Исповедь пофигиста

Тавровский Александр Ноевич

Я прошу:

— Отец, встань, пожалуйста, неудобно.

— Мне — удобно!

Мать подошла:

— Алик, встань. Ты ничего не понимаешь. Люди ждут.

— Не пущу! Свадьбы не будет!

Ну, как в кино. Что делать? Тут все начали скандировать:

«Алик, уйди! Алик, уйди!»

А он только бурчит:

— Толик, не вмешивайся! Это не твой сын, Серега, это мой сын!

Толпа мычит, матерится, уже проголодалась, а он, как козел бородатый, сидит. И обойти его — никак, и напоить нельзя. Мы с ним один раз

так пили наперегонки, я его перепил. А что из этого вышло? Он заснул дома, а я на улице у колодца. На хрен мне с таким отцом связываться!

А тут уже другая пара подошла. Мы пошли в обход бати в ресторан. Там, как нас увидели, сразу вальс Мендельсона заиграли, а мы пришли жрачку забрать. Я кричу музыкантам:

— Хорош! Не расписались! Отстаньте!

Мы всю еду забрали, поделили между родней. Родни у нас оказалось полгорода, не брешу.

А жаль. Ресторан-то мы сняли аж на двадцать четыре часа. Там, в Стрежевом, не так, как везде у людей: до двадцати трех и конец. Там город сибирский, свадьба у нас гуляется круглосуточно, вместе со всем обслуживающим персоналом. Поэтому директор ресторана гуляет кажин день, только после двенадцати ночи едет домой с ключами, а в ресторан приезжает милиция, и всю ночь гулька. Битвы бывают редко, а спать ложатся прямо в ресторане на лавочках.

А что я скажу отцу? Ничего, это же отец!

Танька прождала год и вышла замуж. Батя был прав, он всегда прав.

Но после армии он меня все же не уберег. Приехал я в Киев. Выезжал из Стрежевого — минус тридцать пять градусов, я в унтах; а в Киеве — плюс шесть, лужи кругом, и я топаю по лужам в унтах. Такая труба!

Позвонил друзьям. Начал торговать рыбкой: тогда кто не торговал, тот голодал. Реформы, блин! Сделал капиталец на горбуше: она шла с икрой, а у меня проходила без икры. Икра выходила «чистой». И весы были без эксцентриков. В общем, нормально, как положено. Я числился продавцом, а директором поставил одного чудака: он только бумажки подписывал. Дурдом!

Потом рыба вся вышла, я поступил водителем в автопарк Министерства культуры. Послали меня обслуживать один из музеев Киева. Привез туда доски. Пока меня разгружали, гляжу — две девчонки стоят и о чем-то спорят. А я как раз знал то, о чем они спорили, ну и удивил их. Одна, Люба, после мне позвонила в автопарк, сказала, что работает на узле связи. В пятницу я с ней встретился у нее дома, поговорил с родными. Отец ее только вопросы задавал. В субботу пошли в загс. А бати-то моего рядом не было! В понедельник я уже у нее жил.

И понеслось строительство — туда-сюда. Отец с матерью у Любы тоже на узле связи работали. Династия! И у меня вся семья в автопарке. Тут бы и задуматься, а я, козел, обрадовался.

Купил видеотехнику, мебель на десять тыщ, и свадьба за мой счет. Три дня жрали-пили. А там тридцать первое, Новый Год. Вечером приезжаю домой, приходит Любка:

— Игорь! Мне надо с

тобой поговорить.

— А что случилось?

— Мне нужно, чтобы ты ответил на вопросы.

— Да тю, какие вопросы, я что — на допросе?

— Где ты родился, в какой школе учился, как звали учителя географии?

— Да что я, помню?

— Надо вспомнить!

— Да ты что, ментовка?

— Нет, но на работе попросили.

— Где? В узле связи? Почему меня на работе об этом не просили? Кто мной интересуется? Главный связист? Я все налоги показал!

— Какие?

— Да с рыбы. Ну, пару штук с налогов скрыл, конечно.

А я ей, Любке, недавно звонил на работу:

— Позовите Любу.

— Какую? — спрашивают.

— Лукацкую!

— У нас такой нет.

А какая есть, интересно? Она тогда сказала, что ее перевели в другой отдел, я поверил. Почему бы нет?

— Так где же ты работаешь? — спрашиваю.

— Я не работаю на узле связи.

— А где, господи?

— В КГБ.

— В киевских городских банях? Если ты, Любка, в КГБ, то я личный охранник президента Украины. Какие проблемы?!

Тут у нее стало такое лицо — я еще такого не видал. Она пошла в коридор и вернулась с курткой. А в ней документ: Любовь Ивановна Украинец, третий отдел КГБ.

Все, меня проверять обязательно! Я — муж сотрудника украинского КГБ.

А может, я агент русской разведки? По совместительству. Я ответил на сто семьдесят или двести вопросов, иногда совсем дурных. Прошу:

— Лю-уба! Можно, я не буду отвечать?

А она кричит:

— Па! Он не помнит адрес школы. Можно, он не будет его называть?

А папа отвечает:

— Нельзя!

Я опупел:

— А папа тут причем?

— А он тоже там, в пятом отделе.

Я кричу теще:

— Любовь Ивановна!

— И она там.

Звездец!

— А кто же не там?

— Все там, у нас весь дом в КГБ. Такой дом. Видел соседа, здорового такого? Он у нас начальник внутренней тюрьмы, папа с ним всегда на работу ходит.

Через трое суток Любе сообщили, что мои данные в целом подтвердились. Правда, у двух учителей я спутал фамилии с отчествами, но теперь ей все же разрешили стать Лукацкой. И началась каторга.

По утрам:

— Па-адъем!

Папаня со мной обращается, как раньше с зэками, ему с ними не дали доиграть, видно.

В ванную заходили так: сначала шеф, потом Любовь Ивановна, а там и мы с Любкой. В туалет так же: вперед он, за ним жена, под конец — я и Любка. Можно сразу вдвоем, это разрешалось.

Садимся за стол: он всегда рядом с балконом. А я там тоже хочу, там теплее у батареи. Нет, бляха-муха — он там! Я говорю:

— Почему вы именно там?

— Это мое место.

— А я не признаю этого с детства. Мое место! Моя чашка! Моя кружка! Мы что, медведи, что ли: папа-мишка, мама-мишка и я мишка?