Историческая библиотека
Шрифт:
(2) Сципион, захватив в плен царя Сифакса, освободил его от цепей и обращался с ним любезно[13]. Личная военная вражда, считал он, должна быть средством достижения победы, но поскольку жребий плена сейчас выпал на царскую особу, он сам, будучи просто человеком, не должен делать ничего дурного. Ибо существует, как кажется, божество Немезида, что наблюдает за жизнью человека и немедленно напоминает тем, чья самонадеянность превосходит смертных, пределы их собственных слабостей. Кто поэтому, видя страх и ужас, которые Сципион внушал врагам, в то время как его собственным сердцем овладела жалость к несчастным, не мог не восхвалять такого человека? Это как правило верно, что люди, внушающие страх в бою своим врагам, склонны вести себя умеренно по отношению к побежденным. Так и на этот раз, Сципион вскоре завоевал со стороны Сифакса благодарность за деликатное обращение.
7. (1) Софонба[14], которая была сначала женой Масиниссы, затем Сифакса, и наконец, в результате его пленения, вернулась к Масиниссе, была женщиной привлекательной наружности, обладающая множеством способностей и наделенная даром обязывать мужчин служить ей. Как сторонник дела карфагенян, она с величайшей настойчивостью ежедневно убеждала и умоляла мужа восстать против Рима, ибо она, в самом деле, очень любила родину. Сифакс, зная это, сообщил Сципиону об этой женщине, убедив его быть бдительным. Поскольку это также совпадало с советом Лелия, Сципион приказал доставить ее, и когда Масинисса попытался вступиться, он его резко оборвал. Масинисса, как было ему приказано, послал своих людей привести ее, но когда сам осторожно явился в ее шатер, передал жене смертельное снадобье и заставил выпить.
8. (1) Своим состраданием к тем, кто совершил ошибки[15], Сципион упрочил союз с Масиниссой с этих пор.
9. (1) Ганнибал, созвав вместе своих союзников, сообщил им, что ныне ему необходимо переправиться в Ливию, и предложил всякому, кто пожелает, свое разрешение следовать за ним. Некоторые выбрали переправу с Ганнибалом; однако тех, кто решил остаться в Италии, он окружил своею армией, и сначала дал своим солдатам разрешение взять кого они пожелают в качестве раба, затем вырезал остальных, примерно двадцать тысяч человек, а также три тысячи лошадей и без счета вьючных животных[16].
10. (1) Четыре тысячи всадников, люди которые после поражения Сифакса перешли к Масиниссе, теперь перебежали к Ганнибалу. В приступе гнева, Ганнибал окружил их своею армией, перебил их всех, и распределил лошадей среди солдат[17].
11. (1) Из-за трудностей с продуктами в Карфагене, те граждане, которые проявляли недовольство и желали отмены мирного договора[18], подстрекали народ напасть на корабли и доставить в порт груз продовольствия. И хотя сенат запретил им нарушать договор, они не обратили внимания: "У животов", сказали они, "нет ушей".
(2) Преступление надело личину справедливости.
12. (1) Сципион направил посольство к карфагенянам[19], и чернь едва не предала их смерти. Люди благоразумные, однако, решили их спасти и отравили под охраной на триремы. Но вожаки карфагенской черни убедили адмирала[20] напасть на посольство в море, после того как сопровождающие триремы повернут назад, и убить их всех. Нападение имело место, но посланники ухитрились спастись на берегу, и благополучно вернулись к Сципиону. Боги немедленно явили свою силу упрямым грешникам. Ибо карфагенское посольство, которое было послано в Рим, бурей было вынуждено закончить путешествие вблизи места, где римляне стояли на якоре; и когда их доставили к Сципиону, было всеобщее негодование с требованием отплатить клятвопреступникам. Однако Сципион заявил, что они не должны совершить преступление, в котором обвиняют карфагенян. Поэтому люди были отпущены и благополучно вернулись в Карфаген, удивляясь благочестию римлян.
Рис. Публий Сципион Африканский.
(2) Карфагеняне, ранее причинившие зло римлянам, по некой причине были пригнаны штормом в руки Сципиона. Поднялся всеобщий крик с требованием отплатить клятвопреступникам. Но Сципион заявил, что они не должны совершить преступления, в котором сами обвиняют карфагенян.
13. (1) Убеждать людей к благородному образу действий, на мой взгляд, во всех отношениях чрезвычайно трудно, тогда как слова, предназначенные для лести, имеют невиданную силу внушать подобие превосходства, даже если ведут к падению тех, кто принимает такие советы[21].
14. (1) Нет чести в покорении мира силой оружия, только переполняемых гневом, направленным против злополучных неудачников, что только питает жгучую ненависть против высокомерия, если в преуспевании мы делаем вещи, за которые осуждаем других. Истинная слава - удел тех, кто добился успеха только когда победитель переносит свою удачу с умеренностью. Тогда упоминая таких людей, всякий скажет, что они достойны своих лавров, завистливые псы те, кто забыл об их смертной природе и порочит славу их успеха. Нет величия в убийстве молящего у ног, не дивны деяния, разрушающие жизнь поверженного врага. Не без причины люди приобретают дурную славу, когда позабыв о тленности всего человеческого, они упраздняют убежища, которые есть общая привилегия обездоленных.
15. (1) Акт милосердия более полезен людям, чем отмщение, а мягкое обхождение с падшими врагами, больше чем свирепая жестокость.
(2) Чем благоприятнее удача, тем больше нужно опасаться Немезиды, которая наблюдает за жизнью человека.
(3) В делах людей ничто не остается неизменным, ни добро, ни зло, поскольку Фортуна, как будто преднамеренно, удерживает все вещи в постоянном изменении. Поэтому прилично для нас отбросить наше тщеславие, и воспользовавшись несчастьями других, сделать нашу жизнь безопасной; ибо человек, который обращается с падшими кротко, всецело заслуживает такого же обращения, когда сам встретится с превратностями жизни. Вечная похвала как правило сопутствует таким людям даже от тех, кто не затронут благодеянием, а те, кто фактически получил покровительство, лелеют чувство благодарности, такое как оно заслуживает. Даже злейший враг, фактически, если он встречает милосердие, меняется актом доброжелательности, и немедленно становится другом, когда увидит свои собственные ошибки.
16. (1) Разумные люди должны видеть то, что их дружба бессмертна, а вражда смертна. Отсюда несомненно следует, что друзей у них легион, в то время как те, кто расположен к вражде будут в меньшем числе.
(2) Не менее существенно то, что люди, которые домогаются осуществлять власть, должны превосходить своих товарищей в иных отношениях, нежели только милосердием и умеренностью. Тогда как страх, порожденный завоеванием, делает завоевателей объектом ненависти, вежливое отношение к побежденным влечет за собой доброжелательность, и будет прочной связью владычества. Отсюда следует, что наша величайшая забота ради будущего благоденствия нашей родины, более всего остерегаться причинять жестокости и неисправимые поступки против тех, кто добровольно подчинился нам. Ибо все сожалеют тем, кто уступил необоримым несчастьям, даже если лично с ними не связан, и все ненавидят тех, кто высокомерно пользуется удачей, даже если они союзники. Каждый из нас, я полагаю, относится ко всему сделанному, как будто это сделано для него; мы разделяем негодование несчастных и завидуем преуспеванию счастливцев.
17. (1) Всякий раз когда наиболее прославленный город безжалостно разоряется, тогда, несомненно, поток новостей об этих народах[22] распространяется с гораздо большей скоростью по всему миру, поскольку люди никогда с такой готовностью не соглашаются в похвалах деяниям благородным и единодушно объединяются в ненависти к тем, кто поступает жестоко в отношении поверженных врагов.
(2) Неспособность переносить с должной сдержанностью какую бы то ни было благосклонность судьбы, боги обычно наказывают множеством пагубных последствий.