История христианской Церкви. Том II. Доникейское христианство (100 — 325 г. по P. ?.)
Шрифт:
Отсюда вытекает практическая или этическая сторона христианской философии. Это мудрость, исходящая от Бога и ведущая к Богу. Это новый закон и новый завет, обещанный Исайей и Иеремией и введенный Христом. Старый закон был только для иудеев, новый — для всего мира; старый был временным и упразднен; новый — вечен; старый требует обрезания плоти, новый — обрезания сердца; старый должен соблюдаться день за днем, новый освящает все дни; старый относится к внешнему поведению, новый — к духовному покаянию и вере, он требует полного посвящения Богу.
IV.Со времен Иустина Мученика философия платонизма продолжала оказывать и прямое, и косвенное влияние на христианское богословие, хотя и не так неограниченно и наивно, как в его случае [1401] . Мы можем проследить это в особенности у Климента Александрийского и Оригена и даже у блаженного Августина, который признавался, что эта философия невероятно воспламенила его чувства. В схоластический период она уступила философии Аристотеля, более пригодной для ясных, логических утверждений. Но платонизм продолжал оказывать влияние на Максима, Иоанна Дамаскина, Фому Аквината и других ученых через произведения Псевдо–Дионисия, впервые появившиеся в Константинополе в 532 г. и, вероятно, написанные в V веке. В них представлена целая система устройства вселенной в виде двойной иерархии, небесной и земной, каждая из которых состоит из трех триад.
1401
В целом об отношениях платонизма и христианства см. в Ackermann, Das Christliche im Plato(1835, англ. перевод Asbury, с предисловием Шедда, 1861); Baur, Socrates und Christus(1837, новое издание — Zeller 1876); Tayler Lewis, Plato against the Atheists(1845); Hampden, The Fathers of the Greek Philosophy(1862); Cocker, Christianity and Greek Philosophy(1870); Ueberweg, History of Philosophy(англ. перевод 1872) и прекрасная статья профессора У. С. Тайлера из колледжа Амхерста в третьем томе Schaff — Herzog, Rel. Encycl.(1883, p. 1850–1853). Об отношениях Иустина с платонизмом и язычеством см. von Engelhardt, I.c., 447–484.
Платоническая философия во многом похожа на христианскую. Она носит духовный и идеалистический характер, утверждая превосходство духа над материей, вечных идей — над всеми временными явлениями, предвечность и бессмертие души; она теистична, ставит всевышнего Бога над всеми второстепенными богами, объявляя Его началом, серединой и концом всех вещей; она этична, учит нынешней и грядущей награде и воздаянию; она религиозна, основывает этические, политические и физические законы на власти Законодателя и Правителя вселенной; таким образом, она подводит к самому порогу откровения Бога во Христе, хоть и не знает Его благословенного имени и спасительной благодати и затмевает проблески истины серьезными заблуждениями. В целом влияние платонизма, особенно представленного в моральных очерках Плутарха, оказывало и по сей день оказывает возвышающее, стимулирующее и здоровое воздействие, отвлекая разум от земной тщеты и обращая его к созерцанию вечной истины, красоты и блага. Для многих из благороднейших учителей церкви, от Иустина–философа до Неандера–историка, Платон был учителем, приведшим их ко Христу.
Богословие и философию Иустина со знанием дела обсуждает Маран, а в недавнее время Мелер и Фреппель — в римско–католических интересах и в пользу его полной ортодоксии. Среди протестантов в этой ортодоксии первыми усомнились авторы «Магдебургских центурий», судившие о нем с лютеранской точки зрения.
Современные протестантские историки рассматривали его в основном с точки зрения конфликта между «иудейским» и «языческим» христианством. Креднер первым попытался доказать, проведя тщательное исследование (1882), что Иустин был обращенным иудеем евионитского типа, а платоническое учение о Логосе было лишь дополнением к его основному учению. За ним последовали тюбингенские критики Швеглер (1846), Целлер, Гильгенфельд и сам Баур (1853). Баур, однако, был сторонником более умеренной теории, чем Креднер; он помещает Иустина скорее между«иудейским» и «языческим» христианством, называя его сторонником Павла по факту, но не по имени {«er ist der Sache nach Pauliner, aber dem Namen nach will er es nicht sein»).Это маловразумительное суждение показывает, насколько неудовлетворительно тюбингенское представление о католическом христианстве как последствии слияния и компромисса между евионизмом и идеями Павла.
Ритчль (во втором издании Entstehung der alt katholische Kirche,1857) отходит от этой схемы и представляет древний католицизм как развитие «языческого»христианства, а Иустина — как образец «katholisch werdende Heidenchristenthum»,на которого оказали влияния идеи Павла, но который не был способен воспринять их во всей полноте и глубине, поэтому отошел от свободного взгляда и впал в новую разновидность легализма. Ритчль называет это «herabgekommener» или « abgeschw"achter Paulinismus».Энгельгардт идет на шаг дальше и объясняет этот отход от позиций Павла влияниями эллинистического язычества и платонических и стоических способов мышления. Он говорит (р. 485): «Иустин был одновременно христианином и язычником. Мы должны признать его христианство и его язычество, чтобы понять его». Гарнак (в отзыве на труд Энгельгардта, 1878) соглашается с ним и уделяет даже еще большее внимание языческому элементу. Против этого справедливо протестует Штахелин (1880), отстаивая истинно христианский характер взглядов Иустина.
Среди французских авторов недавнего времени Обэ представляет богословие Иустина поверхностно, как всего лишь популяризацию языческой философии. Ренан (р. 389) называет его философию «une sorte d''eclectisme fond'e sur un rationalisme mystic» [1402] .Фреппель возвращается к взглядам Марана, стараясь представить философа и мученика II века ватиканским католиком XIX века.
Лучшую оценку характера и заслуг Иустина см. у Неандера, Семиша, Отто, фон Энгельгардта, Штахелина, Дональдсона (II. 147 sqq.) и Холланда (в Smith and Wace).
1402
Разновидность эклектизма, основанного на мистическом рационализме. — Прим. изд.
§174. Другие греческие апологеты. Татиан
Литература о более поздних греческих апологетах
Отто: Corpus Apologet arum Christ.Vol. VI (1861): Tatiani Assyrii Opera;vol. VII: Athenagoras; vol. VIII: Theophilus; Vol. IX: Hermias, Quadratus, Aristides, Aristo, Miltiades, Melito, Apollinaris (Reliquiae).Более старое издание — Maranus, 1742, переиздано Migne, 1857, в tom. VI его «Patrol. Gr.». Новое издание — О. . Gebhardt and . Schwartz, начало выходить в Лейпциге в 1888 г.
Третий том Donaldson, Critical History of Christ. Lit. and Doctr.etc. (Lond. 1866), посвящено тем же апологетам. См. также Keim, Rom und das Chrislenthum(1881), p. 439–495; также о рукописях и древних преданиях — Harnack, Texte,etc. Band I. Heft. 1, 2 (1882) и Schwartz в его издании (1888).
О Татиане см. §131.
Татиан Ассирийский (110 — 172) был учеником Иустина Мученика, которого он называет человеком, достойным наибольшего восхищения , и, как и его учитель, странствующим христианином–философом; но, в отличие от Иустина, позже он, по–видимому, дошел до грани еретического гностицизма или, по крайней мере, крайнего аскетизма. Его обвиняют в том, что он осуждал брак как разврат и отрицал спасение Адама, потому что Павел говорит: «В Адаме все умирают» [1403] . Это был независимый, энергичный и искренний человек, но беспокойный, суровый и саркастичный [1404] . В обоих этих отношениях он чем–то напоминает Тертуллиана. До обращения он изучал мифологию, историю, поэзию и хронологию, посещал театр и спортивные состязания, потом мир начал вызывать у него отвращение, и он, через иудейское Писание, пришел к христианской вере [1405] .
1403
1 Кор. 15:22. — Прим. изд.
1404
См. Donaldson, III. 27 sqq.
1405
Он сам рассказывает о своем обращении, Ad. Gr.,с. 29, 30. Производит впечатление следующий отрывок (29): «Я уделял самое пристальное внимание этому вопросу [поиску истины], и случилось мне наткнуться на некие варварские писания, слишком древние в сравнении с греческими мнениями и слишком божественные, чтобы сравнивать их с заблуждениями; и я был склонен поверить им, потому что язык их был непритязательным, авторы безыскусны, они заранее знали о будущих событиях, давали прекрасные советы и провозглашали, что правление вселенной сосредоточено в руках одного Сущего. И, когда душа моя узнала о Боге, я понял, что читаемое мною ранее вело к осуждению, но эти писания ведут к концу рабства этого мира и спасают нас от множества правителей и десяти тысяч тиранов, ибо дают нам не то, чего у нас ранее не было, но то, что мы получили, но из–за заблуждений не могли удержать».
До нас дошел его апологетический труд, адресованный грекам [1406] . Он был создан в правление Марка Аврелия, вероятно, в Риме, и в нем нет ни следа ереси. Автор оправдывает христианство как «философию варваров» и изобличает противоречия, нелепости и аморальный характер греческой мифологии на основании реального опыта, очень остроумно и живо, но с ярко выраженным презрением и горечью. Он доказывает, что Моисей и пророки древнее и мудрее, чем греческие философы, и приводит много информации об иудейских древностях. Евсевий называет этот труд «лучшим и самым полезным из его произведений» и приводит много отрывков из него в своей Praeparatio Evangelica.
1406
", Oratio ad Graecos.Лучшее критическое издание — Ed. Schwartz, Leipzig 1888. О рукописях см. также в Otto, Proleg.,и Harnack, Texte,etc. Bd. I Heft. I, p. 1–97. Английский перевод — В. P. Pratten, в «Ante–Nicene Library», III. 1–48; Am. ed. II, 59 sqq. Цитаты, приведенные далее, взяты из этого перевода, сравненного с греческим текстом.
Из следующих отрывков видно его умение высмеивать и его радикальный антагонизм по отношению к греческой мифологии и философии.
О греки! Мы не ведем себя как безумцы, не рассказываем праздные сказки, когда объявляем, что Бог родился в облике человека . Я призываю вас, которые нас упрекают, сравнить свои мифы с нашими рассказами. Афина, говорят, приняла облик Деифоба ради Гектора, и нечесаный Феб для Адмета пас медлительных волов, а супруга Зевса приходила к Семеле в облике старухи. Раз вы серьезно относитесь к таким вещам, как можете вы смеяться над нами? Ваш Асклепий умер, и тот, кто за одну ночь изнасиловал пятьдесят дев в Феспиях, утратил жизнь, предав себя поглощающему пламени. Прометей, прикованный на Кавказе, страдает, наказанный за добро, которое сделал людям. По вашему мнению, Зевс — завистник, он скрывает от людей то, о чем они мечтают, и желает их гибели. Так что, глядя на свои собственные истории, удостойте нас своего одобрения, даже если речь идет о легендах, подобных вашим. Не мы ведем себя как безумцы. Это ваши легенды — лишь праздные басни. Когда вы говорите о происхождении богов, вы объявляете их смертными. Почему Гера теперь не беременеет? она состарилась? или просто некому сообщить вам о причине? Поверьте мне теперь, о греки, и не говорите, что ваши мифы и боги — это аллегория. Если вы попытаетесь объяснить их так, вы сами опровергнете их божественную природу. Ибо если демоны, находящиеся с вами, таковы, как говорят, они бесполезны; если же считать их символами сил природы, они не то, чем называются. Вы не убедите меня поклоняться силам природы, и своего ближнего я не смогу в этом убедить. И Метродор из Лампсака в своем трактате о Гомере поступает очень неразумно, когда превращает все в аллегорию. Ибо он говорит, что ни Гера, ни Афина, ни Зевс — не то, что думают люди, отводящие им священные пределы и рощи, — но части природы и определенные сочетания элементов. Гектор также, и Ахилл, и Агамемнон, и все греки вообще, и варвары, вместе с Еленой и Парисом, — той же природы, и вы, конечно, скажете, что все они введены в поэзию только для развития действия и никто из этих героев на самом деле не существовал.
Но обо всем этом мы говорим только для доказательства своего мнения; ибо недопустимо даже сравнить представляемого нами Бога с теми, кто барахтается в прахе и грязи.