Истины нет
Шрифт:
— Скажи, элуран, а ваши рисунки на теле, они что-то означают? Что-то конкретное, или это просто для украшения? Я встречал много племен, у которых нательные рисунки не означали ничего, просто других способов выделиться не было, вот и раскрашивали себя. Но видал и тех, у кого каждый завиток нес определенный смысл. Так как у вас, у жрецов, зверовщиков?
— А с чего ты решил спросить?
— Интересно. Вот твои совсем не похожи на его, — Кйорт кивнул в сторону Арлазара.
— Так и должно быть. Он зверовщик из Эль-Эдала. Старейший род. У них свои законы. У моего рода свои. Мои — для красоты, некоторые мне сделал отец, когда я была еще подростком. У него — скорее всего, нет. Но я не берусь судить… Вот и все, — довольно протянула Амарис, смазав последнюю рану и складывая принадлежности. — Сейчас перевяжу, и можешь идти спать.
— Спасибо, элуран.
Ходящий поднялся и внутренне оскалился: он рассмотрел татуировки обоих очень внимательно. И совершенно точно мог сказать, что отдельные элементы у них повторяются
Когда Амарис, довольная своей работой, отступила, он снова заговорил:
— Следи за эдали. Он хоть и выбрался, но после такого люди обычно болеют. И болеют тяжело. И часто гибнут уже после того, как пережили холод.
— Он не человек. Он эдали! — с вызовом произнесла элуран.
— И оттого не может начать харкать кровью или сгореть от жара в груди? Или эдали бессмертны? — Кйорт с издевкой сделал ударение на последнем слове.
— Может, — тихо согласилась Амарис.
— Следи за ним. Буди, если что, — ходящий подошел к свободному лежаку и накинул на него несколько шкур из сундуков. — Нам еще выбираться из этой клетки, не хочу в одиночку тащить тебя на спине. И не трогай аарк.
— Аарк?
— Меч, — Кйорт указал на стоящий у входа аарк. — Пикнуть не успеешь. Ясно?
— Вполне.
Ходящий кивнул. Теперь вторая часть перехода закончилась и для него. Когда позади оказались не только скользкие горные тропы, но и волнение за жизнь выживших, пока ни ему, ни кому-то из его спутников ничего не угрожало, он мог спать.
— Спокойной ночи, — прошептала себе под нос Амарис.
На цыпочках подошла к спящему Кйорту и еще раз нежно промокнула раны на его лице сухой тряпочкой. Тот не шелохнулся. Усталость взяла свое, и он провалился в глубокий сон, едва голова коснулась подобия подушки из свернутой волчьей шкуры.
25-2.
25.
Горькие мысли бушующим вихревым потоком заполняли голову и искали выход в соленых слезах. Но слез не было. Уже не было. Они излились по всему телу, вызывая дрожь и содрогание всех членов. К этому потоку присоединялся стон и трепет в груди. Холодный ужас и осознание полной безысходности. Отчаяние и ненависть. Боль и страх. Искра надежды и черная бездна неизбежного. И уже невозможно было решить, что же лучше: брести по Тропе и знать, что ворот Радастана не минуть, или идти вот так, в сопровождении Аватара — рыцаря в сверкающих, как корона на солнце, как металл в горниле, доспехах, но при этом шагать в неизвестность.
Оплавленная рука болела и ныла постоянно. Несуществующие кости будто крошились от тягучей постоянной боли, суставы крутило, словно в горячке, и по коже из многочисленных ран текла невидимая кровь. Привыкнуть к постоянной серости и не дергаться от ужаса и отвращения при встрече с безумными, жуткими, уродливыми созданиями Нейтрали оказалось куда как легче, чем смириться и свыкнуться с мыслью, что все бесполезно, что радость и облегчение, испытанные от мысли, что за ним пришли, что его спасли от незавидной доли, — не более чем мираж, морок, навеянный проклятием этого Кйорта. И надежда уже много раз покидала его, но все-таки тусклая, незаметная, крохотная ее капля, даже не лучик, а искорка заставляла его идти и идти. Крохотная искра оказывалась сильнее, чем бездонные глубины черной тоски. И даже появление этого существа по имени Криз-Агол, как назвал его Аватар, которое, кажется, испугало даже его, не могло затушить искру надежды, полностью подтверждая поговорку о том, что она умирает последней. И потому, пока он, Илур, жив, он надеется. И потому идет и идет. И снова, как и раньше, пытается представить перед собой единственную цель — Кйорта Ларта. А чтобы было легче, он снова представлял его то на дыбе, то на костре, то на виселице, то под топором палача. Он знал, что Аватар видит его мысли, но раз он не мешает ему, то, видно, понимает, что только подобная ненависть питает и помогает его искре не угаснуть. Надежда, питаемая ненавистью, помогала Илуру. И она же вела одного из воинов Живущих Выше к цели.
Илур не понимал, почему Аватар спокойно следует за ним. Ведь он просто идет, сам не зная куда. Может, он бесконечно кружит на одном месте или вовсе идет в противоположном направлении и уже с трудом выделяет в собственных путаных мыслях и виденьях ненавистный образ. Да и сам Аватар уже выглядел не столь уверенным. На его лице словно пролегла тень от невидимой тучи, а глаза потеряли блеск. И, что удивительно, мокнущий шрам стал постепенно истекать кровью. Энглуд уже несколько раз вытирал лицо рукой и сбрасывал на серую землю яркие алые капли. Илур боялся, что Аватар скоро падет без сил или зачахнет от неведомой хвори, и тогда испарится незримая преграда меж ним и идущими по следу загонщиками. Он живо вообразил, как их кривые зубы впиваются в его конечности и волокут к вратам, но тут же спохватился и снова представил дыбу с мучеником. Но ненадолго. Глаза снова застелил туман. Он внутренне всхлипнул. Ноги заплелись, и Илур упал. По привычке
— Не смей, — произнес Аватар своим глубоким голосом. — Не смей этого делать.
— Господин, я больше…
— Твоя черная стылая душа привела тебя сюда, это правда. Но именно она удерживает тебя за вратами Радастана, — Аватар опустился в невидимое кресло.
— Я не понимаю, господин.
— Ходящий именем Феррронтарг проклял тебя. Объективно говоря, проклятием это не является, но так тебе будет легче понимать. И я согласен с ним. Он поступил верно. Червяк, подобный тебе, заслужил то, что заслужил. Однако даже вашим шептухам ведомо, что проклятие всегда о двух концах и вернется. И это правда. Они лишь не знают, отчего так происходит. А все потому, что проклятие связывает. Оно присасывается, как пиявка о двух ртах, как к жертве, так и к вызвавшему его в Мир. И, напившись из одного колодца души, захочет продолжить пир в другом. Но ходящий рассчитал все верно. Едва ты достиг бы врат Радастана, связь меж вами мгновенно оказалась бы растерта в Нейтрали. Никакого эха. Он не мог знать лишь одного. Я тоже проклят. Но проклят клятвой. Я сам виноват, но это ничего не меняет. Страх неминуемой смерти в момент Завершения ходящего лишь на секунду овладел мной, и я принял, как мне казалось, ловкое решение. Я одержал победу в стычке, не доводя ее до Завершения, но врага не поверг. Он выжил. И теперь моя клятва не отпускает меня. Я не могу вернуться домой, путь туда мне заказан. Я не вижу своей дороги и найти не смогу. Поверь, я пытался. И незаживающая рана, оставленная аарком, постоянно мне об этом напоминает. Так что ты проклят им, а я проклят другими силами, но точка схождения у нас с тобой одна. Он источник твоего проклятия, но он же моя цель. В момент, когда он вышвырнул тебя на Тропу, я увидел тебя. Не мог не увидеть. Но не думай: Феррронтарг не глуп. Наша с тобой встреча не должна была случиться. Песчинка на дне океана, капля росы в необъятных полях. Он не мог даже подумать о том, что Аватар от великого бахвальства и неуемного желания возвыситься поклянется именами всех ангелов, что кара настигнет нарушившего клятву. Что затем страх перед неотвратимой смертью заставит его совершить самонадеянную глупость. Ведь выбраться из Радастана невозможно. Но, как видишь, он справился. А я… Теперь мы с тобой — одно проклятие. И ты связан с Феррронтаргом куда сильнее моего, а потому твое проклятие постоянно тянет тебя к нему. Ты этого не чувствуешь и не видишь, но ты всегда идешь к нему. И рано или поздно приблизишься настолько, что и я смогу видеть его. Есть лишь одно «но»…
Илур потрясенно смотрел на Энглуда, не в силах говорить.
— Твоя связь зиждется на твоей же ненависти к нему. Стоит тебе простить его и начать каяться, как проклятие спадет. И не важно, примет ли покаяние Т`Халор Живущих Выше или нет. Стоит тебе простить его, и ты утеряешь связь с ним. И тогда… станешь тем бесполезным и никчемным червем в моих глазах, коим был всю жизнь. Понятно?
Илур беззвучно зарыдал.
— Именно так. Твоя мерзкая липкая душонка ведет меня к цели.
26-2.
26.
Призрак, впервые входя в гробницу, ощущал неподдельный ужас. Большое помещение с каменными стенами и низким потолком не было освещено. Даже свечи кардинал не позволил ему взять с собой. Сказал лишь, что он, Призрак, и без того хорошо видит в темноте, а сейчас, с короной, так и вовсе сможет видеть ночью, как днем. Кардинал оказался прав с той лишь разницей, что цвета оказались тусклыми, словно в серой дымке, и Призрак видел все во всех подробностях. Ряд мертвеней, поднятых Аббуком, был выстроен вдоль дальней стены. Когда дверь за вошедшим закрылась, они одновременно обернулись и посмотрели на него. О нет, их глазницы не оказались пустыми черными впадинами, как думал брат Хэйл. В них горели фиолетовые огни. Цвет черных заклинаний. И во всем помещении распространялся запах сырости и плесени, сладковатый и едкий. А по сырым стенам пробегали капельки воды. Время от времени раздавалось «кап», когда капелька срывалась с выступающего камня и разбивалась о земляной пол. И в полной тишине это звучало, словно с высокой горы ухнул о дно ущелья громадный бурдюк с жидкостью.