Истинное лицо

Рашит Халилуллин

– А это зачем?

– Вы знаете, что делали с теми семьями, у кого отцы, мужья, или братья в Красной Армии служили?
– Нахмурился Багров.

– Нет.

– Вешали. Притом никого не щадили - ни взрослых, ни детей. Всю деревню сгоняли и заставляли смотреть, дом сжигали, а тела еще по нескольку недель висели, не давали снимать. Все это делалось для устрашения.
– Григорий Иванович разволновался. Жена тревожно смотрела на него.

– Успокойтесь, Григорий Иванович.
– Сказал Гургеныч.
– Если вы устали, можем сделать перерыв.

– Да чего уж там.
– Поник за столом старик.
– Только тяжело вспоминать все это. Нашу деревню сожгли в ноябре сорок третьего, людей - кого постреляли, а остальных угнали. Ни одного двора не осталось. Только пепелище и печи из них торчат. Пришел своих навестить - ан нет никого. Даже собак и тех постреляли. И жинка моя с дитем загибли.
– Багров тяжело вздохнул, и сморгнул предательски подступившую слезу.
– Сам. Своими руками схоронил.
– Григорий Иванович невидящими глазами смотрел перед собой. Возможно где-то там, в голове, у него снова возникла та самая картина.
– И не только нашу деревню пожгли, много таких было. Акцию проводили немцы, по очищению территории от партизан. Уже Красная Армия наступала и боялись они. Мы же постоянно выходили на операции - уничтожали гарнизоны, обозы перехватывали, дороги взрывали.
– Багров воодушевился и от возбуждения замахал руками.
– Может, слышали о "Рельсовой войне"?

– Конечно.
– Гургеныч кивнул головой.
– Об этом очень подробно писали.

– А то, что партизанские отряды воевали между собой, слышали?

– Как это?
– Удивился Гургеныч.

– А так.
– Как маленькому, стал объяснять Багров.
– Вот мы были боевой отряд - у нас была связь со штабом партизанского движения, к нам самолеты прилетали, оружие, боеприпасы сбрасывали, и мы с немцами воевали по-настоящему. А были так называемые тихие партизанские отряды. Они были отрядами только по названию - сидели себе в глухом лесу, сухари да грибы сушили, а все туда же - партизаны. Они к нам даже делегации присылали, что бы мы не так активно воевали. Мы ведь как, выйдем из леса, погромим что-нибудь, проведём операцию и снова в лес. А немцы следом за нами карателей отправят, а те не разбирали, мирные или воюют, всех в капусту крошили.
– Старик вздохнул.
– А как-то раз у нас пропал часовой. Прошли мы по следам и застали такую картину - они его на мясо выкрали.

– Что?
– Не веря услышанному, переспросил режиссёр.

– А то, - посмурнев лицом, ответил Григорий Иванович.
– Зима была, голодно было, холодно. А они сидели в чаще, продуктов не было. Решили у нас человека выкрасть и на продукты обменять. Да не рассчитали, слишком сильно по голове ударили. Пока тащили - помер он. Кто-то и предложил съесть его.
– Он вздохнул.
– Люди от голода облик человеческий совсем потеряли. Когда мы пришли, они сидели суп из мяса человеческого ели, и ещё поджарили. В общем, - махнул рукой старик,- мы их всех там... По закону военного времени. Вот так и воевали. Как нас Красная Армия освободила, все прошли проверку...

– Это что ещё за проверка?
– Заинтересовано подался вперед Гургеныч.

– Как это какая?
– Словно на несмышленого ребенка посмотрел на него Багров.
– Нас всех вывели из леса, поставили на постой в лагере и СМЕРШ (сокращение от "Смерть Шпионам" - в годы войны ряд контрразведывательных организаций) всех проверял - кто и как, откуда и прочее. Знаете, сколько врагов выявили? Попадались и шпионы, и трусы, и прочие антисоциальные элементы.
– Блеснул ученым словом Григорий Иванович.
– В общем, прошел я проверку, и призвали меня в Красную Армию. Служил в артиллерийском полку, да не в простом.
– Григорий Иванович поднял стакан с компотом и медленно отпил.
– Ох, как вкусно. Вот не понимаю я тех, кто пьет водку.
– Он назидательно поднял вверх палец.
– Голову она тумани-ит. Ох, как туманит.

– А вам разве на фронте, положенные наркомовские сто грамм (Неофициальный термин, имевший хождение в 1940-х годах в период ведения Красной Армией боевых действий, которым обозначали норму выдачи алкоголя (водки) военнослужащим) не выдавали?
– Поинтересовался Гургеныч.

– Выдавали.
– Не стал отказываться Багров.
– Как же не выдавали, если положено. Я ведь начинал в партизанах, а потом воевал в гвардейском полку реактивной артиллерии, на БМ-13, "Катюшах" знаменитых. У нас снабжение было поставлено хорошо. И боеприпасы вовремя подвозили, и продукты.

– А боевые сто грамм?
– Улыбаясь, спросил режиссер.

– И без них не обходилось.
– Кивнул головой Григорий Иванович.
– Только я не употреблял.

– А почему?

Старик немного помолчал.

– Это было в сорок третьем году. Мы тогда как раз получали посылки с Большой Земли, почти каждый день. Наши отряды партизанские координировали и готовили к большой операции, может слыхали?
– Дождавшись кивка головой Гургеныча, Багров продолжил.
– И вот в одну из ночей самолеты сбросили груз. Все мешки подобрали, кроме одного. Ну не нашли его просто.
– Развел он руками.
– Как потом оказалось, его наши и припрятали - там были консервы и водка. Спрятали, значит, и начали тайком попивать в карауле. И вышли на нас немецкие егеря. Вырезали подчистую весь караул, и подобрались к землянке с командиром. Хорошо у нас понадобилось одному до ветру выйти, он и углядел их. Из кустов.
– Уточнил старик.
– Ну, не надевая штанов, дал по ним очередь из автомата. Мы даже в туалет с оружием ходили, строго было с этим. Поднялась тревога. Егеря отбились и ушли, много наших положили, а через день началась облава. Вот с той поры я ни капли в рот не беру.

– Не берет. Могу подтвердить.
– С гордостью глядя на мужа, сказала Анна Георгиевна.

Старик любовно погладил жену по руке.

– Тяжело тогда было. Немцы стали район от партизан чистить, облава за облавой - передохнуть некогда было, постоянно с места на место переходили. А ещё нужно было боевую задачу выполнять. Какая уж тут водка? Так и пережили зиму. А потом уже пришла Красная Армия, земли наши освободил, нас всех пропустили через проверку и кого комиссовали, кого призвали, и пошли мы дальше врагов бить. Только после всего этого на водку даже смотреть не хотелось.
– Закончил Багров под смешок.

Гургеныч смотрел на старика и его семью. Все сидевшие за столом жадно и внимательно слушали, стараясь не пропустить ни одного слова. По всему было видно, что не часто ветеран рассказывал о том, как воевал. Это была одна общая черта всех людей, прошедших войну - они не любили говорить о том, что пережили, как терпели лишения, как теряли своих друзей и боевых товарищей.

– Скажите, - начал снова Гургеныч, - и что было дальше?

– А дальше была война.
– Ответил Багров.
– А война, это тяжелая и грязная работа, которую нужно было просто делать. Вот я её и делал. Как мог. И думаю, - он посмотрел на свой пиджак, где теснились ордена и медали, - делал неплохо.

– Снято.
– Отодвинулся от камеры Михалыч.

В комнате сразу спало напряжение.

– Это все?
– Спросил Багров, придвигая к себе чашку с чаем.

– Да нет, Григорий Иваныч, - улыбнулся Гургеныч, - это даже не половина.
– Мы только так, наметили общие контуры. Вот вы, как нам известно, до сих пор ещё работаете?

Багров выпрямился и согласно кивнул головой.

– Да, работаю.
– Он хитро прищурился.
– Вам уже председатель пожаловался?

– Нет.
– Вернул улыбку Гургеныч.
– Он вас наоборот - хвалил.