История Хэйкэ
Шрифт:
Ёсихиро и Рокуро шли как раз на встречу с Конно-мару в мастерской по изготовлению седел. До этого они несколько раз виделись с ним в разных районах столицы и всякий раз оживленно обсуждали планы мести.
– Вон там, Рокуро, мастерская.
– Да, это она. И кажется, ее хозяин за работой. Зайдем и поговорим немного.
– Погоди. Вспомни, о чем нас предупреждал Конно-мару. Нужно входить в мастерскую под видом заказчиков седел. Он-то кое-что смыслит в этом ремесле. Мы же должны опасаться подмастерьев. Нельзя рисковать, вызывая их подозрения.
– Верно,
– Я отойду туда, за гробницу, – сказал Ёсихира, указывая рукой на дальний берег пруда.
Там в небольшой роще стояла древняя заброшенная гробница. Ёсихира осмотрелся, взглянул на кисточки глициний, свисавших с карниза гробницы, на ветки деревьев, на цветы-купальницы, окаймлявшие край пруда. Наконец появились Конно-мару с Рокуро. Предводитель отряда собрался встать на колени перед Ёсихирой, но тот резко остановил его:
– Будь осторожен, нас могут увидеть люди и заподозрить неладное. Теперь мы больше не являемся сюзереном и вассалом, мы трое вне закона. Садитесь рядом со мной. – Ёсихира указал на большой пень и спросил: – Что нового, Конно-мару?
– О Киёмори ничего. Но слышали вы о тайном переезде Токивы в домик на окраине столицы?
– Слышал, но мне сказали, что Киёмори ни разу там не бывал. Жду случая посчитаться с ним, когда он пойдет к Токиве.
– Уверен, что после той ночи он стал особенно осторожен, но случай, конечно, представится.
– Когда-нибудь несомненно.
– Каждый день проходит в печали. Не было дня, когда бы я не думал о своем господине.
– Я чувствую то же самое, когда вспоминаю об отце.
– А что вы думаете, господин, о Токиве?
– А она при чем?
– Должны ли мы оставлять ее в живых?
– О ней не идет речь.
– Но это невозможно. Разве мы можем игнорировать позор, который она навлекла на Гэндзи, согласившись стать возлюбленной Киёмори?
– Не забывай, Конно-мару, что она пошла на это ради детей.
– Так говорят люди. Но можно ли поверить тому, что это была жертва с ее стороны? Я сомневаюсь. По-моему, она забыла вашего отца и отдалась Киёмори по собственному желанию.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что она не покончила с собой и не последовала за своим господином.
– Ты хочешь слишком многого и судишь ее слишком строго.
– Да, сужу сурово. Но как вы, должно быть, помните, господин, я с малых лет служил вашему отцу, – ответил Конно-мару. – Я был его наиболее доверенным вассалом и передавал послания моего господина Токиве, когда она служила у госпожи Симэко. Я присутствовал при свиданиях вашего отца с Токивой. Я помню, как он ее любил… Как вы полагаете, могу ли я простить ее поведение? Что помешает мне отомстить за своего господина, которому она изменила?
– Значит, ты собираешься ее убить, Конно-мару?
Несмотря на более терпимое отношение к Токиве, Ёсихира разрывали противоречивые чувства. С одной стороны, снисхождение к женщине, с другой – память
– Она ведь женщина. Возможно, у нее не хватает сил покончить с собой. Если я убью ее, то это будет акт милосердия и избавления дома Гэндзи от позора.
– Нет, погоди, – возразил Ёсихира, – если ты убьешь ее, то помешаешь мне разделаться с Киёмори.
– Хорошо, я подожду. Когда вы прикончите Киёмори, я займусь Токивой, – ответил мрачно Конно-мару.
Собеседники умолкли, когда неожиданно услышали грохот над головой, вслед за которым на них посыпались обломки дерева и коры. В испуге они подняли головы вверх. Большая ворона, собравшаяся сесть на крышу гробницы, перелетела на ветку дерева, шумно хлопая крыльями. На крыше заговорщики увидели незнакомого монаха. Лохматая фигура вытянула шею, чтобы лучше видеть заговорщиков, показывая ряд белых зубов в проеме черной бороды. В быстром взгляде, который он бросил на заговорщиков, сквозило одновременно дружелюбие и насмешка. У Ёсихиры, Конно-мару и Рокуро волосы встали дыбом, они побледнели. Не подслушивал ли он их? Первое, что пришло им в голову, – надо убить монаха. Но фигура на крыше, казалось, прочитала их мысли и крикнула:
– Я ничего плохого вам не сделал. Это – ворона. Меня не надо бояться.
Несомненно, он слышал каждое их слово, так как сидел прислонившись к трехугольной боковой стенке фронтона. Даже ворона не заметила монаха, устроившегося на выступе крыши.
Ёсихира широко улыбнулся и помахал монаху рукой:
– Ваше преподобие, я хочу спросить у вас кое-что. Не спуститесь ли вы вниз?
– У меня здесь дело, поэтому я наверху. Если вы хотите о чем-то спросить, говорите снизу. Я вас отлично слышу.
– Что вы там делаете?
– Вы не догадываетесь? Чиню крышу.
– Перекладываете ее тростником?
– Да. Я – странствующий монах и живу в этой старой гробнице. Когда идет дождь, в святилище проникает вода. Эта ворона, видимо, тоже разрывала настил. Чудный день, не правда ли? – улыбнулся монах. – Я работал все утро. А что вы здесь делаете?
Заговорщики промолчали.
– Ладно, можете не отвечать на мой вопрос. Но раз мы так неожиданно повстречались, позвольте мне кое-что сказать. Вы думаете, должно быть, что я всего лишь безвестный монах, чьи советы мало что значат, но вы молоды, слишком молоды, и я не могу не сочувствовать вам. Больше заботьтесь о своих бесценных жизнях. Не забывайте, что ваше будущее еще впереди.
– За кого вы нас принимаете?
– Откуда мне знать вас? Не могу сказать.
– Вы, должно быть, подслушивали нас?
– Вы говорили о том, что мне не надо слышать? Очень неосторожно с вашей стороны. Хорошо, что здесь оказался я, безвредный, как эта старая ворона.
– Спускайтесь вниз. К несчастью, вы слышали нас. Мы не можем позволить вам уйти живым.
Монах ответил добродушным смехом, в котором не было ни насмешки, ни угрозы. Он смотрел на молодых людей сочувствующим взглядом.