Исповедь пофигиста
Шрифт:
Догнал до границы, пру без очереди — такая крутая машина, все позволено! Там все офигели. Я к шлагбауму, выбегает вояка. Я стекло опускаю и пальцем показываю на дверь: там дырка от пули. Шлагбаум подымают. Поляк что-то начинает орать. Я спокойно говорю:
— Пан, вы понимаете по-русски?
— Где прострелили? Выходи!
Я дверь открыл, а выйти не могу: спина приварилась к сидушке. Я рукой по спине — вся в крови, и кровь уже запеклась, вся спина разрезана, а в машине ни проводка не зацепило.
Вызвали «скорую». Спину отодрали от кресла и зашили.
— Что случилось?
— Стреляли! Думаю, в вас лично. Не в меня же! Вот бумажка из полиции.
— Кто стрелял?
Я рассказал. А он:
— Ты что, не мог уйти?
— Так я же и ушел!
Я сразу понял, чего этот козел со мной не поехал. Ишь, как он меня вместо себя подставил! А я ему не Кеннеди, меня никаким братом не заменишь.
Короче, он заплатил мне пятьсот баксов плюс столько же премии, и жратвы понавез мне в больницу три багажника. Машину решил не чинить — пусть будет меченой. А ее все равно через три месяца украли. Уехал Завадский утром на «БМВ», приезжает днем на такси. Поднял на ноги весь Киев. Не нашли.
После ему пригнали «опель-астру», попроще. На ней, может, ездит и сейчас, если не убили, конечно: бандиты долго не живут.
Глава двадцать первая
В Сибири есть городок Колпашево, а в нем два пивзавода. И горисполком издал судьбоносный для всех колпашевцев приказ: пиво за пределы Колпашево не вывозится: золотой запас.
В Стрежевой всего два раза завезли чешское пиво — такие очереди были! А в Колпашево пивом обжирались.
Кроме пива в Колпашево своя зона, а добраться туда можно только по зимнику. Зэки там покупают пиво вместо водки, сразу по пятьдесят-сто литров — ведрами, бочками… И местные жители тоже.
И вот мне, Рыжему, пацану еще, дают в военкомате направление на курсы в этот самый пивгородок. После курсов мы получаем права и прямиком в Венгрию. Мы страшно радовались, что попадем за границу. За гра-ни-цу! Понимаешь, у нас Москва, Ленинград — Большая земля.
— О! Этот человек приехал с Большой земли!
— Ты знаешь Петруху? У него есть знакомая Лена, так у той Лены тетка двоюродная, а у нее сын вернулся с Большой земли. Представляешь?!
Короче, Москва стоит, Кремль звонит. А тут — аж за границу!
Мы из аэропорта Колпашево сразу же бросились пить пиво. Наш старшой орет:
— Ребята! Куда же вы? Вы будущие водители, мать вашу!
Но пиво… Конечно, марочное, одиннадцать с половиной градусов, неразбавленное: пару литров — и наповал. Бутылку выпиваешь залпом — тебя уже раз качнет, а после второй бутылки ты уже можешь себя со стороны наблюдать. Зрелище мерзкое.
Водка томская плохо продавалась, а пиво мгновенно. Открываешь на уроке портфель, а там… конечно, пиво. Не учебники же! Как его не пить? Сгниет же. А дешевое какое! Его даже не крали. Зачем? Три рубля — десять литров.
Мы устроились у какой-то бабки всего за двадцать пять рублей с каждого. Перво-наперво взяли у нее эмалированное
На правах потом фотки наклеили — жуть! У меня на фото волосы совсем ощетинились, как будто через меня ток пропустили, а у Славки глаза свело. Все менты докапывались:
— Чего у тебя глаза здесь?
— Дернулся, — врет.
Инструктор Баталыч всегда приказывал: дыхни! А сам тоже немножечко пьян. Как же иначе?.. Но чуть вильнешь в сторону — домой, вечером пересдача. Он всегда с плеткой ездил, и чуть что — по рукам: не виляй! Поэтому руки у нас всегда синими были.
А пиво удивительно быстро уходит: попил — пописал. А настоящее — тем более. Руки из ведра вытащишь, и руки липнут — вот это пиво! Пьешь пиво, и рот открыть нельзя: язык прилипает к нёбу — вот это пиво! А все остальное — моча пьяного ежика.
Нам рассказали, почему бармен в Баварии всегда ходит в брезентовых штанах с кожаной прокладкой на жопе. В Баварии есть пивные, где продают абсолютно чистое пиво. Кружки огромные, бочки в стены вмурованы, и бармены, как я уже сказал, с кожаными латками сзади.
Раньше качество пива проверяли так: лавку обливали пивом и бармен должен был проехать по ней на жопе, затем встать, и чтобы лавка прилипла к штанам. Если нет — ему хана: не разводи! Но обычно лавочки прилипали.
Мы пропили все бабки, еды никакой. Купили сахару и пили очень сладкий чай: я убедил всех, что сахар подымает тонус. Так проходило наше обучение. Из тридцати пяти человек права получили только одиннадцать. Я сдал сходу благодаря пиву. Хотя и странно: пили-то все одинаково.
А дома в Стрежевом мне подсказали, что лучше служить поближе к дому, а в Венгрии пускай служат венгры. Для этого мы со Славкой легли в стрежевскую больницу с бронхитом.
Как-то приходит медсестра:
— Помогите, ребята, я же вас отмазала. Там тетка умерла, а все грузчики морга пьяные.
Картина, блин, конечно, отвратная. Тетка уже пожелтела и собирается позеленеть. На ноге номерок. Морг — метров двести от больницы. Мы ее погрузили в «Волгу» и в морг. Видно, мы все это правильно сделали, потому что нам предложили там поработать. С армией можно было и подождать, а жмурики ждать не любят.
Одна девка сама удавилась. Чего ей, глупой, у нас не понравилось? Видать, проблемы были. Мы таких девок перевезли до хрена. Нам звонят патологоанатомы:
— Срочно… труп №64… мужчина.
Едем в холодильник, в нем полный мрак. С фонариком находим свой труп: действительно №64, действительно мужчина. Мертвецы — все мужчины, у них импотентов не бывает.
А Славик один раз немножко выпил и на трупной тележке заснул. Простыней укрылся, лежит, как труп, не дышит. Подходит та медсестра:
— Что, Славик умер?
А там — так тихо, спокойно. Ну умер чувак и умер. Чего ему еще делать? Никто даже не спросит: как? Работаешь, работаешь — бац! — и умираешь. Подойдет кто-нибудь: что, умер? Да… ну что ж.