История Ханны, изменившей судьбу
Шрифт:
– Но я видела его во сне! Именно его! Я же говорила тебе!..
– Ты говорила и говоришь глупости. Тише!
В этот момент какой-то старик поднялся с бокалом и принялся произносить длинный и витиеватый тост. Но я его не слышала. Меня сжигало любопытство. И я продолжила перешептываться с мамой.
– Мама, а ты знаешь этого… в золотом галстуке?
– Его все знают.
– Да-а?
– Его зовут Аврум. Молодые называют дядя Аврум.
– А он кто? Наш родственник?
– Нет, не родственник. Он… ну, как тебе сказать, дочь… Он уважаемый человек, глава общины джуури в Азербайджане. Все к нему прислушиваются, советуются с ним по самым разным вопросам. Если у кого какие серьезные проблемы, обращаются к Авруму.
– Мама,
– Его сын Алан, – мама восхищенно зацокала языком. – Какой красивый мальчик! Ах!
Подходили опоздавшие гости – пары, одиночки, целые семьи. Сначала подходили к новобрачным и их родителям, поздравляли, вручали подарки. А потом все без исключения подходили к Авруму выразить почтение. Он вел себя естественно – пожимал руку мужу, целовал руку жене, трепал по головкам детей. Было видно – Аврум пользуется авторитетом всего общества.
Мой папа тоже к нему подходил. Но я не посмела. Да, наверное, и не смогла бы подойти. Мое сердце билось так сильно, что ослабели ноги. Увидеть в жизни того, кто тебе снился! Разве такое возможно?
Но я, повинуясь странному чувству, желала бы оказаться рядом с Аврумом, взглянуть в его добрые глаза, почувствовать теплоту его рук, уже знакомую по сновидению. Я сидела как на иголках больше часа и так устала от переживаний, что у меня, наверное, поднялось давление. Я просилась домой, мечтая оказаться в родных стенах, в привычной для себя обстановке, хотела стряхнуть наваждение мистического вечера, но родители были против.
Наконец, к полуночи гости стали расходиться. Я в последний раз обернулась на Аврума и Алана, стараясь их покрепче запомнить. Я уже знала, что засну сегодня далеко не сразу…
Перед сном мама зашла в мою комнату.
– Ханночка, ты не спишь еще?
– Нет, мама.
– Послушай, а может, тогда тебе приснился просто какой-то мужчина? А на свадьбе ты увидела Аврума и вообразила себе…
– Я знаю, что видела именно его.
– Разве это может быть? Какая ты у меня фантазерка…
Мама ласково потрепала меня по щеке и, поцеловав, вышла из комнаты.
Я не хотела настаивать на своем мнении, не хотела разубеждать маму. А вещие сны, между тем, снились мне все чаще и чаще. Где-то через месяц после той свадьбы мне приснились сразу и Аврум, и Алан.
Я вижу их в нашей прихожей, где стоят какие-то коробки, мешки, свернутые ковры. «Ничего удивительного», – отметила я про себя. Мы тогда готовились к переезду на новую квартиру. Мой папа и Аврум что-то обсуждали, листали какие-то документы, которые Аврум доставал из папки и передавал отцу.
А вот и Алан! У него в руках букет красных роз. Я думала, что он подарит их мне. Но он всё медлил. Стоял и молча смотрел на меня. Мне хотелось заговорить, но я не смела, хотя слова были готовы сорваться у меня с языка.
И все же в моем сне не было ощущения неловкости, досады. Наоборот, я чувствовала себя прекрасно: свободно, радостно. Мне бесконечно нравился Алан, его добрый взгляд. Я словно бы купалась в озерах его черных глаз.
Проснулась я с уверенностью, что скоро встречусь с Аланом, познакомлюсь с ним. Я мечтала об этом. И, боясь сама себе в этом признаться, грезила о том, что он мог бы стать моим мужем.
А жизнь шла своим чередом и, рано или поздно, в наш дом постучалась ильчи (сваха в переводе с горско-еврейского языка). Обычно свахи начинают издалека, приветствуют хозяина, хвалят дом, ведут разговор, полный аллегорий и иносказаний. Но сводится всегда к одному: «Люди говорят, у вас распустилась прекрасная розочка. А у Рахили… Ну вы же знаете Рахиль… Так у нее подрос крепкий дубок». У нас в Красной Слободе было несколько ильчи и они быстро протоптали дорожку к нашему дому.
Это может случиться, когда девушке пятнадцать лет, или тринадцать. Или даже одиннадцать. Родители с обеих сторон вполне могут договориться и подарить детям специальные кольца. Хотя сочетаться браком обрученные все равно будут в восемнадцать. Это прогресс, потому что раньше (десятки лет назад) в нашей общине могли сосватать и младенцев, а пятнадцатилетние матери встречались сплошь и рядом.
Без преувеличения скажу – ко мне сваталась половина Красной Слободы. Приезжали сваты и из-за океана. Самое интересное, что значительная часть юношей, которых мне планировали в мужья, состояла со мной в той или иной степени родства.
Вообще-то все люди на планете родственники, все от Адама и Евы. Антропология научно доказала существование генетических первопредков, обезьян, более-менее похожих на человека. Считается, что близкородственные браки вредны для потомства из-за опасности унаследования генетических заболеваний. Но эти болезни встречаются и у людей, родившихся в обычных семьях. А что можно сказать о красавице и умнице Клеопатре, у которой в геноме три столетия браков между родными братьями и сестрами?
Небольшой народ восточных евреев старался сохранить национальную чистоту, поэтому браки между двоюродными, троюродными родственниками у нас встречались и встречаются. Мы не боимся кровосмешения. Хуже, когда в семье нет уважения к мужу или жене, благоговения перед старшими, любви к детям. А с другой стороны, не скажешь, что наши традиционные семьи, созданные посредством сватовства, брачного договора, по благословению раввинов гарантируют любовь. Просто разводы редко бывают, опять-таки благодаря традиции. На разведенных смотрят косо, это большой грех. Хотя в последнее время разводы происходят все чаще и чаще. Ничего не поделаешь, обычаи уходят в прошлое.
Ну, а что касается традиций… У моего дяди Бориса в Красной Слободе был друг дядя Семен. Тоже, наверное, мой родственник в каком-то колене. У Семена имелся сын Роман старше меня на год. Пухлый смешной мальчишка, такой толстый розовощекий поросеночек. Мы учились в одной школе. В ряду парней, на которых я могла бы обратить внимание, Рома, безусловно, занимал последнее место. Но он и его родители, видимо, думали иначе.
Я заметила, что Рома частенько по-соседски стал заглядывать в наш дом. То соли попросит, то книжку почитать, то домашнее задание забыл записать. И при этом старается побыть подольше, донимает расспросами. Вероятно, в какой-то момент Рома решил, что уже произвел на меня достаточное впечатление.
В десять вечера – стук в дверь. Я побежала открывать. За дверью, сияющий, как начищенный медный самовар, толстый Рома с цветами и его родители, наряженные, как на свадебное торжество. Подошла бабушка Берта. Соседи обошлись без услуг красноречивой ильчи (это все-таки денег стоит) и без лишних церемоний.
– Берта, мы по поводу Ромы и твоей внучки Ханны…
Позднее время у нас не повод не впустить гостей. Бабушка поставила чайник, подала на стол сладости. А вот присутствие на сватовстве будущей невесты не обязательно. И бабушка отослала меня краснеть и переживать в нашу с сестрой комнату. Больше всего я боялась, что, пока мои родители, бабушка и Ромины родители ведут переговоры, Рому запустят пообщаться со мной. О чем с ним разговаривать? Но бабушка твердо стояла на соблюдении традиции, когда при сватовстве девушке отводится роль кота в мешке. Рома остался молча надувать щеки при разговоре взрослых. Но я, на всякий случай, заперлась на ключ. Правда, вскоре решила открыть и послала младшую сестру подслушивать под дверью.