Истории мертвой земли
Шрифт:
От нее не ускользнуло мое замешательство.
– И что же?
– Хочу описать убийство, – сказал я.
– Но ведь ты в каждом своем романе описываешь убийства, – удивилась она. – Много убийств!
– И да, и нет. – Я тряхнул головой, не представляя, как объяснить свою идею. – Понимаешь…
И обреченно умолк.
Она была абсолютно права: все мои истории так или иначе изобиловали смертью и трагедией. Множество покалеченных судеб, разбитых жизней, подробно расписанных несчастий и самоубийств обрушивались на читателя, отважившегося взять в руки сборник моих рассказов или роман. Но все это была жалкая бутафория, пародия на реальность. Как и в случае
Но где я мог набраться таких впечатлений?
Где мог получить возможность наблюдать за агонией обреченного на погибель живого существа?
И где бы мне довелось познать истинный вкус убийства?
Выход оставался только один: я должен был сам стать убийцей. По-настоящему, а не так, как обычно делал, пугая случайных знакомых жалкой игрой в воображаемого маньяка.
Но если в вопросах исследования страха все было просто и ясно, то на убийство я не отваживался.
И безвыходность этой ситуации удручала.
***
Сейчас:
– Ты ведь любишь меня? – шепчет она.
Конечно, конечно я люблю ее! И всегда любил, ведь это она не позволила мне свихнуться, восполнила пробелы в моем знании семьи, любви и счастья и подарила мне всю себя. И это именно она сотворила из меня того, кем я теперь являюсь: писателя, во имя искусства рискнувшего выйти за границы дозволенного…
Она помогла мне отыскать заветное решение.
– Я люблю тебя, дорогая.
– Так зачем вы убили жену, Мурат? – вновь спрашивает врач.
***
Один день назад:
– Где ты была?
Будучи по природе своей человеком довольно миролюбивым и крайне спокойным, я понятия не имел, что на меня нашло. Так или иначе, но я был в ярости и, расхаживая по комнате взад-вперед, злобно косился на свою явно нетрезвую жену.
– Тебе-то какая разница? – хмыкнула она, лукаво улыбаясь собственным мыслям. – Развлекалась.
Ее нахальный тон распалил меня еще больше.
– И с кем же ты развлекалась?
– Слушай, любовь моя, я, конечно, все понимаю, мы с тобой муж и жена, все такое, но… Знаешь, я не обязана отчитываться за каждый свой шаг! – Она с вызовом глянула на меня. – Или, может, я не права?
– Нет, черт возьми! – закричал я. – Не права!
– Тише, тише. – Она явно была удивлена, даже слегка тронута такой моей реакцией. Но повода для тревоги по-прежнему не обнаруживала.
– Что значит – тише? Ты с кем-то развлекалась всю ночь, а я теперь должен заткнуться, так, что ли?!
Как бы я ни пытался взять себя в руки, у меня ничего не получалось. Столь несвойственное жене поведение полностью ломало сформированный у меня в голове образ. Являйся она литературным персонажем, я бы никак не сумел объяснить, а тем более оправдать подобных резких перемен. В чужом тексте я назвал бы такое халтурой, в своем – жалким ремесленничеством, требующим тщательной переработки всей психологии персонажа и его влияния на сюжет. Но что делать с реальностью? Еще больше меня смущала моя собственная реакция на происходящее. На самом деле я всегда считал ревность той еще дуростью – производной от эгоизма и неуверенности в себе. Безусловно, в литературе ревность была только на руку: она добавляла драматизма, открывала дополнительные возможности, была близка и понятна рядовому читателю. В жизни, напротив, я с сожалением смотрел на те пары, что непрестанно цеплялись друг к дружке, зачастую прилюдно выясняя отношения. И вот теперь, разменяв третий десяток, я внезапно обнаружил в себе пламя этого отвратительного чувства.
– Ну да, ты прав, – вздохнула она, – я была с мужчиной. Что с того?
Опешив от подобной наглости, я растеряно скользнул по ней взглядом и тут же впился глазами в успевший пожелтеть засос у нее на шее. Только теперь понял, что, судя по всему, жена не единожды встречалась с тем мужчиной. Если, конечно, речь шла об одном мужчине…
Подобные мысли звенящей острой болью пропороли мой воспаленный разум, заставив на мгновение умолкнуть рвущиеся наружу идеи.
– И ты так спокойно об этом говоришь? – Мне пришлось взять себя в руки, дабы вновь не сорваться на крик. Я понимал, что чаще всего люди кричат от безвыходности, но именно в такой ситуации я и оказался.
– А как я должна об этом говорить? – удивилась она. – Пойми, с тобой невыносимо скучно! Я думала, что смогу как-то повлиять на тебя, Мурат. Но ты совершенно не хочешь меняться. Сидишь целыми днями за компьютером и пишешь!
– Но…
– Не перебивай, пожалуйста. Просто слушай. Я ведь женщина, Мурат, а женщина не хочет сидеть в квартире и чахнуть. Женщина хочет, чтобы за ней ухаживали, чтобы ее добивались, понимаешь? Женщина хочет внимания. Мужского внимания, Мурат. И если в отношениях у мужчин все зиждется исключительно на сексе, то у женщин дела обстоят несколько иначе. Речь сейчас именно о внимании. Хотя… секс тоже необходим, да.
Мне не верилось, что моя жена – женщина, которую я знал столько лет! – может выдать нечто подобное. Откуда взялся этот шаблон? Все эти расхожие фразы, будто бы понадерганные из бульварного чтива?
А потом до меня дошел смысл ее слов.
– Но разве… – неуверенно начал я.
– Нет же, глупенький, – покачала она головой. – Если у тебя мозги окончательно не спеклись, то ты вспомнишь, что за последний месяц ночевал в нашей постели три, максимум четыре ночи. И то, сил у тебя при этом хватило только чтоб меня приобнять. Все остальное время ты проторчал у себя в кабинете.
Какое-то время я молча смотрел на нее, ощущая, как привычный мир низвергается в пучину некоего бытового абсурда.
Решившись, я задал последний вопрос, который, как мне казалось, должен был задать в сложившейся ситуации:
– Ты спала с ним?
Ответ был более чем очевиден – засосы на шее при безобидном флирте не образуются, – но, как если бы все происходящее являлось неким сакральным ритуалом крушения семьи, требовалось определенное логическое завершение, четко обозначенный финал этого акта. И прежде чем ее губы совершили движение, позволившее словам родиться на свет, я все увидел в ее глазах.