Истории для кино
Шрифт:
И тут на эстраде появляется действительно прекрасная дама – жгучая цыганка: цветастая шаль, множестве юбок, звенящие мониста. Скрипач оживляется и сообщает, что это она, та самая – натуральная, таборная. Лёдя показывает большой палец, оценивая красавицу.
Цыганка вышла без оркестра, со своей гитарой. Тронула струны и запела. Сильным, глубоким, волнующим голосом. Все покорены ее пением. Даже Лёдя забыл о своих творческих планах. Но о них напоминает Скрипач:
– А может, ее тоже пригласить в наш… то есть в твой…
– Нет,
– Ну, ладно, в наш теа-джаз.
– А вот это нет, – возражает Лёдя. – Женщинам у меня не место.
– У тебя что – оркестр или монастырь?
– Да нет, просто если женщина красивая, это будет мешать работе, а если некрасивая, это будет мешать мне!
Цыганка допела романс и получает свой шквал аплодисментов. Скрипач спешит к ней на эстраду, что-то говорит, она отрицательно качает головой, он опять ей что-то говорит, она издали смотрит на Лёдю, кивает, они со Скрипачом подходят к столику, и Лёдя галантно вскакивает навстречу. Скрипач его представляет:
– Мой друг, знаменитый музыкант, любимец публики – Леонид Утесов! Слыхала?
Цыганка загадочно улыбается:
– Да, кое-что доводилось слышать …
– Может быть, окажете честь отужинать с нами? – галантничает Лёдя.
– Возможно, и окажу. Но при одном условии…
– Готов на любые условия! – заверяет Лёдя. – Называйте!
– Условие простое: стоимость ужина должна быть ровно один рубль семьдесят копеек.
Мужчины удивленно переглядываются.
– Почему именно рубль семьдесят, а не, скажем, три сорок или пять двадцать пять? – улыбается Лёдя.
Цыганка смотрит на него в упор:
– А потому, Леонид Осипович, что билет четвертого класса от Тульчина до Одессы стоит ровно один рубль и семьдесят копеек!
Скрипач недоуменно смотрит на девушку. А с лица Лёди сползает улыбка.
– Аня?!
Несостоявшаяся невеста Лёди, от которой он позорно бежал пятнадцать лет назад, берет со стола бокал шампанского и царственным жестом выплескивает ему в лицо. Скрипач в шоке. А Лёдя, утирая с лица струйки шампанского, хохочет:
– Ой, не могу – натуральная цыганка! Ой, шоб я так жил – таборная!
И вот музыканты – «штучные люди», как называет их Лёдя, – после долгих разговоров, уговоров, интриг и хитростей наконец собраны. Начинаются репетиции нового оркестра. Десять музыкантов – три саксофона, две трубы, тромбон, рояль, скрипка, ударные и банджо – играют джазовую мелодию.
– Стоп, стоп, стоп! – кричит Лёдя. – Это джаз или оркестр Бердичевской богадельни?
– Но позвольте, – обижается Пианист, – мне вообще не ясно: мы играем в мажоре или в миноре?
– Да какая разница, мажор-минор… Я нот не знаю!
Музыканты переглядываются, не зная, расценивать это как шутку – или как? Контрабасист осторожным шепотом спрашивает Ударника, забрал ли он уже трудовую книжку из филармонии. А Лёдя даже не замечает реакции коллег, он возбужденно гнет свою линию:
Здесь надо – легко и воздушно! Не по нотам, а по душе… Примерно вот так… Скрипочка… Трубочка… Рояльчик… Контрабасик…
Он выдает фрагмент композиции, имитируя голосом один за другим разные инструменты.
Музыканты удивленно наблюдают этот виртуозный номер. А Трубач вдруг подхватывает голос Лёди своей трубой. Лёдя в эмоциональном порыве целует Трубача в макушку:
– Во! Конечно! Ты мой золотой!
На следующей репетиции музыканты играют более слаженно. Вполне довольный Лёдя кивает головой в такт. А потом из-под носа музыкантов забирает пюпитры с нотами. Оркестр вразнобой сбивается и умолкает. Скрипач закипает:
– Что ты делаешь?!
– Я делаю театрализованный джаз, – спокойно отвечает Лёдя. – А вы пока делаете концерт для пап и мам в музыкальной школе.
– Но как без пюпитров смотреть в ноты?
– Опять эти ноты! Да не нужно в них смотреть – нужно все помнить плюс импровизировать. И еще… Еще нужно оживить инструменты.
– Живой водой? – иронизирует Саксофонист.
– Нет, вашим талантом. Вот хорошо бы вам на саксофоне рассмеяться.
– Что… сделать?
– Да просто рассмеяться. Вот так… – Лёдя имитирует голосом смех саксофона
– Ну, знаете ли…
– Знаю. Точно знаю: вы это сможете.
– Что смогу? Смеяться на инструменте?
– И плакать – тоже! – уверяет Лёдя.
Очередная репетиция. Музыканты без нот играют, как по нотам, а Лёдя кричит, не жалея эпитетов: умнички мои, талантищи мои великие, виртуозики мои золотые, ну и так далее и тому подобное. Вдохновленные похвалой, музыканты играют еще веселей. Но Лёдя вдруг хлопает в ладоши. Музыканты удивленно прекращают игру. А Лёдя хитровато интересуется:
– Хлопчики мои, а не засиделись ли вы, не застоялись ли?
– В каком смысле? – недоумевает Контрабасист.
– Ну, вот что ты стоишь со своей бандурой – как дерево с деревом?
– Я не стою! – обижается Контрабасист. – Я, между прочим, играю!
– Но ты же не владеешь инструментом…
– Я?! Не владею?!
Похоже, сейчас оскорбленный Контрабасист даст Лёде в глаз, но Лёдя поспешно его успокаивает:
Да нет, играешь ты как бог! Но инструментом не владеешь. А ты попробуй так…
Лёдя хватает контрабас и, беспорядочно дергая струны, лихо приплясывает вокруг инструмента, закручивая его вокруг своей оси.
Хлопчики, жизнь – это движение! И вы должны двигаться, чтобы жить на сцене!
Лёдя оставляет контрабас и падает на одно колено перед Скрипачом. Тот отшатывается:
– Лёдя, ты свихнулся?
– Нет, это ты свихнулся от любви, когда играешь серенаду! Так почему бы тебе в самый пиковый момент не упасть на колено…
Со скрипкой?!
– А с чем же? Хотя нет, постой, идея! А что если у тебя в рукаве будет цветок и ты…