Истины нет. Том 2

Ефимкин Максим

– Господин, – Илур уже шептал, испуганный пуще прежнего, – вы же не бросите меня этим тварям?

– Вставай, иди вперед, пока вешки еще стоят.

Илур, подгоняемый голодным насмешливым ворчанием незримых загонщиков за спиной, поспешил вперед Аватара. Пройдя несколько десятков шагов, викарий понял, что больше не слышит тихого хохота псов Радастана, а вместо этого ощутил, как его спина холодеет и одновременно поджаривается от чьего-то взгляда. Он не выдержал и осторожно обернулся. Около пройденной вешки клубился пурпурно-черный туман, в котором смутно просматривалась человеческая фигура, только гораздо выше обычного. И хоть облако не имело головы, викарий мог поклясться, что ее взгляд направлен

в их сторону. Илур сбился с шага, споткнулся и застыл. Энглуд остановился и, проследив за обрубком руки, тычущей в направлении первой вешки, вдруг напрягся и шумно выдохнул. В тот же миг туман был сметен, открыв взгляду высокого мужчину в слепяще-белой мантии с кроваво-красной подкладкой. Его руки с длинными тонкими пальцами, украшенными перстнями с драгоценными камнями, терялись в широких треугольных рукавах. Необычайно бледное лицо, обрамленное долгими прямыми волосами, свободно ниспадающими на плечи, с тонкими губами и ровным узким носом могло бы быть неестественно красивым, если бы не полное отсутствие глаз, вместо которых был лишь ряд черных точек, из которых свисали и легко трепетали бурые сяжки. Тем не менее незнакомец уверенно смотрел на Энглуда.

– Здравствуй, Перерожденный, – голос тихий, спокойный, ласковый, но заставляющий холодеть кровь, донесся, несмотря на расстояние.

Энглуд молчал, лишь лицо его все больше темнело, словно дикий ветер нагнал хмарь отвращения и ярости, а руки все крепче сжимали рукоять меча, но незнакомец, видимо, не ждал ответа, так как тут же добавил:

– Что же ты отобрал законную добычу у моих котят? Негоже так поступать.

– Яви настоящий облик, – громыхнул Аватар, – чтобы я мог сокрушить тебя во имя Него!

– Ну, это еще вопрос.

При этих словах незнакомец коснулся рукой вешки, и Илур ахнул, затрясся и осел, обхватив рукой кованый сапог Аватара: вешка заколыхалась, как паутина под весом паука, и вдруг рассыпалась градом искорок. Исчезла, растворившись в пустоте.

– Как видишь, я тоже обладаю некоторыми возможностями. Даже смею утверждать, что они несколько, – тут он саркастически дернул краешком губы, – превосходят твои. Но так и быть, выполняй свой долг, Перерожденный.

– Зачем явился тогда? – сквозь зубы процедил Аватар. – Проклятый останется со мной, и его ты не получишь.

– О нет. Оставь его себе.

– Тогда зачем?

– Поглазеть, – незнакомец снова ухмыльнулся.

Ноздри Аватара раздувались от гневного, яростного дыхания.

– Уж поглазел! – рявкнул Энглуд. – Доволен?

– Ты прости, светоносец, я убрал все вешки.

Илур непроизвольно глянул за спину: изумрудного сияния больше не было. Незнакомец не соврал.

– Всякому путнику из Великого Кольца на пути в Нейтрали надлежит другому оказать помощь, коли потребно. Стих пятый, третья песнь. Ходящий помогает мне, я помогаю ему. Это цикл жизни.

Незнакомец вдруг неожиданно посмотрел на Илура и встретился с ним взглядом. Викарий вздрогнул и закричал от ужаса: он увидел не ряженного в белые одежды мужчину, а косматый густой туман, будто вся нежить встала облаком, закружилась и завертелась. Показалось чудовищное лицо из змей, и холодный страх наполнил каждую его клеточку. Страх, тянущийся из самого детства: с момента, когда висящий на крючке плащ кажется безголовым мертвенем, а каждая тень похожа на кикимору или многоножку.

И все в мгновение исчезло.

– К-кто это был? – пролепетал Илур, пытаясь подняться, но ноги все еще не слушались. – И он видел вешку, и смог убрать ее. Это и есть один из ходящих? Он сказал, что помогает

ему.

– Нет. Вставай, – прошептал Аватар в глубокой задумчивости. – Но он тоже видит. Вставай, идем. Ты еще нужен, проклятый. Теперь ты нужен как никогда.

2.

В это свежее утро, наполненное большими каплями росы и ленивым солнцем, ворота Святого Бенета уже были перегорожены цепями, несмотря на обычаи. И за ними на виду, хоть и в тени, стоял ряд городского охранения из тридцати гвардейцев. «Красные мундиры» – сплошь дворяне первого клина, правда, не самого высшего сословия, но зато самого преданного почившей королеве. Начальник городской стражи был человеком бывалым и следовал мудрой мысли: любое скопление людей может вызвать волнения и беспорядки, а потому заранее предупредил их, значительно и, главное, демонстративно усилив охрану.

И действительно, возле ворот уже собралась порядочная толпа: со всех дорог и тропок на южный тракт прибывали все новые люди: торговцы, пилигримы, монахи, пешком, в повозках, верхом – все толкались и недовольно вопрошали, когда откроют въезд в город. Среди общего недовольного гула время от времени раздавались агрессивные высокие возгласы. Однако к цепи никто приближаться не осмеливался.

Небольшие группы людей, съехав с тракта, маленькими островками стояли вдоль дороги, переговариваясь, иногда вытягивая головы, пытаясь разглядеть, что же творится за воротами. Но один путник, завернувшись в плащ, цепким взглядом осматривал не то, что делается в Гилладе, а толпу, то и дело поедая взглядом горизонт с черными точками прибывающего народа. Рядом с ним оживленно беседовала пара, очевидно, местных буржуа, похожих друг на друга и манерой держаться, и внешне: оба лысеющие, в дорогих, неуместных на такой жаре одеждах, и оттого тяжело дышащие и краснеющие.

– Еще раз говорю, что это точно из-за будущей коронации, уважаемый Джермэйн, – говорил один, немного гнусавя. – Говорят, должен прибыть и Марк Ирпийский, да еще граф Этруско не приехал. Только непонятно, чего держат-то народ. Слышишь, люди говорят, что и на других десяти воротах тоже пропуска не дают.

– Боятся чего-то, – кратко отозвался тот, кого назвали Джермэйном. – Тебе, куманек, не кажется, что затевается какая-то заваруха?

– Отчего бы это? – куманек тяжело выдохнул и расстегнул камзол еще на две пуговицы, позволяя кружевной рубашке неряшливо вылезти наружу. – Спроси кого угодно – герцог Ирпийский королем и станет. Чего народ терзать?

– Много ты понимаешь, любезный Клетус. На корону-то он давно метит, только право наследования никто не отменял. И не отменит.

Джермэйн ступил на пригорок, пытаясь через головы толпы заглянуть за ворота.

– Право наследования, – хмыкнул Клетус, – много ты видел у королевы, почти Небо прах ее, наследников?

– Бастардов до коронации редко увидишь.

– Как и королеву, что сможет укрыть тяжесть, да и дитя произвести незаметно, – Клетус тоже попытался заглянуть поверх голов, но, даже встав на цыпочки, ничего не разглядел. – Откуда взяться им?

– Глупости не болтай. Король, почивший давно, мог еще в то время наплодить ублюдков, и сидели они чинно-мирно где-то на выселках или в монастыре, укрытые от всех глаз. Только вот уверен, что этот проходимец Этруско что-то задумал. Слыхивал я, что видели, как к нему сам Ворон наведывался. Уж не знаю, правда или вымысел. Но коли так, то зачем?

– Вранье, – уверенно изрек Клетус

– Может, и вранье, а вдруг и нет?

– Вдруг лишь кошки рождаются.

– Всяко может быть, так что я думаю, что бастард уж точно будет предъявлен. Чего ради весь переполох городить с цепями? – Клетус пожал плечами, но Джермэйн не дал ему ответить и продолжил: – А я вот думаю, что цепи – чтобы не допустить рыцарей Марка Ирпийского в город. Слыхивал я, что он прибудет с десятком копий. А это, на минуточку, в каждом копье: оруженосец, кутилье, пяток лучников и квартет копейщиков. Чай двенадцать солдат. Вот и считай, что это больше сотни воинов. Клин почти. И это если там нет баннерета, а он, скорее всего, будет. А тот и сам может иметь вассалов рыцарского звания и не десяток мечей, а три. Спрашивается – зачем?