Исповедь травы
Шрифт:
– Знаешь, меня, конечно, интересует, что по этому поводу думает твой батюшка, - перебиваю я, - но еще больше меня интересует, в чью голову первой пришла свежая и оригинальная идея устранения Верховного - в твою или Шинно?
Секунду на его лице отражаются мучительные колебания сказать или нет? Я жду. Такой либо скажет правду, либо не скажет ничего.
– Это был замысел Шинно, - наконец выговаривает он.
– И нечего дырку во мне взглядом сверлить. Мы оказались прижаты к стенке, "оплошность" с тобой и Араном могла стоить головы многим, а проблема так и оставалась проблемой. А ты
– И укрепили народные массы в вере в святость Ирмы диа Алиманд!
– А чем это чревато?
– Уже ничем. Все, что мог, уже сделал. Как только назначили нового Верховного Экзорциста, он тут же меня изловил. Чисто для профилактики, чтоб не прорицала лишнего. Этот, конечно, был уже не чета Зверю, и с ним я творила, что хотела, но когда у тебя выбор: устроить чудо огня или сложиться без пользы для дела...
– А разве не этого ты хотела изначально?
– Изначально, заметь! С той поры ветер успел перемениться. После моего чудесного не-сгорания народ заговорил уже не о святой Ирме, но о новом пришествии Святой Бланки. Слово вылетело, кошку назвали кошкой, и у кого были уши, тот услышал.
На его лице неприкрытый испуг - понял-таки... Впрочем, если они работают в паре, Шинно должен был все ему объяснить. До сих пор уши горят, как вспомню выволочку, устроенную мне Лайгалдэ... "Ты отдаешь себе отчет в том, что произошло? Он твой Поборник, и обязан подставлять за тебя свою голову - никак не наоборот! Но сейчас он вышел сухим из воды, а вот о вступлении в игру Огненной - о твоем!
– Тень теперь прекрасно осведомлена! Теперь жди неприятностей как только, так сразу... Неужели ты не понимаешь, что теперь, когда впервые за очень много лет собрались вместе все Жрицы Стихий, ты не имеешь права - да, именно не имеешь права!
– умереть до инициации?"
Испуг на лице Линхи тем временем сменился раздражением:
– Знаешь, девонька, а какого вообще черта ты делала в Романде после смерти Ле Жеанно? Тебе что, мало показалось?
(Да, пребывание в Городе ощутимо подпортило манеры этому романдскому рыцарю - последняя фраза отнюдь не образец учтивости и куртуазности. Дурное дело, известно, нехитрое...)
– Неужели не понятно? Наблюдала, что из этого вышло и можно ли считать результат удовлетворительным, - Самое обидное, что тут он прав. Если бы я тогда на какое-то время исчезла из Романда... но никто не властен сделать бывшее небывшим.
– Скажи спасибо, что после этой новости мне удалось пинками прогнать Арана назад в Город. В конце концов, что от нас требовалось? Убрать посланца Тени или все-таки остановить резню еретиков?
– По крайней мере, тут мы преуспели, - невесело усмехается Линхи.
– После твоих учинений в могуществе Святой Бланки не сомневается уже никто. Сейчас святые отцы ломают копья в диспутах, действительно ли Бланка сестра Господа или просто очень сильная святая. Но кровь больше не льется, а это самое главное.
И тут я замечаю, что все это время Флетчер прислушивается к нашей перебранке с откровенным тревожным интересом. Только этого мне и недоставало для полного счастья...
– Слушайте, а о чем это вы?
– в отличие от Флетчера, Пэгги последний раз была в Романде более трех лет назад, а потому потеряла нить разговора в самом начале.
– Так, - отмахиваюсь я.
– Разбор полетов с крыши на чердак. Да, кстати, Линхи, - круто меняю я тему беседы, - когда ты ушел от отца, ты, судя по твоей одежде, пошел прямиком в Город?
– Именно так, - подтверждает он.
– Просто осознал в какой-то момент, что помочь больше ничем не могу, а вот навредить способен. И после этого в Романд уже не возвращался. Бродяжил года полтора по Сутям на свой страх и риск, смотрел людей и мироздание...
– А как же Шинно?
– А что Шинно? Я уже не мальчишка, и без Шинно справлюсь!
Я скептически хмыкаю - на вид этому рыцарю-оборотню, если повнимательнее приглядеться, никак не больше двадцати. Хотя Романд не Город, там в семнадцать лет уже женятся.
– Он сейчас, скорее всего, тоже где-то в Городских Сутях, - добавляет Линхи мрачно.
– Насколько я вообще его знаю, пошел по бабам. Или ищет, кому подороже продать свой меч и боевой опыт. Ибо дома его тоже ничего особенно хорошего не ждет после того, как кангранцы показательно вломили сначала Харвику, а потом и Северину, идея крестовых походов в Романде больше не популярна. А все прекрасно помнят, у кого Шинно состоял на службе до того, как...
Не скажу, что эта информация очень меня порадовала - сразу по нескольким причинам...
– Эй, Хэйм, - Пэгги, видно, окончательно надоел наш труднопонимаемый разговор.
– По-моему, твоя леди заскучала. И во всяком случае, мы заскучали точно. Сыграй еще что-нибудь!
Как красиво его лицо сейчас, в золотых и лиловых бликах! Он смотрит на меня вопросительно, чуть подмигивает... Мы одно сейчас, и моя тревога эхом отдается в нем. Я киваю. Защита, пусть и не абсолютная - как она нужна сейчас нам обоим!
Он начинает играть вступление к Слову Купола - не своему, Россиньоля. Оно последнее и потому самое главное. При первых же аккордах ведьмочки тихо отходят в сторонку - это только для меня...
Как только пляску начинает
Язык огня во тьме каминной...
Один из лучших моих танцев... Смотри, рысь-оборотень, знающий, кто я такая, запоминай - потом брату расскажешь.
О Андсира Справедливая, только сейчас осознала, насколько он опасен на самом деле - у него же ножны под стреловидный меч! Двадцать лет - и уже Брат Дарги!
Да-а... Встреча...
Играй, Флетчер, играй еще яростнее... любимый мой...
Прошлое вновь вскипает в крови,
Время сражений и время любви!
...Танец кончается, и я снова присаживаюсь рядом с Флетчером, рассеянно допиваю остатки из его бокала. Жарко, платье липнет к телу. Хоть бы скорее эта гроза, а то от духоты даже в сон клонит.
Как одуряюще пахнет этот белоцвет...
Проснулась я уже в своей спальне от прямо-таки оглушительного раската грома. Ночь, но спальня полна каким-то идущим ниоткуда призрачным сиянием, и в нем я вижу, что Флетчера не только нет рядом со мною, но постель вообще раскрыта лишь наполовину. На мою половину. На столе искристо белеет бесценный флакончик, так и не раскупоренный нами в эту ночь.