Истории мертвой земли

Долматович Евгений

«Какое пафосное вступление», – подумал Михаил, считавший себя исключительным знатоком классической литературы.

– Так вот, как вам известно, усадьба эта долгое время пребывала заброшенной, и один только ветер гулял по ее коридорам, не иначе как удивляясь бесцеремонности нынешнего времени. Но когда-то все было иначе. Когда-то здесь вовсю кипела жизнь – яркая, алчная, пульсирующая. Позади дома находились пруды и фонтаны, прекрасный парк с беседками, а ниже по склону располагалась деревня. Знатный дворянский род владел этими землями. Сюда приезжали гостить Анна Ахматова, Лев Николаевич Толстой, а по некоторым данным и Александр Сергеевич Пушкин. Великие русские художники – Репин и Айвазовский – подарили немало картин здешним

галереям. В общем, усадьба пользовалась большой популярностью. – На миг умолкнув, он с тоской глянул в сторону коридора, где во тьме едва уловимо что-то шевелилось, переливаясь монотонной густотой запретных воспоминаний, и выдохнул: – Революция уничтожила все! Сброд неотесанных грязных мужиков разграбил дворец, так же, как впоследствии разграбил и развалил всю страну. Но… темное то было дело, так как первый революционный отряд, ворвавшиеся в этот прекрасный дом, обнаружил лишь изуродованные трупы сельчан. Василий Трофимович Береев – последний хозяин усадьбы – был найден застреленным в этом самом зале. Рассказы о нем вряд ли можно считать достоверными, хотя бы по той причине, что все они серьезно противоречат друг другу. По одним сведениям он был добрейшей души человек, весьма образованный, воспитанный, признанный филантроп, художник и литератор. Его заслугам приписывают создание краеведческого музея в Москве, а также немалый вклад в развитие Института Живописи. Но другие характеризовали его как надменного, нелюдимого и вечно угрюмого мужчину средних лет, что беспощадно тиранил своих домашних и выказывал неприкрытое презрение к обществу и государству в целом. Факт остается фактом: революция обошлась с ним точно так же, как поступила со всей голубой кровью – выстрел в грудь.

– И где здесь мистика? – придержав зевок, полюбопытствовал Альберт.

Океана обожгла мужа злобным взглядом и вновь повернулась к рассказчику. Черные крутящиеся пропасти глаз засасывали…

– А мистика, мой дорогой, в том, что у Береева была дочка, восьмилетняя Нона. Василий Трофимович женился на англичанке, которую в 1900-м году привез к себе на родину. Девушка то была хрупкая, скромная, воспитанная в строгих традициях английской аристократии. Дикие нравы царской России пугали ее, а климат не жаловал, потому она была замкнута, часто и продолжительно хворала. Лишь в девятом году она родила мужу дочь. Есть некоторые сведения, что уже тогда, ввиду постепенно нарастающей в стране смуты, супруга всячески уговаривала Береева вернуться в Англию – к привычному для нее спокойствию. Сделать это он категорически отказывался. Возможно еще и потому, что поддерживал идею революции – в то время оно было свойственно дворянству. Ведь никто и представить себе не мог, в какие бесчинства в итоге выплеснется эта борьба за равноправие, сколько прольется крови, и каковыми окажутся последствия. М-да… Так вот, когда отряд революционеров явился в усадьбу, то обнаружил застреленного хозяина и еще человек двадцать местных, не иначе как решивших под прикрытием революции поживиться барским добром. Все были мертвы, и чья это заслуга – до сих пор остается загадкой. При дальнейшем же осмотре дома отыскали и супругу Береева – тоже убитую. И бытует мнение, что сделали это отнюдь не названные сыны Великой Октябрьской.

– В смысле?

– Некоторые считают, что сам Василий Трофимович, предвидя, какой конец ожидает его родных, таким вот незамысловатым способом избавил их от страданий. – Хозяин усадьбы повернулся к Океане, и та содрогнулась, так как чернота его глаз внезапно поползла ей навстречу. – Но загадочным здесь является то, что тела девочки до сих пор не нашли. Ни единого следа. Нона просто исчезла, а двадцать с лишним вооруженных мужчин, ворвавшихся в этот дом, остались в нем навсегда.

– И? Это все?

– Не совсем. Ранее я упомянул, что слухи, ходившее о Берееве, были довольно неоднозначны. Особо злые языки даже приписывали ему занятия черной магией. Подобные утверждения, конечно, легко отнести к глупым россказням, если бы не одно «но». В усадьбе было обнаружено много всего такого, что невольно заставляет задуматься – а россказни ли это? Например, легендарная Велесова книга. Несмотря на то, что считается, будто нашли ее в именье Куракиных, обнаружена она была именно здесь. И вполне естественно, что подобного рода находки породили множество толков и суеверий, из-за чего усадьбу даже было решено сжечь. К счастью, в то время преимущество в силе переходило от одного самозваного правительства к другому, поэтому революционеры так и не осуществили своего замысла. Разграбив особняк, они бросили его и забыли.

– А что это такое – Велесова книга? – тихо спросила Ника.

– Рукопись, якобы содержащая древние предания, молитвы и описания всевозможных обрядов. Название свое она получила в честь одного из главных славянских богов – Велеса. Считается, что этот бог – бог-оборотень, как его еще именуют – привел в движение наш мир. А еще он значился господином всех дорог, покровителем искусств – поэзии в частности, – владыкой чародейства и хранителем загробного царства. Иногда его также называли Пограничником на пути из одного мира в другой.

– Пограничником? – удивилась Океана, стряхнув наваждение.

Но Альберт перебил ее, буркнув:

– Фальсификация!

– Что именно? – осведомился хозяин усадьбы.

– Велесова книга, – сказал Альберт. – Я читал о ней. Несколько деревянных дощечек, текст с которых опубликовала в пятидесятых годах двадцатого века парочка эмигрантов, да? Это ж дешевая подделка!

– Не мне об этом судить, – безучастно отозвался хозяин усадьбы. – Я всего-навсего рассказываю о том, что слышал.

– Видимо, вас обманули… Да и какое отношение дочка Береева имеет к языческому божку?

Хозяин усадьбы мрачно посмотрел на Альберта.

– На вашем месте я был бы поосторожней в выражениях. Тот языческий божок слыл очень могущественным. Вдруг разгневается.

– Если честно, я во все это не верю, – отмахнулся Альберт. – Я рационалист по натуре, всякую религию воспринимаю исключительно как культурологическое явление.

– Может, и так. А может, отвергнутые боги превращаются в ночные кошмары?

При этом хозяин усадьбы в упор посмотрел на Океану, черные бездны на месте его глаз расползлись на все лицо, и сквозь эту первобытную тьму на Океану уставился некто другой.

– Позор искупается позором, – сказал Пограничник. – Кровь – кровью.

Океана поежилась. Альберт же почесал затылок, а после еще и зевнул:

– Так что случилось с Ноной?

– Этого я не знаю, – ответил хозяин усадьбы. – Никто не знает. Мне лишь известно, что девочку так и не нашли – ни единого ее следа. И вполне вероятно, что она до сих пор где-то здесь…

Тут в камине щелкнуло полено, выпустив сноп быстро развеявшихся искр. Михаил презрительно фыркнул, решив, что история оказалась слишком уж шаблонной и невнятной, а вот его хихикающий коттедж вполне бы мог заинтересовать публику. С тем учетом, конечно, если бы Михаил соизволил о нем рассказать.

Григорий украдкой глянул в его сторону, улыбнулся и покачал головой.

– Я хочу спать, – вздохнула Океана. Стараясь не смотреть на хозяина усадьбы, она поднялась с кресла. – Пойду к себе.

– Родная, ты себя неважно чувствуешь? – полюбопытствовал Альберт, и голос его был настолько фальшивым, что она и вправду почувствовала себя неважно.

Дверь за ней закрылась, и подвижными в зале остались лишь тени да языки пламени.

5.

Акт Первый

Первым делом Океана распахнула окно и, зачарованно покрутив в руках дешевую зажигалку – так, словно это было нечто божественное, – закурила. Зимний холод бодрил, и снег, залетающий в комнату, казался неестественным в тусклом свете ночника.