Истории мертвой земли
Шрифт:
– И что ты ответил? – Оставив ногти в покое, жена насмешливо посмотрела на меня.
В первый же день нашего с ней знакомства я был поражен силой ее взгляда – невероятно проницательного, срывающего с тебя все покровы и маски, а при желании способного изничтожить, – потому и думать не думал что-то от нее скрывать или отделываться проходными шутками.
– Правду, – просто сказал я.
– Надеюсь, не как обычно? – вздохнула она, демонстративно закатив глаза и откинув голову на спинку дивана.
И не показалось ли мне, что на ее тонкой шее, резко контрастируя с фарфоровым цветом кожи, алел овальной
Решив, что в последнее время мне слишком многое кажется, я с виноватым видом улыбнулся:
– Угу. Я опять сказал им, что для того, чтобы стать мной, мне всего-то потребовалось сойти с ума.
***
1995 год:
– Слушай, а ведь не так уж и плохи эти твои ужастики. И сиськи в наличии, и литры кетчупа, да и поугарать есть над чем.
– А ты думал!
Не обращая внимания на призывы ярких солнечных лучей, отчаянно прорывающихся в пыльную комнату сквозь плотные занавески, мы плюхнулись на диван и включили старенький китайский телевизор.
– Че зырим сегодня? – поинтересовался Леха.
– «Пятница тринадцатое», – ответил я и даже попытался изобразить дьявольский хохот: – Уха-ха!
А где-то в глубине души уже зрело понимание, что если для Лехи все эти ужастики лишь развлечение, то для меня они нечто большее – что-то совершенно иное, по-своему определяющее меня как личность.
***
2000 год:
Я с жадностью ловил каждый ее взгляд, каждое мимолетное движение – будь то покусывание губы или почесывание мочки уха, даже подергивание отдельных мышц на лице – и не мог дождаться, когда же она наконец дочитает. За это время я трижды прокрутил в голове всю историю, скрупулезно разобрал каждого из героев и даже умудрился пройтись по стилистике – и все это с целью выявить сильные и слабые стороны моего рассказа. Но, как бы я ни старался отыскать изъяны, во всех смыслах рассказ по-прежнему казался мне безупречным, если не сказать шедевральным. И потому, тот итог, что она подвела, был настолько ошеломляющим, что я решил, будто ослышался.
– Очень примитивно.
Она выжидающе глянула на меня.
– Э-эм… В каком смысле, примитивно?
– Во всех. Сюжет предсказуем до безобразия: заброшенный дом, типичное древнее зеркало, открывающее врата в ад, и группа туповатых подростков на очередной пьяной тусовке. Персонажи совершенно не раскрыты, художественность отсутствуют напрочь, а логика хромает на обе ноги. Сразу видно, что автор очень неопытен и совершенно не дружит с русским языком. А еще – что автор явно насмотрелся фильмов ужасов. Впрочем… могу похвалить сцены убийств. Это единственное, что в рассказе удалось. Здесь автор постарался на славу – как с описаниями, так и со всем остальным.
– А что не так с языком? – полушепотом спросил я.
– Уж больно много в тексте ошибок. Прям слишком много! Да и ошибки все какие-то глупые.
– А ошибки еще и умными бывают? – съязвил я.
Ее глаза сверкнули ледяной молнией, но, видимо сделав скидку на мой возраст, она предпочла сменить гнев на милость.
– Бывают. И со временем вы поймете, о чем я сейчас говорю.
Она вернула мне тетрадь.
– Передайте автору, что если он хочет стать настоящим писателем – если он действительно хочет им стать! – одного желания будет недостаточно. В этом деле требуется усиленная работа над собой. – И, подумав, добавила: – А еще пускай выберет менее кровожадный жанр. Насилия в мире и так хватает.
Улыбнувшись уголками губ, она совершенно неожиданно подмигнула мне, тем самым давая понять, что мое инкогнито раскрыто: никакой я не посредник. Притащив к ней свой рассказ под предлогом-де от скромняги-приятеля, я определенно сглупил.
– Обязательно все ему передам, – смутился я и стремглав кинулся прочь – подальше от моего первого критика.
***
1997 год:
– И давно ты рисуешь комиксы?
Леха деловито листал альбом, скользя взглядом от одной текстовой вставки к другой.
– Не-е, сравнительно недавно, – признался я. – Это вот история по мотивам «Зловещих мертвецов».
– Да вижу, вижу… У мужика циркулярка вместо руки – сложно не узнать. – Он пролистал альбом до конца. – Слушай, а у тебя недурно выходит. Прям настоящий художник!
Ощутив, что краснею, я отмахнулся:
– Брось, скажешь тоже, художник… У меня по рисованию за четверть постоянно тройбан стоит.
– Это не показатель.
Взяв один из своих комиксов, созданных в состоянии, очень близком к наркотическому экстазу, я принялся его перелистывать.
– Так что, правда думаешь, что у меня неплохо получается? Видишь ли, мне просто надоели все эти голливудские ужастики, вот я и попробовал создать что-то свое…
Перед глазами замелькали карандашные рисунки, в которых рекой текла кровь, отвратительные чудовища раздирали на куски визжащих от боли людей, а перепуганные военные отстреливались от полчищ разъяренных живых мертвецов. То, с какой анатомической точностью мне удавалось изображать черепа и кости, внутренние органы и мышечные волокна, стало натуральным откровением как для моих родителей, крайне смущенных подобным моим хобби, так и для меня самого. Мои ужасные персонажи всячески скалились и подмигивали, тем самым выражая свое почтение. Отныне я был их другом и покровителем – тем, кто позволил им явиться в наш мир из глубин моего не совсем нормального воображения.
Я захлопнул альбом и посмотрел на Леху.
– У тебя определенно талант, – без тени иронии сообщил он.
***
Сейчас:
Воспоминания – крайне интересная штука. Для кого-то они представляют отдельную реальность или, скажем, подтверждение некогда прожитой жизни – этакий метафизический документ, удостоверяющий пребывание в этом мире на определенном отрезке временной прямой. Своеобразный перечень слов и мыслей, поступков и событий, частью которых тебе довелось стать, которые сделали тебя тем, кто ты есть, и которые никогда уже не произойдут вновь. А еще – бесчисленное множество людей: друзей и врагов, знакомых и незнакомых, всех, кто имел хоть какое-то для тебя значение.