Исторические очерки Дона
Шрифт:
Сердце матери замирало от страха. Губы испуганно шептали:
— Болезненький ты мой!.. Казак ведь!.. Казак!..
А у казачонка, ловко сидящего на отцовском коне, глаза горят. Весь дышит отвагой, и в маленькой головенке — жажда подвигов и казачьей удали.
17-ти лет — он малолетка. Он в строю. Малолетки собираются на смотр. Скачка. Стрельба в цель. Стрельба в цель с коня на всем скаку. Рубка шашками. Фланировка пиками. Разгоревшись отвагою, целые станицы малолетков с полного разгона, с крутого яра кидалась в реку и плыли на другой берег с лошадьми,
Как сто и двести лет тому назад, зимою строили из снега крепость, водружали знамя и атаковали на конях и пешком.
— Чего не могу?! Все могу!! — задорно кричал малолетка, и мчался в самую кипень боя, навстречу туче снежков.
Кто их учил?.. Никто. Старый урядник, казак, а чаще отец — он ведь тоже казак, — покажет прием, и прием уже на лету схвачен. Один перенимает у другого. Один спешит показать другому.
— Э! да не так! Ить вот как надо-ть! Мне надысь батяня показал.
В ту пору — влюбиться в женщину, грезить о девушке?..
Какой стыд!..
…— Это горе — нам не в горе, Не привыкли этап жить, Чтобы по ветреной девчонке Тосковаться и тужить…Девушки-казачки, не знавшие рабства крепостных и неволи боярских теремов, свободные, ловкие, мало в чем уступавшие братьям, любуясь играми казаков, слушая их песни, танцуя с ними, даря им за лихость цветы и ленты, угощая их стаканом вина или меда, любили их всех, любили казачество, молодцов казаков своей станицы. Влюбиться в кого-нибудь, показать свое чувство — какой срам для девушки-казачки!
Глава XIX
Наступала пора женить молодца. Не его это была забота. Давно подумали об этом и не раз загадали родители. Сыну-казаку нужна и невеста-казачка. В ту пору брак с иногородцами был редок; брак с иноверкой еще того реже. Это всегда были браки самовольные, без родительского на то благословения.
Сын еще и пятнадцати лет не имеет, а отец с матерью тишком, да молчком приглядели ему невесту. Чтобы и не родня была, и чтобы все-таки своя была, с одной станицы или с соседнего хутора.
В доме невесты приглядываются к будущему жениху: «Не пьет ли дюже? Не охальник ли? Не сквернослов ли?.. Не развратник ли?..» И тем временем складывали и складывали приданое в большой сундук.
Когда наступало время женитьбы, обычно за год до отправления в полк на службу, когда минет казаку 20 лет, отец говорит сыну:
— Сынок, тебе время жениться. Мы с матерью выбрали тебе невесту. Она хозяйка домовитая и работящая.
— Воля на то ваша, — отвечал сын и кланялся отцу в ноги. После этого устраивались смотрины невесты.
Родители жениха с женихом отправлялись в дом родителей невесты на вечернику. Собирались гости. Все уже знали, в чем дело, но по обычаю и вида не показывали, что знают, почему вечеринка.
Гости, друзья родителей невесты, заводили разговор о хозяйской дочери, хвалили ее красоту и ум, называли ее доброю хозяйкой и просили, чтобы она поднесла им вина.
— Нешто и то, — говорил отец невесты, — покликать ее, что ли?
Мать шла в соседнюю горницу. Там невеста была подготовлена к выходу. Она была по-домашнему одета, но принаряжена и прибрана для гостей. Она брала приготовленный поднос с чарками с вином и шла обносить гостей. Подав всем чарки, она, скромно потупившись, становилась в углу. Гости медленно пили и похваливали вино. Жених смотрел на невесту.
— Бог даст, — говорили гости, — она и нас полюбит.
Теперь уже знали, в чем дело, но никто и вида не показывал, что знает.
Нужно было послать сватов. Получить согласие — не невесты — но родителей, на брак. Хотя о том и было сговорено давно, но на смотринах могли выйти перемены. Чем-нибудь не понравился жених, — не невесте, невесту о том и не спрашивают, — а родителям ее. То ли показался он слишком тихим, или, напротив, мало уважения им показал, тогда — хотя это и редко бывало — мог быть и отказ.
И тут — веками, с восточной, изящной цветистостью был выработан весь обряд сватовства. Сваты — друзья родителей жениха или их родственники — снаряжались в поездку, и, приодетые по-праздничному, на телеге, запряженной добрыми конями, ехали в дом родителей невесты. Здесь по первому взгляду, по всему приему хозяев было видно — отказ, или предложение будет принято. Родители невесты, «причепурившись», выходили в чистую горницу и, после обычных поклонов, сваты говорили:
— Урядник Мосей Карпович и Маланья Петровна так что желают вступить с вами в родство.
Если слова эти встречали с поджатыми губами и серьезными лицами и отвечали:
— Благодарим покорно за доброе мнение о дочери, но только мы не можем собрать свадьбу.
Это означало отказ. Посидев недолго для приличия, поговорив о постороннем — о видах на урожай, о прошлой службе, сваты, не солоно хлебавши, уезжали.
Если было согласие, отец невесты говорил:
— Постойте… Нельзя же так… Дайте посоветоваться, да и ее самую поспрашивать. Заходить на послезавтрева.
Невесту когда спрашивали, а когда и нет. Она все равно не смела ответить иначе, как сказав:
— Воля ваша.
В назначенный день сваты приезжали с хлебом-солью на блюде, покрытом полотенцем.
— Отец и мать Гаврилы Миронова, — говорили они, — наказали вам кланяться и просить принять их хлеб-соль.
Хозяева молча целовали гостинец.
— Дай Бог, — говорили сваты, — в добрый час!
— В добрый час! — отвечали родители, оборачивали руку суконною полою чекменя, сваты делали то же, и так подавали друг другу руки.
В этот же день, вечером, в доме невесты справлялось рукобитье. Собирались гости, приходили девушки, подруги невесты. Жених приходил с родителями. При их входе все вставали и поздравляли жениха с невестою. Он кланялся в ноги будущим тестю и теще.