Исправляя ошибки
Шрифт:
Люк чувствовал, что поток мидихлориан проходит теперь как бы сквозь него, не задерживаясь. Как будто его тело сейчас столь же нематериально, невесомо, как луч света. По коже заструилось слабое, приятное тепло.
«Я сделал то, чего Сила хотела от меня?»
«Да, Люк, — Оби-Ван смотрел на него, сверкая улыбкой. — Пришло и твое время. Пора тебе узнать, что, отказавшись от жизни, можно обрести большее могущество».
«Выходит, моя история и впрямь завершена?»
«Если так, то это счастливая история. Ты не находишь?»
Магистра пробила дрожь.
— Не покидай меня, Бен, — вслух попросил он. То был жалобный и растерянный голос мальчишки. — Не оставляй меня одного
Точно также Рей просила его самого не бросать ее, направить, помочь выбрать путь.
На Оби-Вана с испугом и благоговением взирали ясные серые глаза, принадлежащие вовсе не почтенному мастеру-джедаю, а простому юноше с влагодобывающей фермы — ученику, изо всех сил держащегося за своего учителя, опасаясь, что, отпустив его, потеряется впотьмах и уже не сможет отыскать единственно верной дороги.
Призрак спокойно покачал головой.
«Никогда. Обещаю, больше я тебя не покину».
***
Полосы звезд монотонно проносились мимо. Их вид как бы гипнотизировал уставшую девушку, так что взгляд Рей против ее воли мутнел, а веки снова и снова навязчиво слипались. Лишь ее сердце продолжало неспокойно биться в ожидании, и осознание ответственности за этот корабль и всех, кто находится на его борту, мешало ей окончательно погрузиться в омут сна. Она по-прежнему была одна в пилотской рубке; магистр Скайуокер не выходил и не вызывал свою ученицу по внутренней связи. Тревожная тишина отзывалась в сердце бывшей мусорщицы с Джакку саднящим чувством одиночества.
Рей то и дело обеспокоенно поглядывала в направлении медицинского отсека. Единственное, что сдерживало ее, не позволяя зайти внутрь, это память об особой суровости во взгляде мастера Люка. Детям еще неизвестно, что таится за подобным выражением глаз взрослых людей — выражением, которое лучше не видеть вовсе. Это страх. Невольный, обреченный страх перед обстоятельствами, на которые даже самый сильный и умудренный человек не способен повлиять. Такое лицо бывает у людей, столкнувшихся лоб в лоб с неизбежностью.
Дети еще не умеют так тяжело смотреть. Они прячут лица на коленях у взрослых и просят поддержки. Но самим взрослым не к кому обратиться за содействием, некому задавать вопросы, на которые они не знают ответов. Хотя как раз они-то, взрослые, оказываются в безвыходном положении гораздо чаще, и нередко бывают столь же растеряны и беспомощны, как маленькие.
Но Рей даже в детстве не у кого было просить помощи. Поэтому, должно быть, она угадала чувства магистра. Подобную безысходность она видела сотни раз в глазах жителей Джакку: стариков, детей, умирающих от жажды или задыхающихся от чахоточного кашля.
Девушка давно почувствовала, что Бен умирает. Она сразу сказала об этом учителю — как только покинула Малакор. Но то, что юношу удалось отыскать живым, внушило им обоим надежду, с которой Рей — да и Люк, очевидно, тоже, — не желали теперь расставаться.
Рей шумно выпустила воздух, стараясь справиться с гнетущим ощущением ловушки, из которой нет выхода. А если и есть, каким-то подсознательным чутьем понимала она, то такой, что лучше о нем не знать.
Наконец, таинственная связь между нею и Беном, которой (Рей готова была признать это) ей почти не хватало все это время, — эта связь была теперь восстановлена. И девушка могла видеть сквозь его память все последние недели.
Сознание начинает возвращаться к нему еще в дороге, где-то на подступах к замку. Голова разрывается от знакомой боли, свидетельствующей о том, что недавно ему опять давали наркотики. Резкий запах вулканической серы бьет по обонянию, и Бен сухо кашляет.
Сквозь успевшую ослабеть пелену беспамятства он впервые видит новое место своего заточения. Мутный взор бегло скользит по отлогим шпилям приближающихся черных башен. Пленник скалится в улыбке.
Чуть позже, уже в крепости, окончательно придя в себя, Кайло нахально замечает стоящему перед ним низкорослому человеку в военной форме:
— Похоже, теперь не я у вас, а вы у меня в гостях.
Он и не собирается скрывать, что хорошо представляет себе, где очутился. Тот факт, что по окончании Гражданской войны Новая Республика присвоила себе достояние его деда, не отменяет истины — даже связанный, запертый в подземелье замка, наследник Вейдера сейчас находится в доме своего славного предка; у себя дома.
Но несмотря на внешнее торжество, его сердце уже сейчас заходится тревогой. Кайло ощущает Тьму — ненависть, бессилие, ярость и нескончаемую боль, застывшие во времени, скопившиеся здесь так плотно, что кажется, будто сама Сила в этом месте горька и ядовита.
— Вы затеяли опасную игру, Диггон. Даже Люк Скайуокер не решался появляться в этом месте, — его слова можно счесть как предупреждением, так и вызовом.
— Значит, я могу не опасаться, что сюда нагрянет кто-то из ваших доброжелателей, — отвечает майор со спокойной улыбкой.
Рей хорошо видит: что бы ни произошло в дальнейшем, это действо будет носить характер не столько допроса ради информации, сколько поединка — борьбы равносильных соперников, для которых ставки в этой игре одинаково высоки.
Хотя нижние отделения Святилища располагают немалым количеством особых средств для развязывания языков (большинство из которых отнюдь не потеряли актуальности за минувшие годы), первое время главным орудием палачей остаются только легкие наркотики, позволяющие избежать излишнего сопротивления со стороны узника, и кулаки. Кайло давится нездоровым смехом всякий раз, когда его, подвесив за руки, методично, вдумчиво час за часом избивают. Он одновременно взбешен и раздосадован такой примитивной и пошлой мерой.