Исповедь плохой подруги
Шрифт:
Хотя это она мне говорила, что с Тимуром лучше не водиться. Она говорила, что я достойна лучшего. Она подстраивала все так, чтобы мы общались как можно меньше, и она же была недовольна тем, что это все-таки происходило.
От таких мыслей мне стало жарко. К собственному удивлению, я осознала, что мне больше не стыдно. Я разозлилась. По-настоящему разозлилась. Казалось, что лицо покраснело, а из ушей валит пар. Но вряд ли на внешности в самом деле отобразилось то, что я чувствовала. Я всегда прятала эмоции, чтобы не привлекать внимания. Но почему я должна делать так и сейчас?
Не ощущая больше ничего, кроме гнева, я схватила поднос с мусором и твердым шагом направилась к их столику.
Не знаю, в какой момент Адель меня заметила. Может, когда я еще шла, может, когда с грохотом отправила мусор в бак, который находился недалеко от их столика, может, когда громко опустила поднос на специальную подставку.
Я остановилась возле мусорки всего на пару секунд, чтобы посмотреть на Адель. Она тоже смотрела на меня. Ее глаза были широко распахнуты. А потом произошло то, чего еще никогда не было, — она первой отвела взгляд.
То, что она не собирается подойти и поговорить со мной, было очевидно. Адель вернулась к разговору за столиком и делала вид, что не замечает меня. Но я хочу, чтобы мы поговорили, и мы поговорим. Правда, подходить и при всех ругаться с Адель тоже не хотелось. Вероятно, ее друзья примут ее же сторону.
Выход был один — дождаться, когда Адель останется одна. Конечно, она бы не стала сидеть за столиком, пока все не уйдут. Поэтому, не думая ни секунды, я отправилась в туалет. Рано или поздно она туда явиться, даже если очень не захочет со мной пересечься.
В туалете никого не было, что удивительно. Я мерила шагами комнату, скрестив руки на груди и глядя под ноги. Сердце колотилось так, что я слабо слышала музыку, которая в туалете была гораздо громче, чем в общем зале.
Долго так ходить мне не пришлось. В следующий раз, когда дверь открылась, я увидела Адель. Она уже снова была в своем обыденном амплуа — улыбалась так, будто ей натянули кожу и закрепили прищепками где-то за ушами.
— Ксюша! — радостно воскликнула она. — Обалдеть! Ты тоже здесь!
Я замерла и уставилась на нее, даже не пытаясь улыбнуться. Теперь я ясно чувствовала, что вся ее радость — притворная. Когда я смотрела на Адель за столиком, она испугалась. Испугалась, что я здесь, что я вижу, почему она на самом деле бросила меня. Никаких важных дел, просто хотелось отдохнуть от меня в компании настоящих друзей.
Хотя я не отвечала и по моему лицу можно было догадаться, что я не разделяю ее восторга, Адель все продолжала лыбиться. Неужели всегда, когда она так улыбалась, это было не правдой, а актерской игрой? Сколько таких ее улыбок я приняла за чистую монету? Неужели меня так легко одурачить?
Наверное, прошла еще минута, прежде чем улыбка все же сползла с Адель. Я не собиралась первой начинать диалог, пусть она сперва скажет, что думает. А уж я потом начну все выкручивать так, будто она во всем виновата. Это ее тактика, так пусть теперь она работает против нее.
— Ксюш, — наконец сказала Адель. — Что ты здесь делаешь?
— Ем.
— Ты сама?
Я кивнула. Адель
— Не ожидала? — спросила я, не желая упустить шанс позлорадствовать.
Хотя внешне я держалась спокойно, внутри все клекотало. Долго я так не выдержу. Очень скоро Адель увидит, как я нервничаю и тогда ей не составит труда снова сделать из меня виноватую.
— Да, — просто сказала Адель.
Такого ответа я ожидала меньше всего. Она запросто приняла то, что ошиблась? Ну и ну. Почувствовав себя капельку смелее, я перешла в атаку:
— Почему ты сказала, что занята? Почему не позвала меня тоже? Ты же знала, как мне было плохо все эти дни.
На последних словах я еле сдержалась, чтобы не всхлипнуть. Адель смотрела на меня с легким прищуром. Наверное, под этим взглядом я бы вскоре разрыдалась, но тут в туалет зашла какая-то женщина. Она не обратила на нас внимания. Зато Адель пришлось отступить от двери, чтобы дать ей пройти, и она оборвала зрительный контакт. Я шумно втянула воздух и сжала кулаки. Надо держаться, иначе все снова повторится — я посчитаю, что нет ничего такого в поступке Адель, а она в который раз убедится, что со мной можно обращаться так, как ей заблагорассудится.
Когда я в следующий раз подняла взгляд, то увидела, что Адель стоит гораздо ближе ко мне. Как будто она был тем персонажем из компьютерной игры-страшилки, который приближается, когда на него не смотришь.
— Ты хочешь знать ответ? — сказала она.
Я кивнула, так сильно сжимая губы, что те занемели. Ну и хорошо, пусть лучше так, чем Адель увидит, как они дрожат.
— Ладно, Ксюш, ты сама напросилась. — Адель пару секунд смотрела в сторону, словно на стене были написаны подходящие слова. Затем она уставилась на меня. — Я не хотела тебя видеть. Знаешь, от тебя надо делать передышку. Твое общество утомляет. Ты ведь только и умеешь, что ныть, жаловаться, расстраиваться. Я не из службы моральной поддержки. Я хотела хорошо провести время… Поэтому не позвала тебя.
Адель говорила так просто и уверенно, словно озвучивала общеизвестные истины. Каждое ее слово било меня так же, как если бы это вживую делал профессиональный боксер. Я думала, что держусь стойко, но затем вдруг поняла, что по щекам бегут слезы.
— Зачем ты так говоришь? — выдавила я. — Ты же на самом деле не думаешь так обо мне.
— Ты уверена?
Я отступила на шаг, будто слова Адель были хлыстом, который не достанет до меня, если я отойду. Я врезалась в столешницу с раковинами и опустилась на нее.
— Уходи, — сказала я, сжимая столешницу руками так, что ее угол больно впился в ладонь.
— Ладно, — сказала Адель. С самого начала монолога она не менялась в лице и сейчас тоже оставалась нейтральной, будто мы говорили о погоде. — Только помни потом, что ты сама меня прогнала.
Адель ушла, аккуратно прикрыв за собой дверь. Я все продолжала держаться за столешницу. Слезы застелили глаза, так что я ничего толком не видела.
Тут вернулась та женщина. Она подошла к раковине, чтобы помыть руки. Я быстро смахнула слезы рукавом.