Истоки американо-китайских отношений
Шрифт:
Англичанин, сопровождавший Маккартни, отрицал очевидное – тугое бинтование женских ног и приниженное положение женщин в семье, их содержание практически взаперти. Он говорил, что ничего подобного не существует. Он же утверждал, что люди в Китае правдивы и честны, а если в Кантоне это не так, то это следствие дурного воздействия Запада. И в настоящее время такое утверждение распространяется теми, кто настроен в пользу политических режимов с предельной концентрацией власти и считает, что в Китае и некоторых других странах следует видеть во всех несогласных «пятую колонну», «агентов иностранных государств», «национальных предателей».
Наконец, Андерсон писал, что китайцы в области науки столь же продвинуты, как и Запад. Им нечему в этом отношении учиться у европейцев. Примечательно,
Вообще, пожалуй, здесь можно отметить, что речь может и должна идти и о том образе Китая, который складывался у американцев, у людей Запада, у иностранцев вообще, и о том, под воздействием каких реалий Китая складывался этот образ. Ведь иностранцам и в те времена, и в настоящее время приходится сталкиваться именно с такого рода реалиями. Так что одновременно существует и некий образ Китая, некое правильное и неправильное представление о Китае, и реалии Китая, которые играют существенную роль во взаимоотношениях китайцев и иностранцев.
Двое высших членов миссии (то есть сам граф Маккартни и Стонтон) считали, что поведение китайцев – это свидетельство того, что китайцы становятся «полуварварами». На этой стадии, констатировали они с сожалением, ничто не может спасти Китай от быстрого упадка. В журнале Маккартни содержится великолепное (наилучшее) обобщение вердикта (вывода), который оба дипломата привезли домой в Англию: «Империя Китая – это старый, разваливающийся на части первоклассный военный корабль, который благодаря наследственной команде способных и бдительных офицеров ухитряется держаться на плаву на протяжении последних ста пятидесяти лет и наводит страх на своих соседей одной только своей громадой и своим внешним видом. <…> Этот корабль, вероятно, не перевернется вверх дном сразу же и целиком (полностью); он может дрейфовать на протяжении некоторого времени как развалина и затем развалится на части, наскочив на берег; но он никогда не будет восстановлен на своей старой (прежней) основе (днище)» (С. 43).
Практически первая дипломатическая миссия в Китай из Европы сумела дать оценку тому, что европейцы увидели в Китае. Они назвали китайцев «полуварварами», очевидно, по сравнению с теми, в ком они видели передовую часть человечества, и сделали вывод о том, что Китай идет к неизбежному упадку.
Собственно говоря, все время правления в Китае или над Китаем династии Цин, прошедшее с момента воцарения этой династии в середине XVII века и до конца XIX века, было здесь охарактеризовано как период, когда китайская империя продолжала держаться на плаву, однако весь корабль этой империи прогнил; на его днище, или основе, на всем этом многотысячелетнем историческом основании, невозможно было даже вечно удерживаться на плаву. Английские дипломаты предрекали, что этот корабль развалится на части.
Таким образом, китайцам еще предстояло все это осознать, понять, что им необходимо перенять опыт других стран, Запада, остального человечества, принять общие правила, начать вместо старого Китая заново строить новый Китай, но на той же основе, что и другие страны.
История свидетельствует о том, что этот процесс занял по крайней мере двести лет. Даже само понимание того, что китайцы – составная равноправная, а не главенствующая часть человечества, не «высшая раса» или «главная, центральная нация», приходит медленно, а реальное строительство корабля, равного и равноправного, сознательно согласного стать составной частью единого флота человечества, еще не началось; это время еще не пришло.
Из наблюдений Маккартни также следовало, что упадок Китая, ослабление Китая – это не результат давления или воздействия иностранцев на Китай, а это следствие развития событий в самом Китае, следствие его специфики или самобытности, его исключительности.
Андерсон был явным синофилом, а Бэрроу был синофобом (С. 43).
Еще одну книгу о Китае написал участник путешествия графа Маккартни сэр Джон Бэрроу.
Бэрроу
Отношение к рабству, к самому понятию рабства и к такому явлению, как рабство, – вот то, что разделяло американцев, приплывших в Китай из Нового Света в конце XVIII века, и китайцев.
Это было ядро, сердцевина расхождений между американцами и китайцами, как в то время, так и поныне. Американцы именно по той причине, что они приплыли из Америки, где рабство было отвергнуто, ощущали несовместимость представлений и поведения людей, которые не принимают рабства, восстают против рабства, и тех, кто мирится с рабством, со своим положением раба.
Американцы искали истоки рабства в физической природе человека. Хотя ситуация, сложившаяся в Китае, была следствием традиций, навязанного и принятого порядка вещей, образа существования и образа мыслей.
Он (Бэрроу) писал об умерщвлении младенцев. В Пекине ежедневно убивали двадцать четыре новорожденных, а каждый год девять тысяч. Торрен, один из европейцев, посетивших Китай в XVIII веке, утверждал, что брошенных (на произвол судьбы) детей китайцы ели в медицинских целях (С. 45).
Это не простой вопрос. Конечно, с течением времени, особенно сегодня, все такого рода утверждения и рассказы представляются измышлениями. Однако и их необходимо иметь в виду, составляя представление о китайцах и их истории. Современные китайские писатели, например Мо Янь в романе «Страна вина», иной раз упоминают и о такого рода явлениях в Китае.
Бэрроу видел Китай как нацию великих парадоксов. Хотя Китай был первым по размерам (территории) и населению, он находился почти на дне, если говорить о военной силе. Будучи цивилизованным раньше греков, Китай в настоящее время вряд ли вообще является цивилизованным (С. 45).
Предмет гордости Китая – почтительность к родителям со стороны их сыновей и дочерей – оказывается неубедительным в свете такого явления, как брошенные младенцы. В этом настроении он продолжал: «За строгой моралью и церемониальным поведением народа следует перечень самых больших разврата и распущенности; добродетели и философия ученых объясняются их невежеством и их пороками; если на одной странице они говорят о чрезмерном плодородии страны и о поражающем воображение распространении сельского хозяйства, то на следующей странице выставляются напоказ тысячи людей, страдающих от бедности; и в то время как они превозносят с восхищением прогресс у них в области искусств и наук… без помощи иностранцев они не могут ни отлить пушку, ни рассчитать затмение». …Даже национальный характер он описал следующим образом: «странное сочетание гордости и убожества, притворной серьезности и реальной фривольности, рафинированной цивилизованности и громадной неделикатности» (С. 45).
Профессор Миллер приходил к выводу о том, что этот автор…оказался совершенно не способен понять то, что китайцы могут иметь свои перспективы в деле обороны (С. 45).
Здесь проявляется присущее многим авторам, писавшим о Китае, недоумение в связи с тем, что они находили в Китае, в поведении китайцев, казалось бы, несовместимые вещи. Возможно, именно громада Китая, огромная численность населения Китая порождали в Китае, у китайцев самые разнообразные взгляды, особенности мышления и поведения. «В Китае есть все» – это, вероятно, применимо и к Китаю.