля в восторг и еще больше подняло мое настроение.
138
Счастливого пути доброму папе! (фр.).
Я действительно верила, что революция закончилась и что со временем нам позволят вернуться в Версаль — правда, к совсем другой, но все же достойной жизни.
Как радостно было находиться в Сен-Клу! Тамошний воздух придавал силы. Каким прекрасным казался этот дворец в сравнении с мрачным Тюильри, который я так ненавидела! Я чувствовала себя почти так, словно вернулись прежние дни. Конечно, это был не Трианон, но Сен-Клу был почти так же хорош.
Мне писал Мерси, который тогда находился в Брюсселе. Он настаивал, чтобы я не игнорировала Мирабо, стремившегося к rapprochement [139] . Он был единственный человеком во всей Франции, который мог положить конец революции и вернуть короля на трон.
139
Сближению (фр.).
Полагаю, что этот человек, аристократ по рождению, не был хорошо принят знатью и именно поэтому, вне всякого сомнения, вступил в союз с третьим сословием. Он отдал свои таланты на службу герцогу Орлеанскому. Но Орлеанский был теперь в изгнании. Поэтому Мирабо намеревался совершить маневр и положить конец революции, которую сам же помогал начать. Возможно, он с самого начала не желал, чтобы она пошла
Он писал королю письма, но король не отвечал на них. Я читала эти письма, но не стала убеждать мужа обратить на них внимание, потому что считала, что человека, виновного в том, что он положил начало этой трагедии, нужно остерегаться.
«Отныне я буду тем, кем был всегда, — писал он, — защитником монархической власти, ограниченной законом, и защитником свободы, гарантированной монархической властью. Мое сердце будет следовать по тому пути, который уже указал мне разум».
Я много слышала об этом человеке. Аксель постоянно говорил о нем. По его словам, он был слишком важен, чтобы можно было игнорировать его. Мы могли бы использовать его. Однажды он уже повел за собой народ, и он поведет его снова, он, и только он один был способен положить конец этой нестерпимой ситуации.
— И вы предлагаете, чтобы мы пошли на соглашение с таким человеком? — спрашивала я.
— Да, предлагаю! — отвечал Аксель.
— Почему же он теперь желает объединиться с нами? — спрашивала я.
— Только потому, что он желает стать председателем Национальной Ассамблеи и правой рукой короля, первым министром. По правде говоря, он желает быть правителем Франции.
Аксель нежно улыбнулся мне.
— Когда он восстановит монархию, король и королева, возможно, будут занимать достаточно сильную позицию, чтобы быть ему полезными.
— Я вижу, как работает твой ум!
И поскольку Аксель имел честь задействовать этого человека, он постепенно заставил меня осознать, что это действительно прекрасная идея. Возможно, и сам Мирабо затронул мое тщеславие, ведь именно меня, а не короля, он пожелал поставить в известность о своем плане.
Мне хотелось, чтобы это лето продолжалось бесконечно. Возвращение в Тюильри пугало меня. Аксель обосновался неподалеку от нас, в селении Отей. После наступления темноты он проскальзывал в замок и оставался со мной почти до самого рассвета. Мы поступали безрассудно, но ведь то было безрассудное время. Наша страсть превратилась в лихорадку. Несомненно, это произошло потому, что мы не знали, какая из этих ночей станет последней, которую мы проведем вместе.
Один из тех людей, которые были присланы охранять на однажды ранним утром увидел Акселя и стал наблюдать за замком, рассчитывая снова увидеть его. Потом он счел нужны донести об этом Сен-При.
Сен-При однажды заговорил со мной об Акселе, когда мы были одни. Он сказал:
— Не думаете ли вы, что визиты графа де Ферсена в замок могут быть источником опасности?
Я почувствовала, что мое лицо словно окаменело. Я ненавидела это непрекращающееся шпионство.
Я произнесла надменно:
— Если вы считаете правильным поступить так, то скажите об этом графу!
Сен-При ничего не сказал Акселю, но я все рассказала ему. Это его обеспокоило, и он сказал, что не должен приходить так часто. В течение нескольких ночей он не появлялся. Но он не мог оставаться вдали от меня, ведь жизнь без него была для меня невыносима. Поэтому его визиты продолжались.
Между тем он продолжал убеждать меня увидеться с Мирабо. Я согласилась встретиться с этим человеком в парке Сен-Клу, но так, чтобы наша встреча выглядела как бы случайной. Разумеется, об этом следовало договориться тайно. Это напомнило мне о той, другой встрече, которая, как предполагалось, состоялась в парке — о моей встрече с кардиналом Роганом. Но эта встреча должна была состояться при дневном свете. Мерси знал об этом плане и от всего сердца поддерживал его. В своих письмах он выражал радость по поводу того, что я послушалась совета своих добрых друзей. Как и Аксель, он страстно желал восстановления монархии. Поскольку эти двое от всего сердца выступали в поддержку идеи моей встречи с Мирабо, я не могла не думать, что это — самое лучшее, что можно было сделать. Поэтому я с энтузиазмом взялась за осуществление этого плана.