Истории для кино
Шрифт:
Тут монолог папы прерывает Дита и живо интересуется:
– А про что он пел?
– Много забавного! Например, в чем различие между женщинами семнадцати и сорока лет…
Лена предостерегающе дергает мужа за рукав.
– А в чем? – не унимается Дита: – В чем различие?
– В уме! – отрезает мама Лена.
– Да-да, конечно, в уме, – вынужден подтвердить папа Лёдя и возвращается к своей теме: – А вы заметили, что у Шевалье даже канотье такое, в каком работаю я?
– Заметили, заметили, – кивает Лена. – Ну, пора в гостиницу…
Лёдя
– В гостиницу? А я думал, мы прогуляем всю ночь!
– Нет, Дите пора спать, да и я устала… от впечатлений.
– Но я ни за что не усну!
Глаза Лёди полны мольбы, и Лена разрешающе улыбается взволнованному мужу:
– Ну, погуляй еще… Только не заблудись!
Лёдя, мурлыча под нос песенки Шевалье, бродит по Елисейским полям, по набережной Сены, по площади Конкорд, мимо Эйфелевой башни, собора Парижской Богоматери, Триумфальной арки – в общем, традиционными маршрутами, которые выбирает человек, впервые попавший в Париж. Он идет по вечерним улицам, смешиваясь с парижской толпой и ощущая себя здесь вполне своим.
Но вдруг его останавливает русская речь:
– Господин хороший! Загляните в наш ресторан, не пожалеет!
Это к нему обращается парнишка-зазывала из русского ресторанчика «Мартьяныч». Лёдя изображает недоумение и отвечает по-французски, что ничего не понимает. Парнишка тоже на ломанном французском просит месье извинить, что побеспокоил его. Тогда Лёдя, очень довольный, переходит на родную речь:
– А-а, поверил, что я француз!
– Поверил, – расплывается в улыбке паренек и вспоминает про свои обязанности: – Господин хороший, загляните – не пожалеете…
Именно что – пожалею, – перебивает Лёдя. – Жаль тратить хоть одну минутку в Париже на что-нибудь, кроме самого Парижа… Салют!
Он машет пареньку рукой и уходит. Но – недалеко, потому что его внимание привлекает бредущий по улице седой мужчина в потертой фуражке российского флота. Лёдя пристально вглядывается и останавливает его:
– Простите… Вы бывший моряк?
Человек поправляет фуражку:
– Нетрудно догадаться…
– И вы плавали на Черном море?
– Капитаном.
– Значит, я не ошибся! Вспомните, пожалуйста: Одесса, бульвар, ресторан… Я – мальчишка, и вы меня угощаете мороженым…
Капитан неуверенно кивает:
– Вполне возможно…
– Давайте зайдем в ресторан?
– Но…
– Я вас угощаю.
– Извините, на чужие не пью.
Капитан хочет уйти, но Лёдя придерживает его за руку:
– Это не чужие, это просто… ну как ответный визит. Вы меня угостили тогда, я вас угощаю сейчас… Ну пожалуйста!
Капитан мнется в нерешительности:
– А вы сюда прибыли из Одессы?
– Нет, из Ленинграда.
– Такого города я не знаю! – отрезает капитан. – Я знаю Санкт-Петербург.
Лёдя примирительно улыбается:
– Но Одессу-то вы знаете?
– Слава богу, хоть Одессу они не изменили, – ворчит капитан.
– Одессу никто не сможет изменить! – заверяет Лёдя.
Они сидят за столиком ресторана. Перед ними графинчик русской водки и русская закуска – соленые огурцы. На эстраде оглушительно бацают русские мелодии гармонисты и балалаечники в красных рубахах.
Лёдя предлагает выпить за встречу. Капитан только кивает. Они чокаются, осушают рюмки и приступают к огурчикам. Лёдя пытается перекричать оркестр:
– Неукротимый мы народ – россияне! Казалось бы, Париж, Европа, другой стиль… Но они себе наяривают, как в Жмеринке!
Капитан опять только кивает. Лёдя ударяется в воспоминания: во время той их встречи в ресторане играл итальянский оркестрик, и хоть это была Одесса, но играл он по-европейски камерно, а капитан был там с очень красивой дамой…
– Это моя жена, – наконец подает голос капитан. – Она умерла…
– Простите! А почему вы здесь?
– Это тоже – она… Очень испугалась революции. Хотя я даже не был в белой армии. Уехали, долго мучились… И вот она ушла, а я продолжаю мучиться…
Гармошки и балалайки замолкли – перерыв. Наступает спасительная тишина. Капитан вдруг улыбается и говорит, что наконец-то вспомнил Лёдю и вспомнил, как спросил тогда, чего Лёдя больше всего желаете, а тот ответил: мороженого. Да-да, радуется Лёдя, ванильного с клубникой и орехами на двадцать копеек. Капитан вспоминает, что и вторым желанием Лёди было все то же мороженое на те же двадцать копеек. И тогда он рассказал ему притчу про Дюка де Ришелье и его внука, который не сумел потратить подаренные ему дедом золотые. Но Лёдя по малолетству не понял, в чем соль, а капитан обещал, что он все поймет, когда придет время… Лёдя смотрит капитану в глаза:
– Да, теперь я понял: человек не вправе ограничиваться ничтожными желаниями, он должен стремиться к гораздо большему, пусть даже недостижимому.
Капитан отвечает ему долгим грустным взглядом.
– Это хорошо, что вы поняли. Но… знаете, только в начале жизни, мальчишкой, и в ее конце, уже стариком, понимаешь, что счастье – оно в самых простых вещах. А все остальное…
Гармошки и балалайки вступают вновь, заглушив голос капитана.
Наутро семья Утесовых прогуливается по Монмартру. Лена, сворачивая себе шею, не отрывается от витрин магазинов. Лёдя покупает у крикливого торговца жареные каштаны для Диты.
На углу играет небольшой негритянский джаз-банд. Музыканты ни секунды не находятся в покое, непрерывно двигаются, приплясывают, заигрывают с публикой, посвящая тому или иному прохожему короткое соло того или иного инструмента. Лёдя восторженно наблюдает за ними. Дита тянет его за рукав в сторону карусели. Отец с трудом отрывается от джаза, идет за Дитой, оглядываясь на ходу, но пытается играть равнодушие:
– Ничего особенного! У нас в Одессе тоже так играют… Даже интереснее импровизируют…