Исповедь молодой девушки (сборник)
Шрифт:
Наши встречи стали теперь повторяться чаще, и Галатея присутствовала на них с разинутым от изумления ртом, так как абсолютно ничего не понимала. Мне казалось, что она скоро устанет и мы в течение часа вгоним ее в сон. Ничего такого не произошло, и я не могла не заметить, что ее внимание ничуть не ослабевает. Я предложила ей воспользоваться великолепными лекциями, которые я слушала, и так как она, казалось, решила совершить все, что в ее силах, я вообразила, что с помощью Фрюманса могу сделать ее чем-то получше, чем наивной дурочкой. Но она отнеслась к этому совсем не так, как я ожидала. На первых же уроках она объявила, что я слишком многого от нее требую и что она не понимает меня так хорошо, как Фрюманса. Как-то я попробовала вкратце изложить ей одну из лекций Фрюманса. Я увидела, что она даже не понимает, о чем там шла речь.
Однажды во время воскресного урока
Галатея то дулась на меня, то проявляла ко мне преувеличенную нежность. Ночью она плакала в постели, днем погружалась в молитвы. Наконец она удостоила меня своим полным доверием и довольно откровенно поведала о том, что прямо-таки умирает от любви к господину Фрюмансу Костелю.
Мне бы следовало попросить ее хранить в глубине души тайны своего столь чувствительного сердца, но суетное любопытство подтолкнуло меня узнать все. Галатея относилась к разряду особ необычайно влюбчивых. Она не помнила даже такого времени, когда бы не была в кого-нибудь влюблена. С самого детства она обожала некоего Тремайяда, мальчишку с мельницы. После некоторых других ejusdem farinae [35] (здесь это звучит вполне уместно!) она страстно влюбилась в Мариуса, и Мариус, по ее словам, дал ей ясно понять, что собирается жениться на ней. Госпожа Капфорт порекомендовала ей быть с ним полюбезнее, но однажды Мариус оскорбил ее какими-то своими выходками. Он насмехался над ней в обществе, она теперь должна была забыть его навеки, тем более что она снова увидала Фрюманса, в которого уже неоднократно влюблялась, встречаясь с ним в нашем доме. С той поры как она стала видеться с ним каждую неделю, выяснилось, что тут уже не могло быть ошибки – он-то и есть ее возлюбленный навеки. Она надеялась, что внушит ему склонность к себе. К тому же у него нет ни гроша, а она богата или будет потом богата. Доктор Репп обещал дать ей приданое. Ее тщеславная мамаша, конечно, будет против этого брака, но Галатея прибегнет к помощи доктора, который ни в чем ей не отказывает. Госпожа Капфорт боится доктора и поэтому уступит. Фрюманс, узнав о верности Галатеи, окажется лучшим из мужей и счастливейшим из смертных. Такова была любовная история Галатеи. Но я оказалась препятствием этому блистательному будущему и должна была помочь своей чувствительной подружке, вместо того чтобы противодействовать ей. Тут я наконец потеряла терпение и сухо спросила, что она, собственно говоря, имеет в виду.
35
Ejusdem farinae – латинское выражение, имеющее тот же смысл, что поговорка: «одного поля ягода».
– Дорогая моя, – ответила она, – нечего тут тебе скрывать. Я прекрасно понимаю, что ты тоже влюблена в господина Фрюманса. Да все кругом только и говорят об этом. Ты умнее и образованнее меня, но ты страшная кокетка, потому что ты не очень религиозна. Так вот, тебе следует забыть господина Фрюманса. Ты знатного происхождения и не можешь выйти за него. Надо поговорить с ним обо мне в открытую, как ты это умеешь, когда захочешь. Надо дать ему понять, что незачем ему быть со мной таким гордым и боязливым, все равно я решилась выйти за него, и если мамаша захочет опять запихнуть меня в монастырь, я устрою так, что он меня похитит. И тогда уж нас должны будут обвенчать. В этом нет ничего худого. Брак очищает все, и мой духовник сказал, что грех, совершенный без дурных намерений, не является смертным грехом.
Она преподносила мне сотни глупостей в таком же роде, даже не давая времени ответить ей, и когда она истерически выложила мне все это, то умчалась в свою комнату, крикнув, что я должна хорошенько подумать и попросить Бога внушить мне благие мысли.
Меня не так возмутила ее глупость, как то, что она приписала мне любовь к Фрюмансу. Сойти с пьедестала таинственного кумира, чтобы вступить в борьбу с этой вульгарной
Меня разжалобило ее раскаяние, и совершенно напрасно. Мне отнюдь не следовало позволять, чтобы эта глупая и необразованная девица, беспомощная перед бурными порывами, бушевавшими в ней, толковала мне о своих несбыточных иллюзиях, о своем томлении и физиологической необходимости брака. Я и не подозревала о той животной страсти, которая таилась в глубинах нелепого романа, о котором она мне поведала. Может быть, она и сама не вполне ясно отдавала себе в этом отчет. Я хочу верить, что она не понимала всего того, относительно чего делала вид, что понимает, ибо она позволяла себе прибегать к таким выражениям, которые могут быть священными в условном языке исповеди, но сами по себе были грубыми до непристойности.
К счастью, я не понимала их, да и не старалась понять, но, слушая малодушные жалобы этой девицы на скуку в одиночестве или на то, что она именовала презрительностью и недоступностью своего возлюбленного, я, наоборот, пришла к другой крайности – стала рассматривать любовь как позорную слабость и решила никогда в жизни не любить. Это могло быть превосходным противоядием против опасностей первой молодости, но, как все решения, принятые без достаточных знаний и опыта, это было началом неверного представления о жизни и браке.
XXXI
Мне исполнилось девятнадцать лет, когда Мариус перебрался в Тулон, заняв там скромное место, впрочем, более приятное, нежели должность приказчика в торговом доме Малаваля. Жалованье он получал небольшое, но одно из его заветных желаний осуществилось: он стал моряком по форме, хотя фактически им не был. Он носил хорошо сшитый синий мундир, обшитую шнуром фуражку, и ему не нужно было плавать на корабле.
Он снова превратился в хорошенького юнца, и благодаря тому, что жизнь его улучшилась, манеры его облагородились. Он по-прежнему отличался насмешливостью, но теперь шутил с гораздо большим увлечением и веселостью.
Не очень отягощенный своей работой, он стал приезжать к нам по воскресеньям и вскоре обратил внимание на забавные гримасы Галатеи при упоминании имени Фрюманса. При своем насмешливом характере он обладал известной долей проницательности и сумел догадаться о том, о чем Женни даже не подозревала. И он стал находить забаву в издевательствах над мадемуазель Капфорт. Он писал ей от имени Фрюманса какие-то невероятные послания, назначал ей свидания во всех тайных уголках нашей горы, подстраивал такие штуки, что она находила любовные письма даже у себя в башмаках. Далее он забавлялся тем, что разыгрывал комедию влюбленности в нее и ревности к Фрюмансу. В конце концов, если он не свел ее с ума, то лишь потому, что она была для этого слишком глупа.
Я не одобряла такой жестокости и никогда не участвовала в подобных шутках. Но Мариус, не советуясь со мной, когда он измысливал свои проделки, потом рассказывал мне о них, и я не могла удержаться от смеха. Я так давно уж не была веселой! Общение с Мариусом возвращало меня в счастливые дни детства, и это как-то успокаивало бурные порывы воображения, которые мучили меня в то время.
Он отправлялся с нами к обедне, куда в хорошую погоду мы часто ходили пешком. Он дружески вел себя по отношению к Фрюмансу, и тот считал его любезным и добрым молодым человеком. Он давал нам возможность заниматься спокойно и углубленно, ибо уводил Галатею в сад или к ручью, где устраивал ей такие сцены ревности, что она уже совершенно запуталась в том, кого ей любить – Фрюманса или Мариуса. Мне кажется, что она мечтала о том и о другом сразу, и это вызывало в ней приступы какой-то нервической и сумасшедшей веселости, когда она и говорила и вела себя совсем как пьяная. Иногда он забавлялся тем, что делал вид, что потерял ее где-то в горах, а затем являлся и говорил мне, что ждать ее не нужно, она, мол, одна вернулась в Бельомбр. Мы с Мишелем тогда уезжали домой, а Галатея заставала в Помме Фрюманса, который при виде ее бывал весьма удивлен. Он, конечно, знал, что Мариус способен на разные дикие выходки, но не верил, что тут был замешан именно он. И тогда он любезно провожал мадемуазель Капфорт домой, где она приходила в смертельный ужас, видя, что Мариус встречает ее с пистолетом в руке. Однажды он послал к ней мальчишку с запиской, где было сказано: «Когда вы придете, я буду уже хладным трупом!!!» Она поверила, что он замыслил самоубийство, и помчалась к нему сломя голову. А Мариус тем временем куда-то спрятался и заставил ее часа два искать себя.