Исповедь пофигиста
Шрифт:
Я говорю:
— Если они вернутся, ты первый убежишь.
А мои бандиты поворчали немного, посетовали на бандитские порядки на дорогах и приказали гнать дальше. Они-то свое у других отнимут.
Глава восемнадцатая
О своих рейсах я могу базарить круглосуточно, причем без всяких предисловий, а просто так: ехали мы из Белоруссии…
Ехали мы из Белоруссии, кофе везли на Киев. Втроем. Останавливает нас таможня:
— А сколько у вас седоков?
— Двое.
А я обычно
— Здрасте!
Он тоже:
— Здрасте! Это кто?
Вовка отвечает:
— Клиент.
— В машине два кресла, вас трое. Что будем делать?
А я как раз вспомнил случай в школе, когда мы на практику в село собирались и учитель нас инструктировал:
— На практику поедете по двое. По двое! Это не по трое и не по четверо. А по двое! Вот, например: ты и ты или ты и ты. А может, ты с ним не желаешь ехать. Тогда — ты и ты или наоборот…
И так — полчаса. Сложная это штука: на первый-второй рассчитайсь!
А мент все дико упрощает: что будем делать?
Вовка просит:
— Давайте чем-то обойдемся.
А я свое говорю:
— Ну, командир, давай договоримся, не в первый раз ездим через тебя.
— А договор есть?
— Нет. На фирме забыли. Но сейчас кофе везем, завтра за спиртным поедем. Светилась же машина. Чего тебе привезти? Мы все жрать хотим. Что у тебя, жены нет? Вон — кольцо на пальце, значит, и ребенок, в натуре. Ну куда ты этот штраф засунешь? Старшой тебя похвалит? Звезду через пару лет получишь или не получишь — один черт. За нас, за фуфло такое, звезду не влепят, а договоримся — бабки тебе живые. Я работаю — я ворую, ты тоже воруешь, значит, работаешь. У нас страна воровская и жизнь воровская — иначе нельзя.
Я все это очень быстро сказал. Кто же такое долго слушать будет?
Он надулся всерьез:
— Ну у вас и разговоры… Слышь, Толик, может, застрелить его для порядку? Давай тебе сейчас пулю выпишу, распишу на двоих.
А Толик его сидит в будке, порнушку по видику смотрит. Холодина кругом. Видик замерз, тормозит — Толику не до нас.
— Не ори, отстань! Тут фильм такой, досмотреть надо.
Вовка был моим напарником, после него был сынок одного моего знакомого — прирожденный водила: мог ехать и спать на автопилоте! Вовка тоже хорош, но как-то поехали с ним за кожей на Одессу — очутились в кукурузном поле; больше Вовка никогда ночью не ехал.
А тот, прирожденный, едет, глаза прикрыты.
— Дима, Дим! — ноль.
Но чуть что — он сразу по тормозам, он даже обгонять мог спя. Я его взял в восемнадцать лет: он только-только на права сдал.
Таможня у нас везде знакомая.
— А, это ты!
— Я.
— Куда?
— На Москву.
— Проезжай!
Фуфляндия!
Сидим, едем с Вовкой в Полтаву за обувью. Клиент, зараза, заснул, ноги вытянул и сорвал трубку системы охлаждения. Смотрю, пар пошел…
— Вова, тормози!
Клиент проснулся, глядит, а у него ноги парят.
— Горим! — визжит.
Спрыгнул
— Тащи, Вовка, сюда весь лимонад.
Вылили четыре бутылки — не хватает. Клиент вернулся. Я ему говорю:
— Ну что же вы ноги-то тянете, какого хрена?
— А что у вас за машина? Все трубки наружу торчат.
Я объясняю:
— Такая гребаная система, «ифа», немецкая — для Африки. Пожары у меня были часто и всегда во сне. Не доезжая до Вильнюса, легли спать, кто-то долбится в окно. Вовка просит:
— Не открывай, это рэкет.
Я спросонок шепчу:
— Рэкет, пошел в жопу!
Глядь, мент прибалтийский:
— Ребята, вы горите!
Я говорю:
— Счас! Я ни за что из машины не вылезу. Не плати ему, Вовка, давай дальше спать. А чего он, собственно, так долго кричит?
Открыл окно: О Господи! — точно пожар.
— Вовка! Мы горим! Нас менты подожгли!
Ментам тоже нужно верить, иногда.
А маргарин — это вообще опупея!
Спрашиваю клиента: сколько груза?
— Десять тонн.
У нас машина на восемь, а Вовке все нипочем:
— Давай, грузи, две тонны перегрузу — не горб!
Грузят, грузят, грузят…
— Смотри, — говорю, — по колесам вроде уже больше десяти тонн.
Ладно. Выезжаем на трассу. Притопили сто километров, идем нормально — бабах! — колесо лопнуло. А, думаю, старое колесо. Поменяли, едем дальше. Я прошу:
— Ну-ка останови.
Глядь — а колесо горячее. Заехали на паркплац. Там гулька идет, все бухие, гармошка играет. На самом паркплацу — бабах! — второе колесо — тоже заднее внутреннее. Мужики собрались — пьянющие, сочувствуют. Костры горят, гармошка играет, водка ящиками и кругом одни фуры.
— Ну, мужики, — говорят нам, — пол-литры ставьте, счас поменяем.
Подкатили колесо — восемьдесят килограмм. И пошло: один на гармошке бренчит, другой монтировкой орудует, третий кувалдой, четвертый спорит с третьим, как надо оббивать, — все при деле. Такой дебилизм! Поставили мы мужикам пол-литры на ящик водки.
Поехали. Через два километра опять колесо горячее. Чувствую, наша карьера кончается. До прибалтийской границы доехали за пять суток. Колес нет, денег нет, через каждые три километра или льем воду на колесо, если есть, или писаем на него. Перегруз, а ни фига не выкинешь — пломбы.
Едем на первой-второй передачах. Все нам сигналят, мы всем машем: обгоняйте, мол. Вовка на руль ногу положил, подсос вытащил, едем — отдыхаем.
На границе говорю:
— Пошли по соотечественникам, попросим Христа ради пожрать.
Короче, нашли украинскую фуру, мужик кусок хлеба отрезал. Вовка продал свой термос, китайский, здоровый, с кнопочкой — белорус взял за жратву; тельняшку Вовкину тоже сменяли на камеру.
А за границей — автобан Вильнюс-Паневежис. Там все фуры сто — сто двадцать идут. Мы гоним двадцать, стараемся не отставать. Отдыхаем.