Истории господина Майонезова
Шрифт:
Железная кружка на столе задребезжала, супруги уставились в иллюминатор, как по команде. Прямо к станции шагал большой робот.
– Силы небесные! – взмолилась Мушка на икону Девы Марии.
Робот тяжело дотопал до самой могилы Котса, постоял возле неё минут пять и повернул назад.
– Он шёл по следу, вероятно, у Кро дырявый мешок!
– произнёс напуганный поэт, - Я и не предполагал, что Робин такой большой!
Супруги не успели перевести дух, как услышали резкий пронзительный вопль: «Помогите! Меня душат!»
Босяком бросились к Фигуркиной спальне, возле которой уже стояли охваченные ужасом Адриано и Берёза, а Кот отнимал от шеи Фиги Фигины же руки! Берёза принесла большой термос и налила, расплёскивая, чай в железную кружку, посиневший Фигурка громко отхлебнул из неё, отвернулся к металлической стенке и тут же уснул.
– Вы видели робота? – заговорил возбуждённо композитор, - Он разнесёт «Килькин дом» за пять минут!
Послышалось громкое беспокойное бормотание с выкриками в бельевой комнате.
– Успокоив одного пациента, медперсонал перешёл в другую палату! – констатировал Паралличини.
«В результате гравитационной нестабильности в разных зонах образовавшихся галактик могут сформироваться плотные образования с массами близкими к массе Солнца. Нужна ли власть в подобных «протозвёздных образованиях», сможет ли она снижать стохастичность в социальном пространстве Космоса, и в какой форме она будет реализовываться?» - спрашивал профессор у помидоров, протянув к ним для убедительности речи правую руку, как Цицерон.
Берёза налила в его кружку из термоса, оратор, не просыпаясь, отпил из неё и тут же захрапел.
Не сговариваясь, впятером подошли к открытой двери Варвары Никифоровны. Примадонна, сурово сдвинув брови, не открывая глаз, заявила: «Я докажу вам, бездушные чиновники – карьеристы, что центр оперного вокала – это вам не банановый кексик!»
Не успел Адриано спрятать улыбку, какой врач улыбается больному родственнику, как из соседнего купе, словно Офелия, выплыла Рокки и пошла вокруг большого стола с открытыми глазами, вытянув вперёд руки, приговаривая с милой улыбкой на осунувшемся личике: «Кро, милый мой Кро, скоро у тебя будет яхта!»
Паралличини покрепче вцепился в металлический стул, а Берёза – в термос.
Красивые зелёные глаза Кота заискрились и стали почти чёрными. Ро, в розовой трикотажной пижамке, с влажными ещё, после душа, длинными пушистыми волосами, была обворожительной. Кот невнятно замычал. Берёза, прочувствовав сцену изнутри, обняла лунатичку за плечи и завела в комнату, где, положив на ухо подушку, выводил розовым носом свои замысловатые «хры – хры – пиу» худой, как весенняя белка, Кро.
– Ложись, детка, запри дверь и никому не открывай! – наказала строго Рёзи, поцеловав Ро, как в детстве, в макушку.
Кот уставился безумными глазами на Пыша и жалобно сообщил ему из раннего Майонезова: «Я птицу увидел, своим опереньем она застилала луну!»
Пыш ответил ему назидательно и, даже, с угрозой стихами из этого же цикла:
«Свобода, свобода, свободен тут каждый!
Цветы тут растут до небес!
А месяц, с высокой секвои упавший,
В гнездо великанье залез!
Здесь ящер свободен – ни рыба, ни птица,
Он солнце везёт на горбу!
Но вот начинает на камне светиться
Короткое слово «табу»!»
Кот выслушал этот длинный приговор с акцентом на последнем слове, издал животный звук и, несколько раз, со всей силы, стукнув головой о металлическую стену, убежал в своё купе. По станции пошёл гул, камера зловеще замигала. Оставшиеся уставились на неё в напряжённом ожидании.
– Штраф пришлют по почте! – высказался через пять минут красный тенор.
– Пойдёмте к вам, попьём чая, - сказала, обессилев, Берёза, крепче, словно младенца, прижав к себе большой термос.
Несколько минут молча пили небольшими глотками горячий ароматный чай из металлических кружек.
– Мы здесь, ребята, все сойдём с ума! – не выдержал Адриано.
– Бедный Кро, - произнесла Мушка, - он потерял половину веса.
– Обратите внимание на качество клея, после механических воздействий на стену ни одна картина, ни одна керамическая тарелка не упали! – заметил Пыш.
– А Мушеньке ещё нужно родить здорового малыша! – блестя глазами в полумраке, воскликнула расстроенная Рёзи.
– Я верю, что это произойдёт в Волшебном Лесу! – решительно заявила Мушка.
– Но, согласись, Пыш, это не справедливо?! – выкрикнул розовый вспотевший Паралличини.
– Не будем о печальном, - ответил поэт, понявший суть вопроса, - будем радовать друг друга своим творчеством! Мне для него не хватает луны! Но сегодня на камбузе у светящейся духовки я написал стихи, которые посвятил Марии, столь радушно принявшей нас.
Он поправил шевелюру и начал читать торжественно:
«Какая тишь, на сердце тишь,
Покой рождественского счастья,
А на дворе шумит ненастье,
Белым бело, не видно крыш.
В окошке слабый огонёк,
Бежит искра в морозных перьях,
Чуть виден снежный козырёк
Над заметённой вьюгой дверью.
Метель дымится над крыльцом.
В окне, в светлеющем овале,
Печальная, с простым лицом,
В накинутой на плечи шали.
Не мчит неистовый ездок,
Не ржут лихие кони в пене.
Вдруг рухнул снежный козырёк,