Истории СССР
Шрифт:
— Элизбар! — Перекрывая посвист винта, завопил Микита.
Элизбар, третьесортный оператор, понимавший, что смерть с голоду в Москве не лучше геройской гибели в саянских снегах, прыгнул вниз не крестясь. Впрочем, какой он был веры, я не знал. Знал только то, что по какому-то колдовскому стечению обстоятельств его женой побывала дочь первого космонавта Юрия Гагарина. Дыра в снегу от Элизбара была шире и глубже. Полководцы притихли, обдумывая план дальнейших боевых действий. Я прополз мимо них к кабине лётчиков и спросил есть ли у них альпинистская верёвка. Слава Богу, оказался какой-то канат с крюком. Осторожно, как бы извиняясь за свою строптивость, я начал опускать канат вниз. Первым мы вытащили Элизбара. Он был перевозбуждён и пытался снова прыгнуть вниз, поднимать туши козлов. Когда он понял, что за козлами отправился Толя и до сих пор не вернулся, то начал судорожно травить вниз канат с крюком. К тому времени Толя выбрался из дыры и распластался на снегу. Ухватившись за крюк, он медленно поднимался к кабине, обдуваемый ледяным вихрем саянских гор. Когда «рафинад» был благополучно втянут в кабину, Серёга дал лётчикам команду «Домой!»
Смеркалось. Вертолёт заложил вираж, отваливая от остроконечных вершин хребта и поднимая снежный смерч, плотно закрывавший белым саваном окровавленные трупы гордых животных, ещё несколько часов назад резво прыгающих по горным вершинам.
Страшный Суд
Шестнадцать лет я ходил к своему дому, ждал, когда на балкон выйдут мои детки. Потеряв всякую надежду, я зашёл на консультацию к юристу узнать, нет ли у меня каких-нибудь прав появиться в своём доме. Оказалось, что нет. Оказалось, что появившись без приглашения в своём доме, я рискую быть арестованным, так как давал подписку там не появляться. Жена с тёщей написали заявление начальнику ГУВД генералу Понеделко, что я угрожаю их убить. Двадцать шесть лет кушали в два горла, кормили своих деток, украли мою квартиру и загородный дом и…вдруг испугались. Юрист сказала, что единственное, что я могу предпринять — это подать в мировой суд заявление на алименты по содержанию престарелого отца, а там обсудить все вопросы, вступив в законную дискуссию с детьми и женой. Я обрадовался. Затеплилась надежда хотя бы высказать своё недоумение их поступком, услышать какие-то объяснения с их стороны. Да просто увидеть их.
После первого заседания адвокат приехала ко мне и сказала, что дети в суд не пришли и не придут, что они наняли самых дорогих адвокатов в Питере и не хотят приходить в суд. Моя адвокат отказалась меня защищать. Городская программа бесплатной юридической помощи инвалидам приносила ей копейки и она не хотела зря терять своё время. Её план решить все вопросы мирным путём за одно заседание показал свою полную несостоятельность. Такого отношения к отцу она ещё не видела и не представляла возможным.
Я уже два года ждал квоту на операцию тазобедренного сустава и позвоночника и передвигался с трудом. Но пришлось на следующее заседание тащиться самому. Адвоката по городской программе помощи инвалидам я не нашёл. Адвокаты моих деток, отец и сын Бородатые, оказались злобными и хитрыми млекопитающими. Всё у них было везде схвачено. Врач из поликлиники прислал по их запросу справку о том, что я сказочно здоров и ни в чём не нуждаюсь. И даже Наша Честь, по моим наблюдениям, была Их Честью. А секретарша суда, не скрывая ко мне своего неприязненного отношения, на каждый мой вопрос или ответ возмущённо фыркала, как будто я пихал ей под нос кляп с нашатырём. Не сразу, но я узнал его, этого прикормленного адвоката. Именно этот бородатый адвокат с успехом защитил честь городской администрации, возобновившей по моему сценарию «Алые паруса», ничтоже сумняшеся, переписав его на другую фамилию. Тогда, в 2005 году, он ловко нашёл эксперта из «Кулька», написавшего на мой труд заключение, которое позволяло меня срочно отправлять в психушку. И где были все эти фокусники, когда надо было заработать деткам на еду? Ни одна сволочь не принесла им ни одной сосисочки или кусочка колбаски. Не постояли часок-другой в очереди за колготками. Не помогли они мне со своими связями устроить их в детский сад ВТО, в английскую школу, в бассейн, оркестр. Ну, хоть пришли бы, клоуны, на Новый год в облачении Деда Мороза и повеселили деток своим витебским говорком. Или на Ёлку в Кремль с ними съездили?! Или в Мариинку на Щелкунчика?! Мои представления о процессе, когда я думал, что расскажу суду о том, как растил в советские времена своих двоих деточек, кормил их мать и мать их матери, как заботился об их комфорте, вкусной и полезной еде, как я выменивал на свои, кровью заработанные трюками деньги квартиру в центре, чтобы деточки росли среди архитектурных шедевров, как я водил их на занятия в музыкальную школу, спортивные секции не имели никакого значения. Охапку фотографий и плёнок за все двадцать шесть лет красивой жизни ИХ Честь отвела за ненадобностью доказательства Истины. А Истина состояла в том, что по Бандитским Понятиям детки, ограбившие с мамочкой доверчивого отца, ещё и не должны были ему ни копейки. Ну, разве что на пару пирожков с кошатинкой. Мои претензии на помощь они быстро ограничили законной продовольственной корзиной на сумму 4700 рублей, куда входила траты на одежду, обувь и театр. Моя пенсия в шесть тысяч за работу на четырёх предприятиях, начиная с 16 лет, оказалось более чем достаточной, чтобы ни в чём себе не отказывать. Узнал я, что мой сыночек уже растит моих внука и внучку, крещёных в церкви. Что моя дочка работает в Москве и собирается замуж за француза. Но самое страшное, о чём я узнал, что у сына моего три квартиры, а у дочери одна, но в Москве, что бывшая жена вышла замуж за норвежца и живёт за границей. Приезжает сюда только на лето, когда можно жить на даче. Так что мои желания встретить их возле моего дома были напрасны. Видимо свет в моих окнах светил совсем другим, чужим людям, которым они сдали в наём мой дом. Восемь месяцев эти изверги, родителей которых моя мать с отцом освободили от фашистов из Освенцима, унижали меня, уличая в приписке денежных средств на лекарства, которые я бы мог получать от государства бесплатно. То, что они, эти лекарства фальшивые, закон не учитывал.
Утомившись подсчётом стоимости необходимых мне лекарств, я предложил судье приобщить к делу моё завещание всего моего имущества на моих детей, чтобы покрыть их расходы на мои нужды до момента моей смерти. Тут младший бородатый взвизгнул, вскочив со стула, и замахал в знак протеста своими короткими ручками. Он может изменить завещание на следующий день, Ваша Честь! Он не честный человек, он украл у детей деньги, которые его мать завещала им. Это мне сообщила его бывшая жена и его бывшие дети. Но Их Честь возразила представителю ответчика, что дети бывшими не бывают. А я схватил его за лацкан и сильно тряхнул. Слава Богу, что моя мать уже не могла услышать, как унижают выкормленного ею сына те, кого он привёл в её дом, как только ему исполнилось двадцать лет.
В зал вскочил охранник и сковал меня наручниками. Я остолбенел, понимая, что теперь меня могут увезти в тюрьму на долгое время. Я взмолился и Их Честь надо мною сжалилась. Хотя момент был феноменальный. Ликовали бы все! Меня оставили на свободе. Шёл шестой месяц судебного процесса. Седьмой я провёл в больнице. Есть ещё добрые люди. Есть и злые. А есть — животные в пальто!
Когда судья, а это была миловидная девушка лет тридцати, предложила завершить процесс обоюдным примирением сторон, мои детки через своих адвокатов выразили желание подать апелляционную жалобу в суд высшей инстанции и отказать в выплате мне алиментов ввиду не выполнения мною отцовских обязанностей на протяжении всей их жизни, унижения их достоинства и избиения матери на их глазах в течение всех двадцати шести лет совместной жизни. Они просили адвокатов рассказать, что всё время их жизни в семье, они дрожали от страха, когда в двери поворачивался мой ключ, что они со страхом ждали каждое моё появление и не могли избавиться от моего гнёта, так как зависели от меня материально. И вздохнули они только тогда, когда, не выдержав любовных похождений семнадцатилетней дочери по договорённости с бабушкой и мамой, закончившихся страшной аварией на Дворцовой площади в 22.00 5 февраля 1994 года, сломанными ногами и носом своей маленькой доченьки, я ушёл от своей бывшей жены. Тут-то и появилась идея избавиться от меня навсегда с помощью их новых грузинских друзей Томазика, Отарика и Бадрика, выдающихся деятелей бандитского переворота 1991–1993 годов.
На заседании в районный суд должна была придти моя бывшая жена, мои бывшие друзья, отказавшие мне быть свидетелями с моей стороны, а засвидетельствовать в судебном заседании мою непричастность к процессу воспитания детей и, тем более, к покупке квартиры и загородного дома. Когда умерли мои родители в 1988 году, я фиктивно развёлся, чтобы спасти квартиру родителей для детей. В советское время частной собственности и наследования недвижимости не существовало по определению. Последний раз я видел сыночка в 1996 году, когда дал ему денег на поездку в Лондон после окончания института ФИНЭК. Доченьке в 2000 году я сделал операцию в частной клинике профессора Анатолия Белоусова и дал денег на двухгодичную стажировку во французском университете в Экс ан Провансе. Помощь мне по путинским законам ограничивалась только таблетками и едой. Как скоту. О человеческих потребностях любования прекрасным, наслаждения чашечкой кофе с мороженным в городском кафе не могло быть и речи. Это не есть необходимое и достаточное. Содержание в доме престарелых тоже не входит в лимит необходимой помощи. Возврат украденной у меня недвижимости, остался за чертой срока давности. И вообще, не подлежит рассмотрению в суде. Повода нет. Предложили продать мою коллекцию картин. А я-то, придурок, собирал её всю жизнь для своих деток. Мои ожидания раскаяния в течение шестнадцати лет оказались напрасными.
На судебном заседании в апелляции моим бывшим детям было отказано. Я победил двух самых хитрых адвокатов. Один, на костылях, не оставив в своём архиве чеков из советских гастрономов, где покупал для своих выкормышей еду. Их Честь в чёрном пеньюаре благосклонно присудила в мою пользу два МРОТА. Пиррова победа. Своего адвоката с этой радостной вестью я ждал в своих Жигулях, спрятанных в кустах сирени у входа в здание Выборгского районного суда, чтобы хоть одним глазком увидеть перед смертью своих деток. Но они в суд так и не пришли.
Родительская суббота
В детстве, когда небо темнело, а в воздухе повисала тишина, я сматывал удочки и бежал с речки к дому. В огороде бабушка полола грядки, не поднимая головы. Но с первыми крупными каплями дождя и раскатистым громом я прижимался к бабушке и мы скорее бежали в дом. Она снимала с меня промокшую рубашку и штаны и долго тёрла мою голову и тело полотенцем, пока всё не становилось сухим и горячим. Если повезёт, то под эту сурдинку мне перепадало полакомиться мёдом с горячим молоком или с липовым отваром.
Довольно долго сильные руки отца помогали мне чувствовать себя в этом мире защищённым. Походы с отцом на футбол, когда встречи с его товарищами, одобрительно похлопывающих меня по плечам и голове, жавших отцу руку и просивших прикурить от папироски, подтверждали многочисленность армии «наших».
Присутствие мамы на земле начало казаться лишним, когда её вызывали в школу указать на мои проступки. Потом они были лишними на моём дне рождении, когда собирались одноклассники и одноклассницы и, подчистив все крошки со стола, хотелось потискаться и похихикать без лишних свидетелей.