Исповедь травы
Шрифт:
Она подошла к Линхи с любопытством звереныша, не торопясь обошла вокруг него два раза, наслаждаясь созерцанием - только фиалковые глаза горят на темном лице. Линхи в своей усталой отрешенности не мешал ей разглядывать себя. Наконец темнокожая воспитанница Пэгги опустилась перед ним на корточки и попыталась заглянуть в его глаза.
– Фердиад, - высказалась она с уважением.
– Чего?
– не понял Линхи.
– То есть Беовульф, - быстро поправилась Сиомбар. Истребитель чудовищ. Боеспособен, как конь.
– Слушай,
– Линхи в изнеможении прикрыл глаза.
– Позвала бы ты сюда Элендис или госпожу Маргариту...
– Пэгги сама выйдет через пять минут, - отозвалась Нездешняя.
– Она уже увидела тебя, сейчас будет всю нашу валлийскую школу по цепочке собирать. Всем ковеном решим, что делать с этой...
– А что Элендис?
– перебил ее Линхи.
– Эленд сидит наверху. И не думаю, что захочет выйти.
– Это еще почему?
Сиомбар запнулась, и Рысенок ясно ощутил, как повеяло пронизывающей сыростью болот в ароматном воздухе парка.
– Вчера Флетчер вернулся сам. Но...
– Договаривай!
– Линхи схватил ее за плечи.
– Что с ним?
– Его как подменили... Он отказывается петь свои лучшие Слова - они ему больше не нравятся. И забыл... забыл то, что было у них с Эленд... соприкосновение...
Конец фразы Сиомбар заглушил злорадный смех. Линхи обернулся как ужаленный - да, пленная девица смеялась, и корка грязи на ее лице от этого смеха потрескалась, превратив его в жутковатую личину...
– Ты опоздал, наемник, - проговорила она с нескрываемой злобной радостью.
– Все свершилось. Наконец-то эта проститутка получила по заслугам - впредь трижды подумает, прежде чем лезть в постель к чужому жениху...
– Что-о?
– Линхи вскочил и пнул ее в бок.
– Да как у тебя язык не отсохнет, ты, дрянь?! С чьим это женихом она спала?
– С Хэймом Флетчером, - невозмутимо ответила Многая.
– Он был предназначен мне пять лет назад, еще до того, как связался с этой сучкой!
Рысенок заглянул в ее глаза - и отшатнулся: в них клубился, дрожал, смеялся туман Ожерелья... И таким было в тот миг выражение его лица, словно Тень бесшумно промчалась у самых глаз и задела его своим крылом.
* * *
"Ветер сорвал капюшон - закрываю лицо руками. Нет пути... Я сюда не хотел идти, Черная Свеча и Зеленый Камень! Сотнями ног стерты ступени... Внятен приказ: "На колени!" Нет! Не склонюсь! Кто мне сможет помочь? Мокрым снежным плащом обняла меня ночь. Дурная примета - нет сил не поверить в это... Выбор сделан - изгнанник, прочь!"
Того, что произошло на самом деле, я тогда не знала и не могла знать. Это рассказали мне Сиомбар и Авигея, допросившие Многую - уже потом, когда я стояла на коленях перед статуэткой Андсиры Взывающей и на губах моих умирала нерожденная молитва.
А тогда был всего лишь разговор...
"Элендишка, мне нужно серьезно с тобой поговорить... Знаешь, я ухожу из "Баклан-студии".
"Как уходишь, Флетчер? Почему?"
"Видишь ли, наши уличные концерты - скорее развлечение, чем действительно денежное дело. А я ведь не одинок, как все вы, у меня мать, я обязан содержать ее..."
"Какие глупости ты говоришь, хороший мой! Разве леди Тассия голодает? Разве "Баклан-студия" не делится с ней всем, что у нас есть?"
"Все так, но... Этого хватает только на каждодневное существование, а надо больше. Много больше!"
"Но зачем?"
"Я это узнал совсем недавно. Есть такая Исета Виеран, которая умеет исцелять то, что сделали с маминой рукой. Даже такие старые спайки, как у нее - но это стоит очень больших денег. В "Баклан-студии" я никогда таких не заработаю".
"Слушай, но существует же этика Целителей! Я поговорю с Деррилином, с Ютой, кто-нибудь из них знает твою Исету попытаемся уговорить..."
"Это не имеет никакого отношения к этике. На такую операцию расходуется полуторамесячный запас энергии - целитель после нее пластом лежит, а ей же еще и есть надо, чтоб энергию восстанавливать! И сама понимаешь, не что попало, а мясо, фрукты всякие, молоко... Так что не делается это за бесплатно, и никто ее не уговорит".
"Тогда соберем мы тебе эту сумму, всей "Баклан-студией" соберем! Леди Тассия ведь не чужая нам. Да и вообще - почему ты нам сразу не сказал? У нас же последние два месяца дела шли хорошо, мы бы отложили кое-что..."
"Элендишка, я не могу всю жизнь быть обязанным вам. В конце концов, мужчина я или нет, если не могу обеспечить собственную мать?"
"Не надо так говорить, пожалуйста! Это слишком напоминает мне Тихую Пристань - если ты не добытчик, значит, не мужчина..."
"В чем-то это правильно. Нельзя вечно сидеть на шее у друзей, недостойно это".
"Хорошо, тогда куда ты денешься? Возьмешь работу по контракту?"
"Еще не знаю... Может быть, даже что-то, вообще не связанное с Словом. Нельзя всю жизнь делать только то, что нравится".
"Ты с ума сошел, Флетчер! Ты же ничто не умеешь делать так хорошо, как..."
"Значит, ты любишь меня только за мои песни? А если бы их не было, я был бы совершенно не интересен тебе?"
"Опомнись, любимый мой! Как тебе вообще могло в голову такое прийти! Твои песни - это и есть ты, все лучшее в тебе! Разве можно отделить тебя от них и их от тебя?"
"Да, но моя жизнь ими совсем не исчерпывается. Вы же не желаете знать ничего другого и удерживаете меня... Сами хотите только развлекаться и от меня требуете..."
"Флетчер, что с тобой? Зачем ты так говоришь? Ты же видишь, как мне больно это слышать!"
"Извини, Элендишка, но я должен был это сказать. Тем более тебе - я ведь знаю, что ты берешь деньги от Арана".
"Ты пытаешься упрекнуть меня в этом?"
"Да. Так дальше продолжаться не может. Или ты со мной, или с ним".