Истоки американо-китайских отношений
Шрифт:
Одновременно и попутно необходимо заметить, что профессор Миллер, учитывая развитие событий, развитие истории и человечества и Китая, указывал на то, что европейцы и американцы не должны были бы недооценивать то, на что смогут быть способны китайцы в военном деле, в создании своего военного потенциала, очевидно, с использованием всех современных достижений в этой области в мире.
Одно Бэрроу видел в Китае с восхищением: это религиозная толерантность, которая соседствовала с Конфуцием, чья философия, как он полагал, была слишком величественна, чтобы сохраняться в чистом виде среди китайцев (С. 46).
Может быть, дело не в толерантности по отношению к религиям, особенно учитывая современную политику КПК – КНР, которые допускают в Китае деятельность только тех церквей, которые ими китаизируются и прежде всего ставятся под полный контроль со стороны властей КПК – КНР.
Бэрроу писал о величии мыслей Конфуция и о том, что именно возвышенность мыслей Конфуция делает недостижимым сохранение и претворение их в жизнь в Китае, учитывая реальное поведение китайцев в жизни, на практике. Может быть, все это опять-таки
По пятам Маккартни Исаак Титсинг в 1794 году возглавил голландскую миссию в Пекин. Очевидно, что кантонские чиновники и купцы стремились создать «более послушное» европейское посольство, чтобы не оказаться в положении тех, кому пришлось созерцать то, как Пекин закрыл и торговлю после опыта с Маккартни. Члены голландской миссии с готовностью выполнили все требования китайского протокола, и затем оказалось, что все это обернулось лишь тем, что перед ними были выдвинуты просьбы, которые представляли собой дополнительные унижения: церемонию коутоу они должны были исполнить перед премьер-министром, перед частями одежды, на которых было имя императора, и наконец в итоге они оказались перед лицом отказа со стороны дощечки с именем императора. Для Бэрроу это было достаточное доказательство того, что Маккартни действовал разумно, напрочь отказавшись выполнять все эти церемонии.
Однако же Стонтон доказывал, что Запад продолжал недооценивать разведку китайцев (С. 46). Дело было не только в том, что китайские чиновники были в курсе того, что голландцы относительно слабы, но они также узнали, что посольство Титсинга имело только квазиофициальный (как будто бы, почти) статус, будучи в большей степени представителем голландской Ост-Индской компании, чем правительства Голландии (С. 47). Возможно также, хотя и не похоже на то, что китайцы могли знать, что правительство Голландии больше не существовало к тому времени, когда Титсинг достиг Пекина (С. 47).
История миссии голландца Титсинга лишний раз подтверждает то, что китайцы, власти Великой Цинской империи не желали установления нормальных дипломатических отношений с иностранцами. Выполняли иностранцы или отказывались выполнять требования китайских властей, результат был один – отказ равноправно относиться к некитайцам. Все остальные соображения были вторичными или побочными.
Только две книги остались после этого посольства. Йозеф де Гинес, сын знаменитого синолога и официальный переводчик миссии, опубликовал «Вояж в Пекин» в 1808 году. Поскольку книга не была переведена на английский язык, она осталась незамеченной в США. Ван Браам-Хукгест, второй по рангу сотрудник посольства и натурализованный гражданин США, опубликовал свой двухтомный труд в Филадельфии в 1798 году (С. 47).
После завершения миссии Ван Браам вернулся в страну, которая его приняла, и построил дом на берегах реки Делавер в Бристоле, в 20 милях от Филадельфии. Там он создал атмосферу Востока… Дом был популярен среди элиты Филадельфии.
При таких обстоятельствах можно было ожидать, что книга Ван Браама получит популярный отклик на нее в США. Однако она была хорошо принята, особенно в Филадельфии, но никогда не имела такого влияния, как книга Стонтона, появившаяся в том же году, или работа Бэрроу, которая была опубликована пять лет спустя.
Позиция Ван Браама была недалека от позиции Стонтона. В ней содержались многочисленные критические замечания в адрес Китая, которые далее смягчались его очевидной ностальгией по старому Кэфею (старое поэтичное название Китая) (С. 47).
Он соглашался с общей оценкой «примитивных» по уровню научных знаний в Китае. Однако он с восхищением отзывался о мостах в Китае, о системе обогрева в домах и т. д. (С. 48).
Он неоднократно предупреждал, что китайцев следует (скорее) судить по их собственным меркам и вкусам, чем по стандартам Европы. Даже когда автору преподнесли обгрызенные кости с императорского блюда за обедом как знак чести и благоволения, Ван Браам объяснял, что император «вне всяких сомнений» не знал, насколько отвратительно это было для европейца. Он столкнулся с коррупцией, был шокирован взятками при дворе императора. Однако он писал, что в мире везде есть коррупция. Он писал о военной некомпетентности китайцев, об унижениях, которым подвергались в Китае женщины, и приходил к выводу о том, что «китайцы живут по-своему счастливо. И чего еще им желать? Почему они должны стремиться открывать что-то еще» (С. 48).
Он был релятивистом в области культуры задолго до появления такого термина. Он проявлял искреннее восхищение народом и обычаями, что было редкостью среди его европейских соотечественников. Только его критическое отношение к «кули», что он называл «самой настоящей низостью китайской нации», заставляло его терять чувство восхищения китайцами и космополитичность (С. 48).
Взгляды Ван Браама типичны для некоторых других европейцев, побывавших в Китае. В них находило свое выражение желание «понять» китайцев, исходить из того, что «китайцы живут по-своему счастливо». Это было проявление стремления оставаться на уровне декоративных взаимоотношений иностранцев с китайцами. При этом подразумевалось, что китайцы всегда будут продолжать жить «по-своему» и быть «по-своему» счастливыми, причем оставаться и существовать в «своем» Китае.
Ван Браам осуждал существование
После наполеоновских войн Британия направила другую миссию в Китай под руководством лорда Амхерста, еще раз попытавшись учредить постоянное посольство в Пекине, открыть порты для торговли и в целом добиться дальнейших торговых уступок от китайцев (С. 48). Однако Амхерст оказался еще менее успешен, чем его предшественник лорд Маккартни (С. 48–49). Переговоры относительно церемонии коутоу были краткими и неприятными. Амхерст напрочь отказался совершать такие жесты, выражающие почтение, хотя китайские официальные лица настаивали на утверждении, что Маккартни выполнил церемонию. В результате Амхерст немедленно был выслан из Пекина, даже не увидев императора. Официальный историк посольства сэр Генри Иллис назвал действия китайцев «беспрецедентной наглостью» (С. 49).
Амхерст, как и Маккартни и Титсинг, оставил на долю других сотрудников посольства все описания этой миссии.
Один из них отрицал существование (такого факта, как) умерщвление младенцев. Этот купец Абель, сопровождавший миссию, постоянно выказывал восхищение тем порядком, который Китай установил над обширным районом в форме деспотического правления, и эффективностью строительства дорог и каналов. Таким образом, в данном случае превалировали более благожелательные взгляды, которые все еще существовали, наряду со стремительно возраставшими враждебными чувствами (С. 49).
Хирург доктор Джон Маклеод остро враждебно относился к Китаю. В 1816 году он был на корабле с миссией Амхерста. Кораблю отказали в причале в Кантоне после посещения Кореи и Формозы (С. 49).
С точки зрения этого автора, китайцы реагируют только на силу. Он констатировал: «Полумеры представляются плохим методом во всех случаях, особенно когда речь идет о нецивилизованных народах…» (С. 50) Вместо церемонии коутоу Маклеод рекомендовал будущим миссиям в Китай применять «удары по башке» (С. 50). Маклеод свидетельствовал, что Ансон дал такой же совет Западу ранее (С. 50).
«Терпение (воздержанность) и ошибочная снисходительность более великих цивилизованных стран, – предупреждал он, – придает храбрости этим дикарям. Причем не только с тем, чтобы рассматривать всех европейцев как варваров, но фактически и третировать их как таковых» (С. 50).
В книгах иностранцев, побывавших в Китае, появилось утверждение о том, что добиться договоренности с китайцами, установить нормальные торговые и иные отношения можно, только применив силу. Терпение и снисходительность не дадут желательных результатов.
Иными словами, иностранцы приходили к выводу, что поведение властей Китая было настолько враждебным, что это требовало применения силы в целях достижения с китайскими властями договоренностей на основе равноправия. Сила виделась при этом как рычаг, позволявший добиваться равноправия. Такой была реакция иностранцев на неравноправие, проявленное властями Великой Цинской империи.
Работе Маклеода присущи два других важных аспекта. Вплоть до того времени, когда миссионеры-протестанты прибыли во множестве, он был единственным автором, который открыто и со всей серьезностью поставил вопрос о статусе Китая как цивилизованной страны. Бэрроу лишь намекал на это. Согласно мнению Маклеода: «Китайцы… являют собой мрачный пример извращенности человеческой натуры; они демонстрируют собой такой народ, который на протяжении неких двух тысяч лет жил в обстановке первых лучей восхода, проблесков цивилизации и в результате состояния, когда были явлены некие узколобые (узкие, ограниченные) принципы, так никогда и не превратился из рассвета в полноценный солнечный день. Однако, исходя из глупых предположений, считая себя венцом творения, и при абсурдной тирании, сковывавшей человека по рукам и ногам там, где дело касается человеческого понимания, делая это путем запрета каких-либо инноваций и улучшений, Китай (по мнению китайцев) может и должен быть в настоящее время величайшей нацией в мире» (С. 50).
Люди, которые писали о Китае, в частности Маклеод, задумались над вопросом о том, является ли Китай цивилизованной страной. Понятие цивилизации представлялось им при определенных условиях применимым ко всем частям человечества. Исходя из своего понимания цивилизации, они относили страны либо к цивилизованным, либо к нецивилизованным.
Побывав в Китае, Маклеод первым усомнился в том, что Китай является цивилизованной страной. Так было выдвинуто положение о том, что понятие цивилизации, цивилизованности разделяет иностранцев, европейцев, людей Запада, включая США, и китайцев. Нецивилизованность китайцев при этом, с точки зрения Маклеода, выражалась и в том, что они, китайцы, исходили из глупых предположений, считали себя, то есть китайцев, в отличие от некитайцев венцом творения. Это означало, что образу мыслей китайцев, с точки зрения Маклеода, были присущи национальный эгоизм, национальный эгоцентризм, мысль о превосходстве китайской нации, своего рода «расовое превосходство» китайцев над людьми всех остальных наций.
Одновременно китайцы не возражали против жизни в условиях абсолютной тирании или деспотии, будучи скованы по рукам и ногам там, где речь шла о каком бы то ни было творчестве и о нововведениях, об улучшении жизни человека, людей. Китайцы, будучи именно такими, одновременно считали себя величайшей нацией в мире.
Итак, с одной стороны, китайцы не были цивилизованны, с другой стороны, они не протестовали против существования в условиях тирании, и при всем при этом, с их точки зрения, Китай мог и должен был быть «в настоящее время величайшей нацией на Земле».