Испытание. По зову сердца

Алексеев Николай Иванович

— Ну как, чертушка, дела? — раздался сзади знакомый голос. Яков Иванович обернулся. Нагнавший его Лелюков отряхивал с себя пыль. — Пиши, Яков Иванович, донесение командующему: «Вчера отбили одиннадцать атак, но враг все же рвется к переправам...»

— Написать о московском коммунистическом истребительном батальоне? — спросил Яков Иванович. — Дерутся, как львы!

— Так и пиши: «Дерутся, как львы!» — Лелюков ткнул пальцем в бумагу: — И еще напиши, что все переправы работают и по ним движутся отходящие войска.

Пока Железнов писал донесение,

Лелюков смотрел туда, где черной тучей расплылся по горизонту дым боев и пожарищ. Над дорогами висели густые облака пыли: беспрерывным потоком тянулись машины, тракторы с орудиями, конные обозы. Все это, наезжая друг на друга, вваливалось на переправы и, спускаясь с мостов, длинными колоннами растекалось по трем направлениям.

Лелюков взял донесение, прочел его и подписал. Яков Иванович подозвал связного, отдал ему донесение и приказал:

— Скажи, чтобы немедленно закодировали и быстро передали по радио.

— Ты понимаешь, Яков Иванович, в чем сила и значение этой операции? — прищуривая косящий глаз, спросил Лелюков. — Они хотели еще двадцать седьмого июля с ходу захватить Соловьевскую переправу и сунули туда свежую двенадцатую танковую дивизию. А что из этого вышло? Пшик!.. Сегодня какое число?

— Первое августа, — ответил Железнов.

— Вот то-то и оно! Видишь, как наши дела, чертушка, повернулись! Смоленское сражение, несмотря на понесенные нами большие жертвы, показало, что мы можем разбить врага! И мы его разобьем!.. Но нам, командирам, нужна организованность и еще раз организованность... Вот что!..

Когда «эмка» увезла Лелюкова на южный мост, Яков Иванович, отдав коменданту переправы нужные приказания, отошел в сторону шагов на сто.

Чувствуя, что его одолевает усталость, он опустился на густую, заждавшуюся косца траву.

Мимо, по тропе, еле передвигая ноги, длинной цепочкой, молча шагала в лес на отдых сменившаяся команда саперов. Было знойно. Монотонно стрекотали на лугу кузнечики... Яков Иванович блаженно потянулся, скинул сапоги, зарылся в пахучую траву и закрыл глаза.

Почти над самым его ухом в орешнике пискнула синица. «Ишь ты! И война тебе нипочем», — мысленно промолвил Яков Иванович.

Но в этот момент отвлек звук, напоминающий гудение шмеля. Яков Иванович насторожился и стал внимательно всматриваться в безоблачное небо. Звук становился все отчетливей, и наконец в стороне Ярцева что-то засеребрилось. Через несколько минут над переправами медленно пролетел самолет с торчащей под фюзеляжем трубой. Кругом загрохотали зенитки, застрочили пулеметы.

«Костыль»! — определил Яков Иванович. — Эта «птичка» к несчастью. Как хотелось ему, чтобы самолет грохнулся наземь! Но «костыль», как назло, прибавил скорость и улетел, унося с собой сделанные через торчащую под фюзеляжем трубу фотографии переправ.

Громко хлопнула дверца «эмки», и из машины выскочил все тот же неугомонный Лелюков.

— Что, Яков Иванович, ко сну клонит? — крикнул он еще издали. Подойдя к Железнову, уселся на траве и задымил папиросой: — Все у нас идет хорошо.

Если так будет и дальше, то мы завтра переправим все основные силы армий. На том берегу останутся только части прикрытия. Четыре дивизии уже полностью здесь на нашем берегу. Сейчас переправляются другие: у Пущина — танковая дивизия, у Соловьева — части мехкорпуса, у Макеева — стрелковая дивизия. А здесь что нового?

— Начала переправляться дивизия полковника Семенова, — сказал Железнов.

Сильный артиллерийский налет по переправам прервал их разговор. Лелюков вскочил, со злобой сплюнул:

— Ишь, нечистая сила, захватить не удалось, так артиллерией гвоздить начал!

— Отдохни, Александр Ильич, ведь еле на ногах стоишь, — сказал Яков Иванович и быстро надел сапоги. — А я сбегаю на НП и узнаю, откуда кроют.

Лелюков устало махнул рукой и, опустившись, потонул в высокой траве.

Когда Яков Иванович подошел к мосту, он увидел, как на противоположном берегу из пестрого людского потока вышла одетая по-военному, с немецким автоматом на груди женщина. Она направилась на мост. Оттуда перепрыгнула на плот, сняла синий берет, зачерпнула им воды и стала жадно пить. Потом выплеснула из берета воду, выжала его, ударила несколько раз о ладонь, растянула и мокрый надела на голову, заправив под него стриженые волосы.

«Боже мой, да ведь это Ирина Сергеевна! Как она изменилась, похудела... Знает ли она о муже? Сказать ей или лучше подождать?» — пронеслось в мозгу Якова Ивановича.

Сходя с моста, Валентинова увидела Якова Ивановича, на мгновение застыла на месте от удивления, потом бросилась к нему, обняла и расцеловала.

— Яков Иванович, дорогой, как я вам рада! — волнуясь, заговорила она. Стыдясь показавшихся на глазах слез, взяла Якова Ивановича под руку и отвела подальше от дороги. Они пошли вдоль берега. — Меня мучает неизвестность. Ведь о своих ничего не знаю!.. Страшно подумать, что с ними...

Глаза Ирины Сергеевны снова наполнились слезами.

— Ведь я так домой и не попала: сразу же на городок дивизии навалилась авиация. Части еле-еле сумели выскочить из городка и с ходу прямо в бой. А после без остановки днем и ночью отходили с боями. На подходе к Зельве кончилось горючее. Там оставили последние танки, спешились и дальше дрались по-пехотному... — Она вытерла лицо платком и спросила: — А как ваша семья?

У Якова Ивановича дрогнули мускулы на щеках, но он сдержался и ответил как мог спокойно:

— Тоже ничего не знаю. — Ему легче было слушать, чем говорить. — Знаю только, што наш дом сгорел.

— Боже мой! — вскрикнула Ирина Сергеевна. — А дети?

— Наших детей, Нину и Аграфену Игнатьевну эвакуировали, — ответил Яков Иванович, хотя сам знал об этом не больше, чем она.

— Эвакуировали? — Она посмотрела на него с благодарностью. — Откуда вы это знаете?

— Я посылал шофера, и ему об этом сказал комендант. — Яков Иванович смотрел на нее, а сам думал: надо предупредить Польщикова, чтобы тот не проговорился.