Истории мертвой земли
Шрифт:
Мальчик зовет «мамой».
– Да не мама я тебе!
– Ты чего орешь?
– В туалет хочу.
– Ага…
Хорошо, что ребенок с выцарапанными глазами остался дома, – пусть там и сидит, постепенно становясь частью квартирной пустоты. Может, этот особняк – эта закрытая база отдыха – привнесет некоторое развлечение? Там будут другие мужчины… Хотелось бы. Вспомнить – каково же это: нравиться. Упиваться флиртом так же, как выдержанным армянским коньяком. Секс. Подавляющая часть природных удовольствий, сумевшая уместиться на головке полового члена, либо же на «вишенке» клитора. Забавно, что причины многих человеческих бед гнездятся там же. Муж не против интрижек. Свободная жизнь. Хм… Никогда не думала, что свобода станет такой, словно бы ее вывернули наизнанку. Как хорька. «Трахайся
– Еще не вечер, верно?
– Чего ты там бормочешь?
– Да я это… помочиться бы мне.
Как сверкнули его глаза! Восхитительно! Любитель упругих мужских задниц приходит в замешательство при упоминании такой ерунды.
– Слушай, избавь меня от подробностей.
– С чего бы вдруг? Тебя что – смущают естественные потребности организма? Как там народ в интернете стебется: девушки в туалет не ходят, да? А у нас, выясняется, геи не писают и не какают. Неужто стесняются?
– Хватит!
Снег на обочинах грязный, такого же цвета, как кожа высушенного на солнце трупа. Наверное… Полоса же леса, постепенно становящегося все гуще и гуще, наоборот, пугает. Там нет мертвецов, пускай и вырос этот лес на крови миллиардов живых существ. Быть может, люди в этой чаще и вовсе бесследно пропадают. Уходят в прекрасные дали по дороге из красного камня – туда, у чего нет названия. Дайте мне особые туфельки, и я тоже отправлюсь искать волшебника из страны ОЗ. Либо же выпью чаю с безумцами из Страны Чудес. А может, чего и покрепче выпью…
Снег прекратился, но через минуту повалит вновь. Пусть он всю землю укутает. Как это красиво, когда снег падает на незрячие глаза каждого отдельно взятого человека и человечества в целом, когда тает, превращаясь в слезы очищения и… раскаяния. Отчаяние? Что это? Ничего нет, и никогда не было. Есть лишь эта серая дорога, это серое небо, этот серый снег, снег, снег… И впереди тысячи таких же серых ночей, что предстоит шагать по этой нескончаемой дороге из ниоткуда в никуда, не разбирая, где небо, а где земля.
– Насколько помню, нигде поблизости нет закусочных. Может, потерпишь?
– Мы недавно макдак проехали.
– И что?
– Я не могу терпеть, тормозни уже где-нибудь!
Его лицо угрюмое, сосредоточенное, а в глазах пульсирует мысль – как же ему не хочется останавливаться и ждать свою отвратительную жену, пока та справит отвратительную нужду за каким-нибудь отвратительным корявым деревцом. Его глаза, в которых нельзя утонуть, в которые, даже встав на колени, нельзя окунуться. Глаза – не океанская бездна, но подсыхающая лужа московской повседневности. В принципе, против истины не попрешь: Альберт очень красивый мужчина. Череп правильной формы, достойный лежать на столе философа-алхимика; волевой подбородок отважного воина времен последних Крестовых походов; тонкий нос поэта-флорентийца эпохи раннего Ренессанса, и красиво очерченные глаза. О, гляделки эти хоть и не поражают своей мудростью и глубиной, но вполне могли бы стать украшением каменного бюста – этакая слепая искусственность, призванная запечатлеть идею абсолютизированной красоты, но не душу. Линии же бровей неестественно аккуратны, как-то по-женски закруглены… – интересно, Альберт чаще предпочитает быть пассивом или активом? А вот кудрявые волосы растрепались, привнося своеобразную вольность и развязность в картину его внешности. Но так он выглядит даже соблазнительней… Кожа смуглая, как у грека, а на шее сияет небольшая ранка, оставшаяся после бритья. Губы сжаты в полоску, что говорит о внутреннем напряжении, да и кадык неустанно ходит вверх-вниз. Мужчина – эталон! – какими их преподносят нам, женщинам, многочисленные глянцевые журналы, клипы, фильмы, весь этот гноящийся нарыв масс-медиа. Ирония лишь в том, что к мужчинам это недоразумение… этот генетический мусор… Альберт не имеет ровным счетом никакого отношения. Всего лишь надменный мыльный пузырь, предпочитающий возлюбить брата своего на ложе Марса, нежели удовлетвориться лоном женщины. Венера в недоумении: что творится с этим миром?
– Притормозить?
– Альберт, пожалуйста!
Навстречу несется грузовик, и по другую сторону лобового стекла, в бархатистом уютном мраке виднеется очередная человеческая клякса. Но вполне уверена, что если эта многотонная бандура остановится и водитель вылезет из кабины, то окажется вполне себе типичным дальнобойщиком: усатым, с брюшком, многодневной щетиной и проницательными, захмелевшими от чрезмерного употребления пива глазами. А руки у него крепкие, мозолистые, покрытые густыми черными волосами. Наверное, у отца тоже были такие руки… или стали… Папа, где ты теперь? Нашел ли убежище в том краю света, куда отправился много лет назад? Или же сгинул в бездонных глубинах океана?
Как там у Шекспира?
Отец твой спит на дне морском,
Он тиною затянут,
И станет плоть его песком,
Кораллом кости станут.
Он не исчезнет, будет он
Лишь в дивной форме воплощен.
Чу! Слышен похоронный звон!
– Дин-дон, дин-дон… Нет!
– Что такое?
– Так ты остановишься?
– Ладно, ладно. Сейчас, погоди минутку…
Как же это трудно – идти по снегу, при каждом новом шаге проваливаясь в яму. Невольно складывается впечатление, будто снизу и вовсе нет дна. Чавкающая пустота, настоящий Тартар. И если обернуться, то можно встретиться с нетерпеливым взглядом Альберта. Правда, стоит присмотреться, как по ту сторону его вечного недовольства вполне вероятно обнаружится и тщательно скрываемое смущение. Мой милый и глупый муженек, так может, все твои рассуждения о красоте и духовном единении, об однополой любви и прочем… – может, это всего-навсего гипертрофированный комплекс неполноценности? Что с тобой сделали? Почему ты стал таким?..
До чего неудобны эти джинсы! Дурацкую пуговицу не расстегнуть, а терпеть уже нет сил!.. Наконец-то! Какое же это облегчение! Вот он – дар богов и дань Пирамиде Маслоу: всего-то и требуется, что иметь возможность вовремя сходить в туалет.
Приеду, обязательно переоденусь в какое-нибудь платье…
– Ух!
Этот шуршащий звук бьющей под напором струи, блаженная пульсация во всем теле, холод, оставляющий иней на ресницах, – все действует усыпляюще. В этом месте снег гораздо чище, чем в прокоптившемся городе, и его без отвращения можно брать в руки, чувствовать, как он обжигает кожу, постепенно превращаясь в капли воды. Можно даже попробовать его на вкус. Белизна снега – словно фата невесты, архаичный символ ее непорочности. Что ж, наш мир давно уже перестал быть девственным. Ныне он напоминает покрытую гнойными струпьями шлюху, готовую отдаться за бутылку дрянной браги.
И если убрать яркую обложку обстоятельств, то разве сама я не похожа на такую вот шлюху?
Странное ощущение, будто кто-то наблюдает из чащи. Превратившимися в лед глазами смотрит прямо на меня и на пар от мочи, идущий у меня из-под ног.
– Кто ты?
Молчание.
– Ну? Говори уже!
Опять ничего, только Альберт яростно сигналит.
– Я жду.
– Пограничник.
Снегопад словно бы усилился, и отчего-то стало трудно дышать. Да-а, ничего не скажешь: хороший день этот педик выбрал, чтобы разыгрывать семейную идиллию.
– Разве я на границе?
– Ты слышишь музыку?
И правда, я слышу ее: то ли джаз, то ли блюз – не сильна в жанрах – эхом доносится из недр леса. А я так давно не танцевала…
– Что это значит?
– Цена должна быть уплачена, – сообщает Пограничник, – тогда я тебя пропущу.
Снова сигналит Альберт, и перед глазами отчетливо встает картина, как он яростно колотит ладонями по рулю, злобно вглядываясь в снежные вихри. Мгновение он учащенно дышит, пытаясь вернуть утраченное самообладание, но… вновь срывается. Возможно, все это будет стоить мне очередной пощечины – этого раздражающего бабьего шлепка, после которого самой хочется превратиться в накаченного верзилу и двинуть ему в ответ могучей рукой дальнобойщика. Так двинуть, чтобы его высокомерие брызнуло в разные стороны горячими маслянистыми каплями, чтобы он выплевал осколки своего отвращения в ладонь, чтобы… Хочется самой стать мужиком хотя бы ради такой дури, как показать ему, что значит удар мужика!