Истины нет
Шрифт:
— Элуран! — закричал он, вваливаясь внутрь вместе с морозными клубами и ударом захлопывая за собой дверь.
Амарис вздрогнула и испуганно открыла глаза. Осознав, что происходит, вскочила на колени, порываясь подбежать на помощь.
— Samliek[1]! — прорычал Кйорт. — Быстро! Догола!
Амарис сначала опешила и испуганно прижалась спиной к стене, непроизвольно укрывшись шкурой.
— Ты что? — взвизгнула она.
— Быстро раздевайся! — Кйорт лихорадочно освобождал бессознательного Арлазара от одежды.
Лицо зверовщика сейчас напоминало ледяную голубоватую маску с черными разводами обморожений. А тело было холодным, как кровь морского гада с самого глубокого дна.
— Будешь его отогревать.
Амарис вдруг поняла, как глупо она себя повела, и дрожащими, но на этот
— Жи… — хотела что-то спросить Амарис, но ее остановили два пальца ходящего, прижатые к ее губам.
— А теперь побудь немного шлюхой, — поднимаясь, приказал йерро. — И грей его не только телом, но и губами. Шепчи любые слова, которые смогут разогреть его изнутри. И не смей растирать. Гладь нежно, как… ну, разберешься.
— Я… — хотела что-то сказать Амарис, но ходящий грубо ее прервал.
— Даже если ли бы понадобилось, чтобы ты от него понесла, я бы тебя заставил, — прорычал он. — Но от тебя нужно только тепло и кошачьи ласки. Уверен, ты сможешь. И слова нужные найдешь.
— Но…
— Там, за дверью я оставил друга, и, возможно, сейчас, прямо в эту секунду он умирает, — багровые глаза на змеином лице смотрели в упор и не принимали возражений. — Начинай. Да так, чтобы все двуногие Мира захотели тебя.
Амарис кивнула и, накинув шкуру, прильнула к зверовщику. Кйорт же развернулся и стрелой подлетел к двери. Схватил теплую куртку, толстые рукавицы, надел унты мехом наружу и привязал к ним кошки. Позади слышался нежный шепот и легкий звук поцелуев. Ходящий, не оборачиваясь, взял со стены большую оленью шкуру и вышел из хижины.
Хигло на этот раз голову не поднял, лишь открыл глаза и посмотрел на хозяина. Они были бездонные, но пустые, обрамленные белой наледью.
— Что ж ты, дружище, борись. Уже почти все хорошо, — шептал йерро, словно конь мог его услышать и понять.
Он с неимоверным усилием приподнял скакуна с одной стороны и, как смог, подсунул под него оленью шкуру.
— Я знаю, знаю. Идти ты не можешь, — ходящий покрепче взялся одной рукой за седельные ремни, другой — за подсунутую под коня шкуру. — Но я тебя потащу. Я потащу тебя.
Мышцы Кйорта вздулись буграми. В глазах потемнело от резкого недостатка кислорода. Два сердца отчаянно молотили по ребрам. Суставы ломило от напряжения и усталости. Только сейчас он осознал, как на самом деле он смертельно устал и что стоит ему сейчас оступиться, поскользнуться, упасть, и он не поднимется. Не сможет. И Хигло заскользил по снегу, как на санях. Мягкими рывками. Двадцать шагов. Всего двадцать шагов, чтобы добраться до стойла. Как же предусмотрительно, что в этом богом забытом месте кто-то создал подобную перевалочную станцию. Кйорт вдруг зло улыбнулся. «Что уж говорить. Дальновидно», — выглянула из уголка сознания мысль и, покивав, загадочно и медленно скрылась. Ходящий почувствовал, как что-то липкое и горячее растекается под одеждой. Пот или разошлись швы? Но сил на поиск ответа не было. Глаза видели лишь одну цель, которая маленьким пятнышком среди полнейшей тьмы скакала впереди. Опускаясь через каждый шаг на колено, чтобы отдышаться, Кйорт, хрипло дыша, тащил Хигло. Пар изо рта тут же оседал на воротнике куртки, лице и волосах морозными узорами. А снова проступившая из ран на лице кровь, густая, как мед, превращалась в наледь. «Двадцать шагов, каких-то двадцать шагов. Неужели я не смогу? — мысли суетливо метались, как бьющийся в окно мотылек. — Смогу. Должен. Вот так. Шаг. Еще шаг. Совсем чуть-чуть осталось».
Рука уперлась в дверь. Ходящий, держась за нее, выпрямился. Навалился плечом, но та не поддалась. «Ch`agg», — мысленно выругался он, нащупав засов.
Деревянный брус примерз к скобам и поддался лишь с третьей попытки. Наконец двустворчатая дверь распахнулась, и оттуда потянуло теплом: пристроенный к одной из стен дома, загон также обогревался, пусть и в меньшей степени.
— Atqе, soallie, — пробормотал ходящий, — ise nurt githei[2].
Кйорт,
Он знал, что такое спалить коня: много лет назад, незнакомый с этим животным, он погубил нескольких, пока один старый конюх не просветил его. Кйорт еще там, среди льдов и метели, понял, что конь умирает. Что если заставить его идти дальше, он сгорит и все равно умрет. Только не во сне, тихо и спокойно, отдав жизнь морозу, а в страшных мучениях, от крови, хлынувшей в легкие. Бешеная ярость загорелась в глазах ходящего: «Если ты, эдали, заставишь меня сделать то, что я не смог сделать тогда, на вершине, позволив Хигло умереть спокойно, я клянусь Ор-Нагатом, что вытащу тебя голого на снег и брошу там». И тут он понял, что больше не слышит противного, царапающего душу и выковыривающего слезу сипа. Хигло задышал ровно и спокойно. Тихий-тихий вдох. Медленный, спокойный выдох. Кйорт снял рукавицу и провел рукой по храпу коня. Ни слизи, ни мокроты. Хигло спал, что в простонародье называется, «без задних ног». Как жеребенок около матери, не боясь внезапного нападения хищника. И если коню в обычных условиях надо часа два-три, чтобы полностью выспаться, то тут придется следить, чтобы сон на боку длился не больше пяти-шести часов, иначе животное может погибнуть. Но главное, дыхание и глубокий спокойный сон говорили, что каким-то чудом зверовщик смог не спалить коня. Почему он рисковал собой ради Хигло, Кйорт собирался узнать, когда эдали придет в себя, то есть, как он думал, через сутки.
Он тихонько переложил голову коня на настил, поднялся. Сейчас его другу уже ничего не угрожало: тут было достаточно тепло и спокойно. Воды он натопит из свежевыпавшего снега — ведь лошади, да еще в таком состоянии, нужна хорошая, чистая вода, — а ясли полны заготовленного корма. Конечно, сухой корм, предназначенный для яков, не так хорош для коня, но если смешать его с зерном, то вполне сгодится. Ходящий взял два больших деревянных ведра и вышел наружу. Метель все еще лютовала и, обрадованная новой жертве, с голодной яростью набросилась на нее. Кйорт двинулся вдоль стены, набрал в ведра снега и зашел в дом.
Внутри было тихо. Мерцали свечи, да огонь в печи из последних сил цеплялся за последнее полено. Ходящий поставил ведра рядом с дверью у стены, снял кошки и, оставляя после себя лужи тающего снега, подошел к постели. Амарис спала, уткнувшись носом в плечо Арлазара. Кожа зверовщика уже обретала здоровый цвет. Ходящий коснулся пальцами лба эдали: жара не было.
— Atqe, — прошептал он, укрыл обнаженную спину Амарис шкурой и отошел.
Он сделал все, что от него зависело. Хотелось есть и спать. Но Кйорт лишь выпил травяного отвара и припугнул голод ложкой мясного варева. Укладываться спать он не собирался: боялся, что измотанный организм не позволит ему проснуться и Хигло проспит дольше необходимого, что окажется для коня губительным. Ходящий снял одежду: белая грубая рубаха со спины оказалась бурой. Все-таки швы не выдержали. Кйорт оторвал от рубахи кусок ткани и осторожно потянулся им к ране не спине. Приложил. Тряпица тотчас пропиталась кровью.