Истории господина Майонезова
Шрифт:
– А я нарисую Мотильду Васильевну в платье с кружевным воротничком, то есть, мою маму, которая кормит Подснежника и Медуницу, приговаривая: «За папочку ложечку, а теперь ложечку за мамочку!» - произнесла совсем сентиментально Берёза с блестящими влажными глазами.
У Пыша и Мушки от её слов глаза наполнились влагой, а сердца щемящей болью.
– Я изображу, пожалуй, гостиную в Доме Черепахи, где мы по вечерам поём и пьём чай за круглым столом с кружевной скатертью из чашек с хризантемами! – энергично заявил Паралличини, выпятив живот и три подбородка.
–
Художники вздрогнули от неожиданности.
– А, действительно, Кро? – поинтересовался Пышка.
– Я думаю, - с умным видом прошепелявил Кро, поправляя очки, - или от самой станции, или от креста идёт излучение, которое мешает роботу видеть этот объект.
– От креста?! – удивлённо воскликнул Адриано.
С металлическим шумом дверь одной из комнат отдыха распахнулась, и Фигурка пьяной походкой, даже не взглянув на сидящих за столом, прошёл в своё купе, бормоча слова оправдания, что-то вроде: «Ксюшенька, последний раз прости подлеца!»
– Нате вам, наклюкался! – с негодованием воскликнул Паралличини, - Видимо, у нас ещё парочка штрафных недель! Как тут заниматься живописью, тем более, когда ни разу не держал кисть в руках!
– Хорошо, что на красках есть цветные наклейки, по названиям мы бы цвета не определили, - сказала философски Берёза, - не плачь, мачо, ты же земляк Рафаэля.
– Я думаю, бормотуса надо выпустить, Кро, - произнесла Мушка, промывая кисточку, - он так внимательно наблюдает за нами, вдруг у него есть интеллект и семья!
– Я думаю, бормотуса надо выпустить, Кро! – повторил голосом Мушки белый лягушонок из бутылки.
Усталый и бледный Кот прошмыгнул в свою спальню, бросив любопытный взгляд на перепачканных красками художников. Дверь за ним гулко захлопнулась, послышались нервные шаги и какие-то обвинения с выкриками.
– Поздравляю, ещё неделя! – не удержался от комментария Паралличини.
Загремели стулья в четвёртой комнате отдыха, Варвара Никифоровна и Рокки появились растрёпанные и не довольные, они пожелали собравшимся у стола спокойной ночи и разошлись по своим купе. Трагически вздыхая, вышел несчастный и расстроенный профессор, держась за сердце.
– Тяжёлый день. Я, пожалуй, сегодня лягу в комнате, где помидоры, постели мне, пожалуйста, Рёзи, моя Варюша каждую ночь кричит и обещает надавать по морде каким-то «держимордам»! Как бы она меня с ними не перепутала! А вид растений и их запах меня успокаивают.
Профессор, вздыхая, ушёл за Берёзой в бельевое купе.
– За дверцей в туалете, наверняка, управление комнатами отдыха, надо найти ключ! – осенило Пышку.
Он первым закончил свою «Поляну» и пошёл варить клей в камбуз. За чёрным иллюминатором не было ни одной звезды.
– Бедный Кро! – сказал вслух поэт, разглядывая свои больные израненные руки со следами ожогов.
Прибежал Адриано мыть кухню. Картины решили сразу же приклеить на стены, чтобы за ночь не покоробился картон. Пока Пыш и Кро занялись этим
– Посмотри на мою скатерть, чего только на ней нет! И ландыши, и твои любимые васильки, и георгины! Но не один цветок не сошёл в почву! Она у меня стоит наготове под столом! Зачем тогда эти нитки? – воскликнула огорчённо хозяйка комнаты.
– Чтобы у нас была такая красивая большая скатерть на столе! – ответила Берёза, восторженно разглядывая великолепные фиалки, разноцветные лилии, изящные ирисы, розы, анютины глазки, нежные крокусы, - Они, словно живые!
– Давай вместе вышьем одуванчик, - предложила Мушка, - вдвоём справимся!
Рядом склонились две красивые головки: тёмная и светлая.
Девушки старательно взялись за дело, и вскоре на скатерти появился не большой жёлтый цветок на тонкой ножке с резными листьями у корневища. Обе смотрели на него с большой надеждой, Мушка поставила на колени бутылку с серой почвой, а Берёза поглаживала одуванчик красивыми пальцами, у неё от напряжения выступила влага над губой, и начала пульсировать жилка на точёной шее.
– Он стал выпуклым! – радостно воскликнула девушка, не спуская глаз с цветка, - Точно!
Цветок дрогнул резными листьями и замер.
– Он уже пушистый! – прошептала Мушка.
– Ну давай же, давай, миленький! – умоляюще проговорила Берёза, пытаясь иголкой подцепить его с ткани.
Одуванчик шевельнулся всем тельцем и расправился, словно бабочка после зимней спячки. Рёзи поднесла ткань к самой почве, и Мушка направила в неё долгожданного питомца. Это был настоящий цветок, нежный и беззащитный, жёлтый, как вылупившийся цыплёнок! Первый цветок станции «Глория полковника Котса» торжественно перенесли в бельевую комнату и поставили рядом с помидорами, на кустах которых висели уже бурые плоды, прозванные «помидорусами».
Часть вторая. Криз.
За иллюминатором, словно спелый баклажан, висел фиолетово-чёрный вечер. Пышка с женой, утилизировав шкуру и плавники галатуса, уселись в своём купе друг против друга. Замёрзшие следья Мушка грела на стопах мужа, который ласково обнимал её колени. Пыш любовался Мушкой, Мушка любовалась Пышем. Через приоткрытую дверь проникал свет из столовой. Они не хотели включать электричество потому, что автоматически закроется экраном иллюминатор, и появится, как заметил Паралличини, состояние кильки в железной банке.
– Мне здесь снятся фантастические сны, - сказала Мушка с улыбкой. Пыш в ответ прочёл из своего раннего:
«Не верьте снам,
Душа, как ветер,
Гуляет ночью по планете,
Там подглядела, здесь взяла
Картинку, образ или чувство,
И это сложное искусство –
Осмыслить, где она была!»
Пышка имел в виду, конечно, совсем другую планету, звенящую кузнечиками и птичьими голосами, полнящуюся ароматами растений, самую красивую и родную.