История Ханны, изменившей судьбу
Шрифт:
Хотя у нас в семье, как и у всех соседей, царили патриархальные нравы и старший мужчина, дедушка Исаак, считался главой семьи, но всем управляла бабушка Берта. Она работала в банке с восьми утра до семи вечера и за ней приезжал водитель на большом автомобиле. Но она, как обычная хозяйка, управлялась и с работой по дому. Я любила наблюдать, как она готовит варенье в большом медном тазу. У нее оно всегда получалось очень вкусным. А какие она делала соленья!
Дедушка Исаак на работу не ходил, целыми днями ухаживал за садом и огородом. В любимом всей семьей уголке сада росли наши шикарные розы – белые, красные, желтые, розовые. Некоторые кусты были выше человеческого роста! Хотя в детстве многое
В двенадцать лет я сильно вытянулась. Организм перестраивался, а с ним перестраивались и мысли. Думаю, не случайно мне приснился тот незнакомый мужчина в синем костюме. И если бабушке было некогда меня выслушать, маме и папе я не могла рассказать о своем сне, у меня все равно были собеседники. В тот год отец подарил мне несколько луковиц нарциссов. Я выбрала участок в саду неподалеку от роз. Посадила луковицы, поливала нежные ростки, подкармливала удобрениями, собирала с цветов гусениц – ухаживала за нарциссами со всем усердием, на какое была способна. И цветы ответили мне взаимностью – вовремя выпустили белые лепестки и оранжевые тычинки.
Я в школе, с подругами никогда не была тихоней. Отличница и собой недурна, пользовалась в классе популярностью. Но все равно лучшими друзьями стали мне нарциссы.
Разумеется, я рассказала им свой сон, описала мужчину в синем костюме. Нарциссы внимательно слушали, кивая белыми головками.
– Почему он благодарил меня за помощь? Чем я, маленькая девочка, могу помочь взрослому человеку? Ах, да, это не сейчас. Когда-то в будущем, когда я стану сильной, самостоятельной. Но что это за помощь, вы не знаете, нарциссы?
Цветы скромно молчали, потупив головки-бутоны.
Свой уголок я любила еще и потому, что только там могла побыть одна, наедине со своими мыслями и мечтами. Одиночество в нашем шумном доме было непозволительной роскошью. Ведь, кроме моих родителей, Марины и Александра, сестры Татьяны, брата Станислава, у нас жил еще один сын Берты и Исаака Борис и его дочь Маргарита.
Большой дом в два этажа, десять комнат, две кухни. Был еще и гараж на три машины. Каждая комната устлана коврами, они висели и на стенах. И простые, и дорогущие, ручной работы. В Азербайджане домов без ковров просто быть не может. Но как же тяжело было их все пропылесосить, а по весне выбить и просушить на солнце!
Я жила в большой верующей еврейской семье. По субботам мы ходили в синагогу, читали Тору, отмечали главные праздники. В шаббат старались не работать. На косяке входной двери у нас висела мезуза. Это, если кто не знает, своего рода оберег – футлярчик, а в нем кусок пергамента с главными молитвами.
Женщины у нас во всем должны подчиняться мужчинам. Различие в положении, социальном статусе подчеркивается во всем. Даже в синагоге женщины молятся отдельно, на балкончике или спрятанные от мужчин барьером. Барьеры, кстати, не только в синагогах, они везде. У нас все по старинке. О том чтобы выйти замуж по любви, нечего и думать. Родители должны сосватать девушку, дать хорошее приданое. А до того времени, как девушку выпустят во взрослую жизнь, растят в соответствии со строгими правилами: туда не ходи, сюда не ходи, без спроса ничего не делай.
Однажды я, сама не знаю зачем, сорвала у нас в саду парочку еще зеленых помидоров. Мне показалось, что их вполне можно есть. А может я и не собиралась ими угощаться, так сорвала, машинально. У нас вечно какие-то овощи, фрукты дозревали на подоконниках на солнце.
Дед Исаак, увидев это, неожиданно вспылил.
– Маленькая мерзавка! Вредитель сельского хозяйства! Гореть тебе в Геенне огненной!
Он кричал, топал ногами, брызгал слюной. Его гнев был несоизмерим с моей провинностью. К сожалению, бабушки Берты в этот момент не было дома. Она бы меня наверняка защитила. Исаак решил, что я очень сильно провинилась и меня надо строго наказать. И не придумал ничего лучше, чем потоптать мои нарциссы, выкопать цветочные луковицы и выбросить их на помойку.
Я рыдала и молча проклинала дедушку. Исаак убивал моих лучших друзей, которые, я думала, могли открыть мне тайну моих странных сновидений. Но не успели.
Глава 2
Мои люди из снов
Я любила свою Красную Слободу, ее неторопливый темп жизни, весеннее бурное цветение садов, летнюю жару, даже нудные зимние дожди. Мне всё там нравилось, даже то, что меня иногда огорчало – строгие правила нашей патриархальной еврейской общины. Принято думать, что по установленным раз и навсегда правилам легче жить. А я завидовала тем свободным европейским девушкам, кто жил в мире, где нужно искать свою любовь, разочаровываться и снова искать, самой допускать ошибки и самой их исправлять. Но, с другой стороны, не спокойнее ли жить, когда родители находят, сватают тебе мужа? И остается лишь расслабиться и наслаждаться.
Жизнь показала, что и в Москве можно жить таким же патриархальным закрытым обществом. Огромный город предлагал тысячи возможностей, но и диктовал свои правила. Однако выходцы из Красной Слободы упрямо держались своих законов. Кстати, многие из наших мужчин успешно делали бизнес в Москве. Взять хотя бы моего отца Александра. Его бизнес рос как на дрожжах. К началу нулевых годов у него в столице была разветвленная торговая сеть, ресторан, торговый центр. Дела требовали от него регулярно посещать Москву, Баку, Стамбул и Тель-Авив. Вот почему мы переехали в столичный центр огромной России.
Даже если бы мне удалось уговорить родителей оставить меня в Красной Слободе хотя бы еще на годик, ничего не получилось. Бабушка Берта и дедушка Исаак собрались репатриироваться в Израиль. А на кого оставить несовершеннолетнюю меня?
В тринадцатилетнем возрасте с родителями, сестрой и братом мне пришлось переехать в Москву, которую я сразу не полюбила и, признаюсь, не люблю до сих пор. Ставший уже стандартным шок провинциала, оказавшегося в мегаполисе. Огромные дома, в любом из которых разместились бы все жители Красной Слободы. Но тут не знают имен даже соседей по лестничной площадке. Все куда-то спешат, опаздывают, словно участвуют в спортивном соревновании «Успей первым». Только неизвестно – куда успей. Меня это раздражало и злило. Я терпеть не могу опаздывать, стараюсь все делать вовремя.
А еще меня пугало одиночество людей в этих многомиллионных толпах. Я часто замечала такую картину: мужчина и женщина сидят за одним столиком в кафе, но даже не смотрят друг на друга, держат в руках мобильные телефоны, отвлекаясь на звонки. Для чего они встретились, если им друг на друга до такой степени наплевать?
Квартира, пусть и трехкомнатная, мне не нравилась. Разве можно сравнить клетку в многоквартирнике с собственным просторным домом, к которому прилегает сад?
А эта постоянная толчея в метро, на переходах, на остановках?! Люди озлоблены, погружены в себя, толкаются, обижают друг друга… Впрочем, к счастью, я редко погружалась в пучину московских толп. Нас с младшей сестрой Таней возили на машине в школу и обратно. Это была еврейская школа № 1621 «Эц Хаим», расположенная в переулочке в районе Мясницкой. Считалось, что это обычное образовательное учреждение, куда принимали и нееврейских детей. Но, в отличие от прочих школ, там изучали иврит, Тору, отмечали иудейские праздники. В субботу школа была закрыта для посещения.