Истории для кино
Шрифт:
– Музыкальный магазин? – спрашивает Эрдман.
– А что, очень может быть… Музыкальный магазин, – соглашается Дунаевский.
– Блеск! Музыкальный магазин! – ставит победную точку Утесов.
Так родился самый знаменитый проект «Теа-джаза» Леонида Утесова джаз-комедия «Музыкальный магазин».
На сцене – футляры для инструментов: скрипка, труба, гитара, саксофон… Посреди сцены – огромный футляр контрабаса. По сцене мечется с большой телефонной трубкой забавный очкастенький человечек:
– Что делать! Что делать! Пора открывать магазин, а продавца
Открывается футляр контрабаса. В нем уютно расположился Утесов – продавец музыкального магазина Костя Потехин. У него в руке тоже большая телефонная трубка, в которую он и отвечает:
– Алло! Потехин слушает…
– Черт бессовестный! – кричит очкарик. – Пора магазин открывать, а ты… Почему опаздываешь?
Утесов неспешно наливает кофе из кофейничка прямо в трубку, нижняя часть которой оказывается чашкой, и спокойно сообщает:
Это не я опаздываю, это трамвай опаздывает.
Он невозмутимо бросает в трубку-чашку кусочки рафинада.
– Что трамвай? – надрывается очкарик. – Не слышу!
А вы погодите – у меня сахар не растаял…
Утесов размешивает сахар в трубке.
– Какой сахар? Не слышу! Там что-то мешает…
– Да это я мешаю… Сахар мешаю.
– Ни черта не слышу!
Утесов отпивает из трубки.
– Не кричите, а то у меня цикорий всплывает. Так на чем вы остановились?
– Не я остановился – все дело стоит! Немедленно явиться сюда, и чтоб ноги твоей здесь не было!
На этих словах очкастенький проваливается куда-то под сцену. А Утесов выбирается из контрабаса, оглядывает музыкальный магазин, дает дирижерскую отмашку – и изо всех футляров появляются музыканты с инструментами. Они с ходу врубают увертюру, и начинается представление.
В набитом до отказа зале есть и знакомые лица: Дунаевский, Эрдман, Дита, мама Малка, папа Иосиф. В первом ряду – оратор, громивший джаз на заседании РАПМа.
А за кулисами, как всегда, взволнованно наблюдает за происходящим на сцене верная подруга – жена Лена.
По ходу спектакля Утесов перевоплощается в разные персонажи. Зрители смеются, аплодируют, а папа Иосиф не успевает ориентироваться в трансформациях сына и прибегает к помощи мамы Малки.
Вот Утесов – продавец музыкального магазина предлагает покупателю инструменты и, демонстрируя их возможности, носится от пианино к барабану, от контрабаса к валторне… Папа Иосиф интересуется:
– Малочка, это Лёдя сейчас продает разный товар, да?
– Да, Йося, продает, продает, – подтверждает мама Малка.
Утесов – американский дирижер в цилиндре, жилетке и пышных усах – руководит оркестром, превращая русскую «Во поле березонька стояла» в негритянский блюз. Папа Иосиф опять интересуется:
– Малочка, а зачем Лёдя в этих жутких усах?
– Потому, Йося, шо сейчас он – американец.
– Наш Лёдя – американец? Хорошенькое дело!
Утесов-крестьянин – тулуп, ушанка, окладистая борода, – узнавший от агронома, что навоз – это чистое золото, является в город, чтобы сдать целый воз этого «золота».
– Малочка, а этот в бороде – тоже наш Лёдя?
– Конечно, ты шо, не понимаешь?
– Я таки не понимаю! Он же ж торговал пианино, а теперь торгует конским дреком? Так дела не делаются!
Утесов-крестьянин привез навоз на лошади, которую изображают под покрывалом два танцора. Коняга бьет чечетку, лягается и падает, раскинув ноги, они перекручиваются, и Утесов никак не может разобраться, где какая нога.
А затем Утесов-продавец заявляет, что не может больше работать в музыкальном магазине, потому что слона жалко. Какого слона, недоумевают музыканты. Утесов объясняет: представьте себе тропический лес, по нему идет молодой культурный слон, вдруг бах-бах выстрелы, слон падает, подбегают люди, вырезают из слона косточки, делают из них клавиши, а потом играют на них всякую дрянь, – так что очень слона жалко.
Костя рыдает. Доверчивый папа Иосиф тоже всхлипывает. Мама Малка крутит пальцем у его виска. А публика принимает спектакль с восторгом, хохочет до слез и аплодирует до посинения. Оратор-теоретик из РАПМа по ходу спектакля сначала пренебрежительно кривился, потом невольно подхихикивал, а на интермедии с крестьянской лошадью окончательно прокололся – смеется и аплодирует вместе со всей публикой. Дунаевский кивает на него Эрдману.
– Ты глянь, как оживился наш румяный критик!
– Ай-яй-яй, – усмехается Эрдман, – какой идеологический ляпсус: аплодировать «музыке толстых»!
Юная Дита, не разобравшись, что к чему, бросается на защиту Дунаевского:
– Что вы говорите, какие толстые?! Музыка Исаака Осиповича замечательная! Ее хочется петь, петь, петь…
Эрдман и Дунаевский улыбаются ее пылкости.
А представление уже близится к финалу. Оно как бы предвосхищает на полвека вперед финал великого фильма Федерико Феллини «8 1/2»: музыканты в забавных и нелепых клоунских одеяниях расходятся по белой лестнице с витыми перилами под светлую и чуть печальную песню Дунаевского:
Моя игра подходит к завершенью —Расстаться нам уже пришла пора.Счастливый путь! Спасибо за вниманье!Счастливый путь! Устали вы и я.Счастливый путь! До скорого свиданья!Счастливый путь, счастливый путь, друзья!Слова финальной песенки оказались пророческими: «Музыкальный магазин» действительно отправился в свой счастливый путь с оглушительным успехом не только у зрителей, но даже, представьте себе, у критики и, что уже вообще трудно представить, у руководства. И тем самым определился дальнейший – тоже счастливый, хотя и очень нелегкий – жизненный путь Утесова.