Исправляя ошибки
Шрифт:
Он говорит эти слова, стараясь не замечать внезапного чувства, которое изумительно напоминает родительское чувство и которому владыка не способен отыскать объяснения.
— Увести, — дает он отмашку солдатам.
Те скручивают пленнику руки за спиной и тащат его в направлении дверей.
Только сейчас в сердце Бена просыпается непримиримая ярость, ужасное неистовство, за которым стоит отрицание.
— Нет! — кричит он, теряя человеческий облик и, вырвавшись на секунду из рук конвоиров, падает на пол. — Я — не джедай!..
Он простирает дрожащие руки к человеку в черном, но не находит у него отклика.
— Я —
… — Я — не джедай… не джедай… — бессмысленно лепечет Бен, не открывая глаз, сжавшись в комок у стены в своей камере. — Я не джедай… поверь мне, владыка!.. — в последний раз повторяет он прежде, чем открыть глаза. Однако, не приходя в сознание, закрывает их вновь — и кошмар продолжается.
Комментарий к XXXXI
* Люк воскрешает Бена при помощи Темного проникновения (Dark transfer). Подробнее тут: http://starwars.wikia.com/wiki/Dark_transfer
и для не владеющих языками вот тут в самом конце: https://www.jcouncil.net/topic32190.html
По версии РВ Люк, вроде, оной не владел. Но у нас тут не РВ.)))
* Сержант Лис (Фокс) — один из солдат-клонов, участвовавших в нападении на храм джедаев на Корусанте. Впоследствии служил на военной базе на Центакс-I. Подробнее о нем: http://starwars.wikia.com/wiki/CT-0000/1010
* О том, что Энакин мечтал назвать сына в честь Квай-Гон Джинна, говорится в серии комиксов «Дарт Вейдер и пропавший командир».
Святилище Вейдера: http://source.superherostuff.com/wp-content/uploads/2017/01/AN1-CA-001425.jpg
P.S. Поздравляю всех женщин детского, юного, зрелого и пожилого возраста с надвигающимся праздником женской красоты и весны! Да пребудет с вами настоящее весеннее настроение!)
========== XXXXII ==========
— Чего ты от меня хочешь?
«Чего ты от меня хочешь? Ты явился ко мне, а не я к тебе, Бен».
— Зачем мучаешь меня? За что наказываешь?
«Потому что шпионы и предатели заслуживают наказания».
— Я всегда был предан тебе!
«Мне? Или своему паршивому тщеславию; своей смешной гордыне и спеси?»
— Я любил тебя!..
«Не меня, а лишь себя самого».
Он молил, чтобы владыка дал ему ответы — и теперь он получил, что хотел. Но таких ли ответов он ждал? Правдивые, прямолинейные и беспощадные; они всякий раз режут его душу, будто ножом. Вновь и вновь он слышит только их — и каждое слово заставляет его болезненно вздрагивать.
Ему страшно, и спрятаться некуда. Кругом одно и то же: вездесущая, всеобъемлющая мощь темного владыки, которая проникает в самые отдаленные, самые сокровенные мысли пленника, чтобы узнать все его тайны. Вновь Кайло переживает то же чувство, что некогда в юности при первой встрече со Сноуком: выпотрошенная оболочка; разодранная, обнаженная в клочья душа… сколько раз он сам проделывал это с другими! И мог ли представить, что сам претерпит подобную пытку от того, кого любил все эти годы и кому поклонялся? Сама эта мысль для него нестерпима. Худшее, что могло случиться с ним; неизмеримо страшнее, чем страдания плоти, головные боли от наркотиков и галлюцинации.
Прежде тишина, молчание его кумира сводили юношу с ума; но в молчании, по крайней мере, можно обрести покой, можно провалиться в пустоту, когда тебя в очередной раз накачают лекарствами, и хотя бы на короткое время сбежать в забвение. Сбежать от реальности — от боли, от постоянного напряжения, от необходимости ежесекундно напоминать самому себе, что нужно держаться до последнего; держаться, даже окончательно пав духом и разуверившись во всем, если он не желает самой позорной и отвратительной участи.
Однако сейчас, стоит Кайло закрыть глаза, одна мука сменяется другой, и он опять слышит стальной голос деда — той могущественной темной сущности, до которого так долго и безудержно пытался докричаться:
«Ничтожество… джедай-недоучка, не ведающий ничего, кроме своего явинского монастыря… свято оберегаемый родными надменный юный принц… И это кровный наследник великого темного лорда? Новый Избранный? Нет, ты просто мальчишка с завышенным самомнением. Ты позволил Рэксу, этой низкой твари, этому паразиту, вылепить из себя безвольного раба, так о какой свободе и о каком достоинстве ты грезишь до сих пор? Пойди и вылижи сапоги той крысе из разведки, что держит тебя здесь! Расскажи ему все, пресмыкайся перед ним! Хуже себе ты уже не сделаешь. Будь ты в самом деле достоин зваться наследником Дарта Вейдера, ты не растрачивал бы свою жизнь на бездумное, надменное подражание. Ты желаешь завершить то, что было начато мной, однако понятия не имеешь, что это означает. Подняться с колен. Жить, раз ты жив. Дышать полной грудью, если ты можешь. Радоваться каждому мгновению своей молодости, своей свободы — тому, что было отнято у меня, и к чему мне самому уже не возвратиться. Не повторять моих ошибок. Но ты предал меня. Просто взял мое имя и использовал его, чтобы добиться славы. Ты грубо попрал все, что должно быть свято для каждого из моих потомков — вот что ты сделал, и больше не вздумай просить меня о милости, чванливый наглец!..»
Эти слова Бен слышит постоянно, когда беспамятство уносит его от реальности и отдает на растерзание иному кошмару. Слова владыки Вейдера окончательно выбивают почву у него из-под ног, повергая в отчаяние. Его горячая преданность, его фанатичная вера в Избранного, его безудержное стремление быть достойным славы предка, его надежда достигнуть тех же высот и одновременно страх не достигнуть их — выходит, что все это было самообманом, пустой иллюзией?..
Нет, его рассудок не желает верить этой суровой истине! Однако юноша вынужден всякий раз убеждаться в ее справедливости.
В бреду мелькают мысли — мечты, воспоминания, до которых он больше не смеет дотронуться. Что для него теперь Сила? Власть, что она дарует, больше не имеет значения, равно как и все остальное. Как ему быть, за что бороться сейчас? За какой еще спасительный прут уцепиться, чтобы не позволить себе потонуть в пучине безумия, чтобы попытаться сохранить остатки воли и разума?..
… Отныне пленнику приходится выполнять требования Диггона, чтобы положить конец мучениям — подойти и встать там-то и там-то, принести то-то и то-то. Эти унизительные приказы кажутся, однако, мелочами в сравнении с болью, которая все больше напирает на измученное тело, и терпеть которую все труднее.