Истории господина Майонезова
Шрифт:
– Невеста была, конечно, девственницей? – с умным видом спросил Осёл для поддержания беседы.
– Нет, господин, невеста была с огромным пузом! – сообщил с хриплым хохотом дед, - Но какую там пели свадебную песню, о, это не объяснить! Я сам женился под такую песню! И мой отец! И мой дед!
– Интересно – интересно! – произнёс я, загораясь.
– Правда интересно, господин? – спросил старик, - Я сейчас её спою.
И он охотно запел трескучим басом на весь лифт:
«В деревне Пестик жил был славный воин Пиратураману, ох, и храбрым он был охотником! И всё его красивое молодое тело покрывали цветные узоры о его победах над леопардами и носорогами! А внизу живота славного воина Пиратураману рос крепкий, как баобаб, богатырь Бабабо, которого Пиратураману прятал от всех под красной повязкой. Жил славный воин в деревне Пестик со своими пятнадцатью братьями, и ходили они вместе на охоту, и вместе ели они по вечерам возле костра. А в соседней деревне Ступка жила вместе с пятнадцатью сёстрами прекрасная Миравахутутти, и была у неё внизу живота маленькая Рикиру, которую красавица прятала под своей жёлтой юбочкой. И вот однажды пришёл храбрый воин Пиратураману к реке, чтобы умыться и напиться, тут увидел он, что спускается по тропинке к воде красавица Миравахутутти, замер воин за кустом, как на охоте. И сняла Миравахутутти свою жёлтую юбочку, и вошла в прохладную воду, посмеиваясь над собой, и сорвала она большой цветок лотоса. Как увидел Пиратураману красивые узоры на её спине и ягодицах, так захотел и Бабабо взглянуть на красавицу, и поднялся он во весь свой богатырский рост, и скинул долой красную повязку! Закричала, как напуганная антилопа, прекрасная Миравахутутти, увидев приближающегося к ней огромного крокодила и упала, как мёртвая, прямо в воду. Схватил своё грозное копьё славный воин Пиратураману, бросился на крокодила, перевернул его за лапу и пронзил в самое сердце одним ударом! А затем подхватил он из воды прекрасную Миравахутутти, положил её на траве у воды и прикрыл большим цветком лотоса маленькую Рикиру. Сразу открыла чёрные глаза красавица Миравахутутти и увидела она своего спасителя славного воина Пиратураману, и увидела она прекрасного богатыря Бабабо, который кричал ей: «Я здесь! Я здесь!», и запылал костёр в маленькой Рикиру, и убрала красавица с неё большой цветок лотоса! Но тут прибежали пятнадцать сестёр Миравахутутти, подхватили они свою младшенькую под чёрные рученьки, надели на неё жёлтую юбочку и повели за собой в деревню Ступка, звеня браслетами.
Вернулся в родную деревню славный воин Пиратураману, сел он возле своей хижины и не мог он ни есть, ни пить, только смотрел на Бабабо, который рос не по дням, а по часам по направлению к соседней деревне.
А в ней прекрасная Миравахутутти лежала в своей хижине на леопардовой шкуре, и пятнадцать сестёр её махали веерами из пальмовых листьев на маленькую Рикиру, в которой пылал большой костёр. И не могла ни есть, ни пить красавица Миравахутутти!
Не выдержали братья славного охотника Пиратураману того, что нет им удачи в охоте без него, принесли они яркие краски и нанесли красивые узоры на лицо храброго воина, и пошёл он в деревню Ступка, и пятнадцать братьев его несли перед ним богатыря Бабабо! И пришли они к хижине красавицы Миравахутутти, и пригласили сёстры в свои пятнадцать хижин пятнадцать братьев Пиратураману, чтобы не слышать приветствий богатыря Бабабо и маленькой Рикиру. А вечером разожгли они большой костёр и устроили весёлый свадебный пир, где шестнадцать братьев из деревни Пестик взяли себе в жёны шестнадцать сестёр из деревни Ступка, и я там был и вместе с ними пиво пил, да невесты мне не досталось!»
Господин профессор закончил свой рассказ о «страсти», хотя, некоторым, показалось, что он изложил не всё, или, что это был «забористый фольклор».
– А что было потом? – спросил Фигурка.
– А потом мы снова поднимались с моим другом на двадцать третий этаж и опять на негнущихся ногах! – весело ответил Войшило.
– Нет, что было потом в этой деревне? – уточнил Фигин вопрос Паралличини, - возможно, через месяц они поменялись жёнами, выбранными на скорую руку?
– Это мне не известно, к тому же, это только свадебная песня, - сказал хитровато профессор, - кому, однако, пирога? О, знатный кусок с комком чернослива и орехов!
– Мне, мне! – загалдели за столом.
– Не могу отказать умоляющему взгляду, - сказал Войшило, выкладывая «знатный» кусок в тарелку Рокки, - ибо, как говорил один профессор, женщина – это твёрдая косточка внутри спелого персика, а мужчина – это мякоть внутри твёрдого кокоса! А уж он-то знал толк в психофизиологических различиях между мужчинами и женщинами!
– Но какие выводы по «любви» и «страсти»? – спросил с нетерпением Кот.
– Одни способны жить безбрачно, другие – моногамно, а третьи – исключительно полигамно, то есть, каждому – своё! Мы вернулись к той формуле, от которой пошли. Страсть обладает способностью роста, она заполняет сначала голову, потом сердце, потом душу и требует всё новых форм насыщения, вплоть до регулярного порочного онанизма, разврата, измен и даже – извращений. Любовь наполняет душу светом, сердце – радостью, голову – благородными мыслями, а тело – теплом. Я согласен с господином Фигуркой, «любовь» и «страсть» - это два разных, рядом растущих дерева, другое дело, что мы с удовольствием рвём плоды как с одного, так и с другого, - закончил глубокомысленно профессор.
В голландке раздался резкий треск, дверца приоткрылась, из неё опасно свесилось горящее полено, отчего весь тёмный угол осветился алым заревом. Маша, вскочив с дивана, схватила чёрную кочергу и ловко направила выпадающее полено в глубину печи.
Паралличини, поймав на себе взгляд профессора, обратился к нему: «Вы можете объяснить многие вещи, мои родители, как-то, сказали, что мне пора поработать на Бога. Но если Он, такой гениальный Творец, как он может нуждаться в моей работе?»
– Это можно сравнить с такой работой: когда мы хотим поступить в престижную гимназию, мы, не покладая рук, учим и зубрим потому, что от этого зависит на место в каком университете мы сможем рассчитывать на следующем этапе. Мы поработали, и нас в эту желанную гимназию зачислили, нам там было трудно, но интересно, и мы развивались. И вот снова пришло время поработать, чтобы попасть в желаемый университет. Так и здесь: чтобы попасть после смерти к Богу, нужно потрудиться, иначе не сдадим экзамена и не обеспечим себе нового круга развития, - объяснил профессор.
В тёмном углу на лежанке, над которой висел «Московский дворик» Поленова, что-то зашевелилось, закряхтело, и голос Фемистоклюса сообщил: «А ваш экзаменационный билет будет из двух вопросов: «вера» и «добрые дела»!»
– Ой, дедулечка, мы и не заметили, что ты там спишь! – радостно воскликнула Варвара Никифоровна, - Начались Святки, а ты – известный фокусник и затейник, покажи нам маленькое чудо!
– Как они себя вели, Машенька? – спросил Фемистоклюс.
– Благовоспитанно, - отвечала она, с трудом сдерживая улыбку, - если бы не господин Войшило, я бы сегодня повыбивала себе все зубы!
– Хорошо, - прошамкал дед, - подай-ка мне, внуча, эту большую красивую сахарницу с розочками и ангелочком на крышке!
Варвара Никифоровна охотно с приятной улыбкой ассистентки исполнила его просьбу. Дед приоткрыл крышечку, посмотрел оценивающе, вытянув губы, закрыл, положил сверху вышитую салфетку с вензелями: «К.В.А.» и три раза резко махнул на салфетку рукой, проговорив: «Кормор – моркор!» Маша на него пристально взглянула, остальные заулыбались.
– Ой, я знаю, - затараторила радостно, желая всех опередить, Ро, - сейчас вылетит жёлтый цыплёнок!
– Нет, это будет букетик весенних цветов! – уверенно заявила Варвара Никифоровна.
– Я думаю, много длинных цветных ленточек! – сказала сияющая Берёза.
– Может быть, пушистый кролик? В очках? – предложил Кро.
– Или рыженькая большеглазая белочка? – спросил ласково Фигурка.
– Нет, это – перепиленная пополам девушка! – озорно выкрикнул профессор.
– Уточка, Серая шейка?! – воскликнул Пыш.
– Нет – нет, это Аленький цветочек! – умоляюще попросила Мушка.
– Из сахара – можно только съедобное, «Дунькина радость»? – спросил Паралличини.
– Съедобная мышка! – гаркнул Кот, - А если серьёзно, голуби, стая голубей! Может открыть дверь?
– Всё, дети, не хочу вас больше обманывать, - сказал дед, снимая салфетку и поднимая, словно в надежде, крышечку с ангелочком, - это, увы, только сахар!
– Бывает! – с пониманием воскликнул профессор, - И у Кио не получалось!
– Фу-у-у, дедуля, как не красиво! – разочарованно протянула Варвара Никифоровна.
Молодёжь насупилась на деда, как мышь на крупу.
– Стихи, это разве не чудо, - заговорил Фемистоклюс, - когда человек пассивную материю пропускает через свою душу, сердце и разум, наполняя её чувствами, смыслом и ритмом? Но к стихам быстро привыкают, и, даже, сам автор не считает их уже чудом и начинает рифмовать всякую «хреновину с морковиной», например: «Эскимосы, эскимосы закурили папиросы, папуасы, папуасы завалились на матрасы!» А к зрительным чудесам привыкают ещё быстрее, чем к стихам. Хватит с вас и того чуда, что вы побывали в Памяти Мира! Жду вас через полчаса в погребе, да не забудьте забрать свои и оставить чужие вещи!