Испытание невиновнстью
Шрифт:
— Понимаю…
— Если вы его любили… Вы его любили?
Она немного помедлила с ответом.
— Нет. Я не любила Жако.
— Однако, как я слышал от многих, он был.., очень обаятельный человек.
— Я ему не доверяла и не питала к нему нежных чувств, — отчетливо и бесстрастно выговаривая слова, призналась она.
— У вас не возникало никаких сомнений в том, что он.., простите меня.., убил вашу мать?
— Мне и в голову не приходило, что это мог сделать кто-то еще.
Официантка принесла поднос с заказом. Хлеб был черствый, масло несвежее, вместо джема странная затвердевшая масса, пирожные — точно краской разрисованные и на вид несъедобные. Чай жидкий.
Артур отхлебнул из чашки и сказал:
— Мне дали понять, что мои
— Потому что вновь начнется следствие?
— Да. Вы уже об этом думали?
— По-моему, отец считает, что это неизбежно.
— Сожалею. Искренне сожалею.
— Почему, доктор Колгари?
— Мне невыносима мысль, что я могу ввергнуть вас в новые неприятности.
— Но если бы вы смолчали, вы были бы недовольны собой?
— Конечно. По-моему, восстановить справедливость — дело чрезвычайно важное. Но теперь.., я начинаю думать, что, возможно, есть еще более важные вещи.
— Например?
Он сразу подумал об Эстер.
— Например, защитить невиновных.
Глаза у девушки стали еще более непроницаемыми.
— О чем вы думаете, мисс Аргайл?
Она немного помолчала.
— Помните, как сказано в Великой хартии вольностей[17]: «Никому не будет отказано в справедливом суде».
— Понимаю, — сказал он. — Таков ваш ответ…
Глава 7
Доктор Макмастер был старик с кустистыми бровями, серыми проницательными глазами и упрямо вздернутым подбородком. Откинувшись в потрепанном кресле, он внимательно разглядывал гостя. И похоже, остался доволен тем, что увидел.
У Артура доктор тоже вызывал симпатию. Кажется, в первый раз после возвращения в Англию он, похоже, встретил человека, который способен будет понять его чувства.
— Благодарю вас, доктор, что согласились меня принять.
— Право, не за что! С тех пор, как я ушел на покой, просто умираю от скуки. Мои молодые коллеги внушают мне, что я должен сидеть сиднем и лелеять мое старое слабое сердце, но это не по мне. Нет. Послушаешь радио — сплошная болтовня, посмотришь телевизор — и то по настоянию экономки — сплошные фильмы. А я человек деятельный, привык изнурять себя работой. Не могу смириться с бездельем. Читать тоже долго не могу — глаза устают. Поэтому не извиняйтесь за то, что отнимаете у меня время.
— Прежде всего мне бы хотелось, чтобы вы поняли, — начал Артур, — почему я никак не оставлю всю эту историю. Казалось бы, миссию я свою выполнил: засвидетельствовал невиновность несчастного молодого человека, ставшего жертвой моей временной потери памяти. Теперь самое разумное — уехать и забыть обо всем. Ведь так?
— Как сказать, — заметил доктор Макмастер и, помолчав, спросил:
— Вас что-то тревожит?
— Все тревожит. Видите ли, мое признание было принято совсем не так, как я ожидал.
— Вот в этом как раз нет ничего удивительного. Такое сплошь и рядом встречается. Мы ведь все загодя в уме репетируем, не важно, что именно: будь то консилиум с коллегами, предложение руки и сердца любимой женщине, встречу с однокашником после каникул… А на деле все часто происходит совсем не по нашей схеме. У вас все было продумано — что скажете вы, что вам ответят, ан нет, не тут-то было — и ваши слова не те, и ответы другие. Наверное, поэтому вы и огорчаетесь.
— Да, наверное.
— Чего же вы ожидали? Что они будут перед вами распинаться в благодарности?
— Чего я ожидал… — Артур задумался. — Обвинений? Возможно. Негодования? Весьма вероятно. Но все-таки и благодарности тоже.
Макмастер хмыкнул.
— Стало быть, никакой благодарности, как, впрочем, и особого негодования не было?
— В общем.., да, — признался Артур.
— А все потому, что вы многого не знали, пока не приехали сюда. Так что же привело вас ко мне?
— Хотел бы понять, что это за семья. Я располагаю только общеизвестными фактами. Славная бескорыстная женщина делает все, что в ее силах, для
— Вы верно рассудили, — одобрительно заметил Макмастер. — Попали в самую точку. Расследуя убийство, всегда стоит задуматься о том, что представляет собой личность убитого. Обычно же все стараются выяснить, что было на уме у убийцы. Вероятно, вы считаете, что миссис Аргайл из тех женщин, которых просто не за что убивать.
— Так считают все, насколько я знаю.
— С точки зрения общепринятых правил морали, вы совершенно правы, — сказал Макмастер, потирая нос. — Но, если не ошибаюсь, китайцы считают, что благотворительность скорее грех, чем добродетель. В этом что-то есть, знаете ли. Благотворительность искажает отношения между людьми. Связывает по рукам и ногам. Окажите кому-то услугу, и вы почувствуете расположение к этому человеку, чуть ли не любовь. А он, чувствует ли он к вам такое же расположение? Любит ли он вас? В принципе, конечно, должен. А на деле?
Доктор помолчал.
— Ну так вот, — снова заговорил он, — посмотрим, что получается. Миссис Аргайл с полным основанием можно назвать безупречной матерью. Но она переборщила с благодеяниями. Вне сомнения. Во всяком случае, всегда демонстрировала свою готовность облагодетельствовать.
— Дети у нее приемные, — вставил Артур.
— Да. И по-моему, в этом вся загвоздка. Посмотрите на кошку. Как яростно она защищает своих котят, бросается на каждого, кто смеет к ним приблизиться. Но проходит неделя, и кошка снова начинает жить своей собственной жизнью. Уходит от котят, отдыхает от них, охотится. Если котятам что-то угрожает, она приходит на помощь, но она уже не прикована к ним постоянно. Она с ними играет, но стоит кому-то из котят слишком уж расшалиться, она тут же задаст неслуху хорошую трепку и покажет, что хочет отдохнуть. Понимаете, у кошки природа берет свое. Котята подрастают, и она все меньше о них печется, а мысли ее все больше занимают соседские коты. В природе такая модель поведения — норма для любой особи женского пола. Множество девушек и женщин с развитым материнским инстинктом стремятся выскочить замуж главным образом потому, что, даже не отдавая себе в этом отчета, страстно хотят иметь детей. И вот малютки появляются на свет, женщина довольна и счастлива. Но жизнь берет свое. Женщина снова начинает внимательно относиться к мужу и интересоваться местными проблемами и сплетнями, не забывая, разумеется, своих детей. Все в меру. Это когда материнский инстинкт, в чисто физическом смысле, вполне удовлетворен.
Теперь о миссис Аргайл. Природа наделила ее сильным материнским инстинктом, лишив при этом способности выносить собственное дитя. Поэтому ее одержимость не ослабевала. Ей хотелось иметь детей, много детей, и все казалось мало. Ее мысли день и ночь были заняты детьми. Муж стал совсем не в счет. Вообще-то приятно, что он есть, но ей было не до него. Главное — дети. Кормить их, одевать, играть с ними, вся жизнь сосредоточилась на них. Слишком много для них делалось. В чем они действительно нуждались, так это в более халатном отношении со стороны взрослых, да-да, в разумных пределах это совсем неплохо. Их не просто выгоняли в сад погулять, как это делают все родители. Нет, им устроили особую площадку с разными приспособлениями для лазания, мостик через ручей, маленький дом для игр среди деревьев, привозной песок, особый пляж на реке. Питание у них тоже было особое. Овощи, например, им до пяти лет протирали через сито, молоко стерилизовали, воду фильтровали; подсчитывали количество калорий и витаминов. Говорю вам как специалист, наблюдавший за этими детьми не один год. Сама миссис Аргайл у меня не лечилась. У нее был свой врач на Харли-стрит[18]. Но она редко к нему наведывалась. Она была крепкой, здоровой женщиной.