Истина. Осень в Сокольниках. Место преступления - Москва
Шрифт:
– Ну, – Малюков на секунду остановился, – пошли благословясь.
Секретарша не задержала их, и они вошли в кабинет. Прокурор Москвы, плотный человек с генеральскими звездами в петлицах кителя, махнул рукой, предлагая садиться.
– Ну-с, – насмешливо посмотрел он на Вадима, – с чем пожаловали?
– За правдой.
– Ишь ты, как красиво, я бы сказал, торжественно. Малюков мне докладывал, но слово к делу не пришьешь.
Вадим положил на стол папку. Прокурор надел очки, раскрыл ее и начал читать. Он читал внимательно и долго, усмехаясь про себя, что-то
– Так о чем же вы хлопочете, Вадим Николаевич? – Прокурор отложил бумаги, снял очки.
– Валентин Суханов не виноват…
– Постойте, дорогой подполковник, вы же юрист, сиречь правовед. Никто не отменял решение суда. А потом, им совершено повторное преступление – побег.
– Понимаете, – Вадим сразу же забыл все красивые слова, – он явился с повинной, помог нам.
– Все это учтет суд при пересмотре дела.
– Но для него сегодня тюрьма – крушение всех надежд.
– А вы думаете, что за побег он не будет наказан?
– Я этого не думаю.
– Вот и слава богу, а то мне пришлось бы принять у вас экзамен по уголовному праву. Так что же будем делать, Малюков, случай действительно необычный. Ведь если мы откажем, он на нас жаловаться пойдет. Пойдет?
– Этот, – Малюков кивнул в сторону Вадима, – этот может.
– Напугал ты меня, Орлов, поэтому решение мое таково. Возьмешь, Малюков, у Суханова подписку о невыезде до суда. А там пусть и решают его судьбу.
Прокурор встал, улыбнулся, протянул руку Вадиму:
– А ты молодец, Орлов. Хорошо, когда люди за правдой ходят.
Когда они подходили к двери, прокурор насмешливо сказал вслед Малюкову:
– Про таких, как ты, Олег, моя дочь говорит, что толстый живот не портит красивого лица.
Вадим не выдержал и расхохотался, глядя на растерянное лицо следователя. Прокурор встал из-за стола, подошел к ним.
– Смотри, Орлов, я на себя ответственность беру за твоего Суханова. Если он чего учинит, то мне…
– Он не учинит, – ответил за Вадима Малюков, – не тот человек.
– Тот не тот, а шея у меня одна. Правда, и у тебя, Орлов, тоже одна. Боишься?
– Нет.
– Молодец. Жаль, что ты не у нас работаешь. – Прокурор крепко пожал ему руку.
В кабинете Малюков, просительно поглядев на Вадима, спросил:
– Ты есть не хочешь?
– А что?
– Тут неподалеку кафе хорошее есть.
– Не хочу. Да и тебе не советую.
– До чего же жрать хочется!
– Поедем, оформишь подписку и иди хоть в «Арагви».
– Ты сошел с ума. Рабочий день кончился. Что ты, подождать не можешь?
– Я-то могу. Но Стрельцов у него на квартире сидит как пришитый.
– Ну и прекрасно, – обрадовался Малюков, – пусть он его сюда привезет.
– Нельзя. До завершения операции Суханов не должен выходить
– Твоя правда. Машина есть?
– Вопрос неуместный.
– Снимаю. Но все равно после пойдем есть.
– Тогда пойдем ко мне, я тебя накормлю.
– Ты накормишь. Валерка приготовил. А по рюмке?
– Найдем.
Машина опять въехала в знакомый двор и остановилась у подъезда.
– Твой Суханов живет явно не по чину, – сказал, вылезая из машины, Малюков.
– Это квартира его отца.
– Все равно. Он позорит своим поведением память тех, чьи лица высечены в камне на фасаде этого строения.
– Ладно, пошли.
Они поднялись на шестой этаж. Вадим нажал кнопку звонка.
За дверью послышались шаги, и она открылась. Мать Суханова посторонилась, пропуская их. В коридоре, расставив ноги, словно шериф из вестерна, стоял Стрельцов, положив руку на пистолет, торчащий за поясом.
– Здравствуй, Алеша.
– Здравствуйте, Вадим Николаевич.
– Как дела?
– Все нормально.
Из комнаты появился Суханов, он настороженно смотрел на Вадима.
– Пора? – спросил он.
– Я ваш следователь, – сказал Малюков, – решением прокурора города вам избрана в качестве меры пресечения подписка о невыезде до суда.
– Что это, Вадим Николаевич? – спросила Суханова дрогнувшим голосом.
– Хорошо это, – засмеялся Вадим, – очень хорошо.
– Исходя из сложности оперативной обстановки по делу, я обязан допросить вас, свидетель Суханов, здесь.
– Хорошо. Где вам удобнее? Пройдемте в мою комнату.
Суханов и Малюков ушли в комнату и закрыли дверь.
– Вы разрешите мне позвонить? – спросил Вадим.
– Конечно, ради бога.
Он взял трубку, набрал номер Марины.
– Ты поезжай ко мне. Приготовь чего-нибудь с Валеркой. Я приеду не один. – Он повесил трубку и улыбнулся Стрельцову: – Кончилось твое заточение, завтра работать начнем.
Мать Суханова принесла кофе и ушла к себе, оставив Вадима и Стрельцова в гостиной.
– Вадим Николаевич, – спросил Алеша, – вышли?
– Вышли.
– Серьезная группа?
– Посмотрим.
В их профессии не было серьезных и несерьезных групп. Когда Вадим работал в райотделе, они поехали вдвоем в Нижние Котлы задерживать восемнадцатилетнего пацана, проходившего по делу о разбое. Но, войдя в квартиру, увидели матерых здоровых ребят, тупо и зло пьяных. В тот вечер Вадим получил вторую – за службу – ножевую рану и провалялся месяц в госпитале. Черт его знает, этого Долгушина. Он для Орлова был человеком-оборотнем, а такой способен на все. Потом этот Каин. Кличка-то какая-то сволочная. Вдруг он законник из старых? Из тех, кому терять нечего, потому что за спиной, словно мешок, висят не раскрытые пока преступления? Все может быть. Поэтому операцию необходимо провести ювелирно – тихо и без потерь. Им хватит одного Фомина, который хоть и пошел на поправку, но из милиции врачи вполне могут его списать. А жаль, хотя сейчас многие и говорят, что пришло, мол, время образованных людей, в милиции всегда было одно время – людей мужественных и честных.