Истории СССР
Шрифт:
— Советские люди были самые читающая нация в мире. Книжных магазинов много было. И книг тоже. У меня подруга в книжном продавцом работала.
— Да, Леночка. Это верно. Вот только какие книжки эти люди читали не совсем понятно. Откуда брались эти модные писатели, кто решал, кого нам читать? Вдруг напечатали книги этого француза и он стал любим народом, как близкий родственник. В мире сотни таких, а мы их не знаем, а любим и зачитываемся книгами Сент-Экзюпери. Поразительно! И знали все этого Маленького принца наизусть. Я первый раз прочитал его по диагонали. Решил расстаться с одной девчонкой, а она меня спрашивает, читал ли я «Маленького принца». Ну, читал, а что? А то, что ты отвечаешь за тех, кого приручил. Я так ничего и не понял, расстался с ней. Хоть я её и приручил. Нудная она была и сиськи трогать не давала. Да и «Маленького принца» я до конца не дочитал.
Вместо «Маленького принца» я читал-перечитывал «Ночной полёт» и «Земля людей». Я тогда очень лётчиком хотел стать. Так и запомнился мне Сент-Экзюпери настоящим, смелым лётчиком. И очень добрым человеком.
Когда с Кремлёвского Олимпа спустили для народного чтива «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова студенческий и научный планктон забегал, как муравьи в муравейнике, в который бросили камень. Напечатали роман в журнале Москва и держать в руках его было противно. Я люблю книги, хорошо изданные. А тут мягкая обложка, мелкий шрифт. Но зачитывались запоем. Я проглотил его за ночь и не пошёл на работу. Эпидемия какая-то.
— А вот эта книга «Мастер и Маргарита». Почитать тебе?
— Упаси Господи! Ну, разве что одну страничку. Про Понтия Пилата. «В белом плаще с кроваво-красным подбоем….».
Ой, до чего же мы были тёмные люди. С этого момента я познакомился с чернокнижниками. Самиздат процветал полным ходом. Размноженные на ротапринте на листках папиросной бумаги, по рукам ходили произведения запрещённых в СССР авторов. Была статья уголовного кодекса за антисоветчину под десятку лет лагерей строго режима. И это за то, что прочитаешь на туалетной бумаге плохо различимые желания безвестного бунтаря. Сартр, Камю, Кафка… Экзистенциалисты грёбаные. Ежи Ставинский, Станислав Лем, Рэй Бредбери, Братья Стругацкие… Ведь из-за них тысячи, миллионы людей мотали сроки, ломали жизни. Что они там почерпнули? Бред сивой кобылы. Путин их не читал, а в мире его за осведомлённого держат. Лучше бы за осведомителя держали.
— Может он Стругацких читал? Может, любил фантастику?
— Да уж! Наверное, любил! И теперь воплотил все их бредни в нашей жизни. Главный режиссёр абсурда! Сталкер! Живём в Зоне, работаем за корм. Ипотека — вечный долг. Призрак квартиры, призрак уюта. Лёша Герман не выпускает свой фильм «Трудно быть Богом» потому, что он превратился в мультяшку про нашу жизнь.
— А вот и Кафка. «Процесс». Почитать? Сейчас-то уж тебя за него не посадят?
— Они, суки, меня уже положили. В расцвете сил и таланта. Почитай лучше Гессе. Он рядом стоит. «Игра в бисер». Открой в конце книги главу «Тетрадь стихов Йозефа Кнехта».
— «Всё выше поднимаются ступени, ни на одной нам не найти покоя. Мы вылеплены Божию рукою, для вечных странствий. Не для костной лени!»
— Боже мой, Боже мой! Как я зачитывался этим романом?! А книгу выкупил в библиотеке имени А.С. Пушкина города Сочи. Библиотекарям сказал, что я её потерял и уплатил двойную цену — два рубля двадцать копеек.
— Ты что, в магазине не мог спокойно купить?
— Лена! Ты с Луны свалилась? Какой магазин, какие книги. Там только Ленина продавали. Юрия Бондарева, Сейфулину, Брежнева Леонида Ильича «Малая земля», Николая Островского «Как закалялась сталь», Александра Фадеева «Молодая гвардия»……Ну ещё Сергея Михалкова. «Дядя Стёпа». Чтобы купить Даниила Хармса я чуть не женился на продавщице Дома книги. И моя жена была согласна на такую жертву.
— Что так Хармса любила?
— Дефицит она любила. Тщеславие.
— А я, вообще, книжек не читала. На фиг они мне сдались. Юбочка у Любочки, танцы обжиманцы. Я в семнадцать лет от родителей в Ленинград сбежала и два раза за год замуж вышла. Вот такие книги. Романы в стихах.
— Вот роман в стихах хочу, Лена. «Евгений Онегин». Или «Гамлет». Или «Фауст» Гёте И.В.
— Ну, разбежался. А у тебя Шолохов есть? Мы «Поднятую целину» в школе проходили.
— А мы «Тихий Дон».
— А в школе «Тихий Дон» не проходят.
— А я в кино его проходил. Раз пять или шесть. Оторваться не мог. И сейчас бы посмотрел. Какой язык, какие люди неприкаянные. Что с ними этот Ленин сделал, чёрт лысый, карлик картавый.
— Ну, читать тебе я его не буду. Очень толстый.
— А ты его на диету посади. Липосакцию сделай. Вырви половину.
— Да ну тебя. А вот тоненькая книжечка. Марина Цветаева. Лирика. «Ещё вчера в глаза глядел, ровнял с китайскою державою. Враз обе рученьки разжал, жизнь выпала копейкой ржавою». Сейчас заплачу. Это про меня.
— Нет, Лена. Не про тебя. Не дай тебе Бог десятой доли её страданий. Она повесилась. А верёвку ей Борис Пастернак привёз.
— А зачем же он привёз ей верёвку?
— Вещи перевязать. А она шею перевязала. Такая путанка получилась.
— А я Пастернака никогда не читала.
— Мы же фильм по его роману недавно смотрели. «Доктор Живаго». Забыла?
— Ой, здорово. Классный фильм. Юрий, Лара, зима в Зварыкино. Такой грустный конец. Я плакала. А там тоже тетрадь стихов Юрия Живаго нашли. Как у Юзефа Кнехта. А я думала Пастернак — поэт.
— Он и поэт, и прозаик. Талантливый он. Лауреат Нобелевской премии по литературе 1958 года. Как Иван Бунин, Михаил Шолохов, Иосиф Бродский. «Быть знаменитым не красиво. Не это поднимает ввысь».
Затравили Борис Леонидовича холуи и посредственности. А какой перевод Вильяма нашего Шекспира он сделал! Быть или не быть? Вот в чём вопрос!
Предал Родину, дело ленинской партии коммунистов. Сергей Михалков с товарищами исключили его из Союза писателей. Как только не унижали человека. По таким они правилам жили. Сегодня по другим живут и не краснеют. Козлы вонючие. Кто их сегодня читает?
— А на этих полках многотомные собрания. Восемь томов Маяковского. Ты так Маяковского любил?
— Да пошёл он к своей Лили Бриг! «Любовная лодка разбилась о быт. Как говорится инцидент исчерпан. И не к чему перечень взаимных болей, бед и обид».
— Ой! А мне нравится. Почитай ещё. Ты наизусть всё знаешь!
— Лучше ты мне почитай, Лена. Максимилиана Волошина. «И всеми силами своими молюсь за тех и за других!» Или Блока. «Мильоны вас! Нас тьмы и тьмы и тьмы. Попробуйте, сразитесь с нами! Да — скифы мы! Да — азиаты мы! С раскосыми и жадными глазами!» Правда Блок написал — «очами». Не могу понять.