Истории мертвой земли
Шрифт:
– Мурат?
– Я убил ее! – кричу я. – Забил, блядь, до смерти!
– Вспомни, милый.
Что? Что именно вспомнить?
– И после этого вы написали роман, так все было?
– Да, так!
– Ты уже близко! То, к чему ты так стремился…
– Этот роман, в котором подробно описан процесс убийства, вы отправили своему редактору, да? И лишь после вызвали правоохранительные органы?
– Да-да, все верно…
– Ты нуждался во мне, и я пришла!
– Мы получили копию вашей рукописи, Мурат. Она изучается.
– Ты
Чувствую ее ледяное дыхание… Слышу ее призрачный шепот… От всего этого у меня начинает кружиться голова, рука же нестерпимо ноет от боли. Я очень устал, хочу спать…
– Что я здесь делаю? – обращаюсь к врачу. – И вообще, почему за столом сидите вы, а не какой-нибудь следователь?
– Мурат, вы действительно думаете, что убили свою жену? – Его лицо остается все таким же непроницаемым, а водянистые глаза по-прежнему ничего не выражают.
Это что – шутка?
– Не понимаю, ведь я только что все рассказал…
– Мурат, послушайте меня.
– Вспоминай!
– Что?
– Вы не убивали свою жену. У вас вообще не было жены.
Несколько мгновений мы молча глядим друг на друга. Я старательно пытаюсь понять смысл им сказанного, выискиваю какой-то подвох, ловушку, потому что его слова никак не укладываются у меня в голове.
– Ч-что?
– У вас никогда не было жены, Мурат, – сообщает мне врач. – Мы опросили ваших соседей и знакомых – в том числе вашего друга Алексея, – подняли данные ЗАГСа, но ничего не нашли.
– Что за чушь вы несете?!
– Мурат, никто никогда не видел женщины с подобным описанием. У вас в квартире не обнаружено никаких следов ее присутствия.
– Но… Как же тело?! Ведь я сам…
– Нет никакого тела, Мурат.
– Теперь ты вспомнишь, – слышу я шепот у себя за спиной…
…и вспоминаю, как одной туманной ночью она просто вошла ко мне в спальню, сообщив, что эпоха одиночества закончена. «Вряд ли, – усмехнулся я. – Ты ж всего-навсего глюк у меня в голове». Но впоследствии я забыл об этих своих словах, ведь так или иначе мне требовалось делиться с кем-то своими впечатлениями, общаться, о чем-то спорить и что-то обсуждать. Всеми силами я старался поддерживать тонкий баланс между реальностью и своими безумными фантазиями, и для этого я использовал созданный мной женский образ – квинтэссенцию всего лучшего, что встречал в женщинах. Так она превратилась в своеобразную отдушину, а потому я все больше стал прорисовывать ее, наделяя теми или иными чертами, качествами, мало-помалу ваяя ее характер, ее личность. Со временем, как и положено истинному писателю, я сотворил из нее – мимолетной идеи – идеальный персонаж. Ежедневно я корректировал ее многогранный образ, наполнял его, подлаживал под себя и свою жизнь отшельника, пока однажды она настолько не абстрагировалась, что стала восприниматься мной как живой человек.
– Твой друг сказал, что тебе нужна семья, и тогда ты создал меня, – шепчет она.
Да, я все вспомнил. Я выдумал ее на роль спутницы и жены, и она подарила мне бесценный опыт в данной области.
– А потом ты захотел описать убийство.
– Это правда, Вишенка, – вздыхаю я. – И когда эта задумка полностью захватила меня, я вновь прибегнул к твоей помощи, ведь к тому времени уже воспринимал тебя как отдельную личность.
– Так было нужно, иначе бы ты не смог убить меня – не прочувствовал бы процесс убийства. Ты должен был верить, что я настоящая, что я – живая.
Теперь я понимаю, что ее голос исходит из моей головы, и именно о ней вновь шепчутся тени, о ней вещает мрак. Я слышу ее внутри себя и чувствую, как она настойчиво будит мою память, даруя мне все новые и новые подробности моей жизни – жизни, потерянной между строк и абзацев…
– Милый, ты сотворил шедевр! И я верю, что он еще очень долго будет будоражить сердца и мысли людей.
Готов поклясться, что взаправду ощущаю холод ее дыхания. А ведь я даже не дал ей имени!
– Полагаю, «История одного убийства» самое жуткое мое творение, – говорю я, поглядывая на явно сбитого с толку врача.
– Но это еще не конец, – предупреждает она.
– Что ты имеешь в виду?
– Осталась еще одна история.
– Какая?
Вместо ответа она обходит меня полукругом, нагибается и заглядывает мне прямо в глаза. Но мне больше не страшно. Страх – от незнания, а мне известна правда. Я больше не вижу образов, как и не слышу бесшумного вопля идей, потому что все практически уже завершилось. Осталась одна последняя идея.
Именно с ней я сейчас и разговариваю, кожей лица ощущая ее ледяное дыхание.
И я догадываюсь, какую историю она потребует, подарив мне взамен столь бесценный опыт.
– Ты должен описать настоящее безумие, – произносит она.
Я смотрю на врача и улыбаюсь.
– Что случилось, Мурат?
– Und wenn du lange in einen Abgrund blickst, – вспоминаю я, – blickt der Abgrund auch in dich hinein.
– Это что, из Гёте? – недоумевает он.
– Ницше.
– К чему бы вдруг?
– Видите ли, – говорю я, – мне нужно закончить еще один роман. И я уверен, что справлюсь. В конце концов, у меня столько новых впечатлений…
Дорога из красного камня
«О, сладкий сон, не покидай меня,
Сомкни мне веки и позволь забыть,
Все, что сбылось, и то, чему не быть,
Все тяготы и все тревоги дня.
Но нет! Воспалены сухие губы.
Виденья обольстительны, но грубы.
Блестят глаза – убийца поджидает
Меня. А может, это страшный сон?
Ночной кошмар? Рассеется ли он?
Когда-нибудь? Но нет, сопровождает
На всем моем пути мой страшный грех,
С которым не расстаться мне вовек,
Как Борджиа с отравою в ларце,
Или Нерон с безумством во дворце»
Джордж С. Вирек
1.
Есть ли смысл оглядываться назад?
– Я же просил тебя не курить в квартире!
Океана никак не отреагировала на раздражение мужа, продолжая разглядывать грязную столичную зиму за окном. Тусклый снег, снег, снег… Болезненное разочарование погибших детских праздников, разносимое по угрюмым дворам провонявшим бензином ветром. И в серой снежной пыли внизу топталась ребятня, соображая, чего бы такого придумать в этом наискучнейшем городе.