История Христианской Церкви. Том III. Никейское и посленикейское христианство От Константина Великого до Григория Великого 311 — 590 г. по Р. Х.
Шрифт:
IV. Учение о БлагодатиБожьей.
Достаточность природного разума и воли человека, казалось, делает сверхъестественное откровение и благодать ненужными. Но этого Пелагий не допускает. Помимо естественнойблагодати, которую мы могли бы назвать сотворенной способностью, он допускает существование сверхъестественнойблагодати, которая через откровение просвещает понимание и помогает человеку желать и делать то, что благо [1774] . Эта благодать создает, в отрицательном смысле, благо прощения прошлых грехов или оправдания, которое Пелагий понимает в протестантском значении объявленияправедным (а не как Августин, в католическом смысле превращенияв праведника) [1775] , а также положительно влияет на укрепление воли посредством наставления и примера. Как мы следовали примеру Адама во грехе, так мы должны подражать Христу в добродетели. «В нехристианах, — говорит Пелагий, — добро существует в состоянии наготы и беспомощности, а в христианах оно приобретает силу через помощь Христа» [1776] . Он различает разные этапы развития в благодати, соответствующие возрастающей греховности человека. Сначала, говорит он, люди жили праведниками естественным образом (justitia per naturam),потом — по закону (justitia sub lege),и наконец — по благодати (justutia gratiae)или Благой Вести [1777] . Когда внутреннего закона, то есть совести, перестало хватать, пришел внешний, Моисеев закон; когда же и его перестало хватать, так как привычка грешить стала сильнее, настал период подражания Христу, Который подал пример добродетели [1778] . Юлиан Экланский тоже различает разные виды и степени Божьей благодати. Первый дар благодати — наше сотворение из ничего; второй — наша разумная душа; третий — письменный закон; четвертый — Евангелие с его благами. В даре Сына Божьего благодать обретает свое совершенство [1779] .
1774
Пелагий, у Августина, De gratia Christi,с. 7 (§8, x, f. 233): «…Deus… gratiae suae auxilium subministrat, ut quod per liberum homines facere jubentur arbitrium, facilius possent implere per gratiam».
1775
Пелагий, Com. in Rom.,iv, 6: «Ad hoc fides prima ad justitiam reputatur, ut de praeterito absolvatur et de paesenti justificatur, et ad futura fidei opera praeparatur».Так же считал Юлиан Экланский. Августин, напротив, придерживается евангельского представления о вере и благодати, но не об оправдании, которое он истолковывает субъективно, как постепенное превращение в праведника, подобно позиции Римской церкви. См. De gratia Christi,с. 47 (§52, x, f. 251): «…gratiam Dei… in qua nos sua, non nostrae justitiae justos facit, ut ea sit vera nostra justitia quae nobis ab illo est».В другом отрывке, однако, представляется, что он выражает протестантскую точку зрения. De spir. et Lit.,с. 26 (§45, tom. , 109): «Certe ita dictum est: justificabuntur, se si diceretur: justi habebuntur, justi deputabuntur, sicut dictum est de quodam: Ille autem о ten s se justificare(Luc. x. 29), i. e., ut Justus haberetur et deputaretur».
1776
У Августина, De gratia Chr.,с. 31 (tom. , fol. 244): «In Ulis nudum et inerme est conditionis bonum: in his vero qui ad Christum pertinent, Christi munitur auxilio».
1777
Августин, De pecc. orig.,c. 26 (§30, tom. x, f. 266): «Non, sicut Pelagius et ejus discipuli, tempora dividamus dicentes: primum vixisse justos homines ex natura, deinde sub lege, tertio sub gratia».
1778
Цитируется из Пелагия, l. с: «Postquam nimia, sicut disputant, peccandi consuetudo praevaluit cui sanandae lex purum valeret, Christus advenit et tanquam morbo desperatissimo non per discipulos, sed per se ipsum medicus ipse subvenit».
1779
Августин, Opus imperf.,i, 94 (tom. x, f. 928).
Следовательно, благодать — это полезная внешняя помощь (adjutorium)для развития сил природы, но в ней нет абсолютной необходимости. Целестий заявил, что благодать дается не для отдельных поступков [1780] . Пелагий действительно осуждал тех, кто отрицает, что благодать Божья во Христе необходима во все мгновения и для каждого действия, но это утверждение было уступкой, сделанной им в споре, и не следует логически из его предпосылок [1781] .
1780
«Gratiam Dei et adjutorium non ad singulos actus dari».
1781
См. об этом у Августина, De gratia Christi,cap. 2 (tom. x, fol. 229 sq.).
Кроме того, благодать, по Пелагию, предназначена всем людям (а не только избранным, как учил Августин), но сначала ее нужно заслужить. А это фактически разрушает его теорию о свободе [1782] . «Язычники, — говорит Пелагий, — подвергаются суду и осуждению, потому что они, несмотря на свою свободную волю, в которой они могли обрести веру и заслужить Божью благодать, дурно распорядились дарованной им свободой; христиане же, с другой стороны, достойны награды, потому что, хорошо распорядившись свободой, заслужили благодать Бога и соблюдают Его заповеди» [1783] .
1782
См. Рим. 4:4,5; . 2:8,9. Шекспир гораздо лучше понимал природу благодати, чем Пелагий, что отразилось в знаменитой речи Порции из «Венецианского купца» (акт IV, сцена 1):
Не действует по принужденью милость; Как теплый дождь, она спадает с неба На землю и вдвойне благословенна: Тем, кто дает и кто берет ее.1783
Пелагий, у Августина, De gratia Chr.,с. 31 (, f. 245). Uli,судя по связке, должно означать неверующих, hi— христиан. Но, руководствуясь принципами Пелагия, мы должны разделить каждую из групп еще пополам, так как, по его мнению, есть хорошие язычники и плохие христиане. На это Августин возражает: «Ubi est illud apostoli: Justificati gratis per gratiam ipsius (Rom. iii. 24)? Ubi est illud: Gratis salui facti estis (Eph. ii. 8)?»Он завершает рассуждение справедливыми словами: «Non est gratia, nisi gratuita».
Пелагианство, таким образом, слишком далеко распространяет идею благодати, включая в нее человеческую природу и закон Моисея; с другой стороны, оно незаконно ограничивает собственно христианскую благодать, сводя ее к силе наставления и примера. Христос воистину есть Верховный Учитель и Совершенный Пример, но Он есть также Первосвященник, Царь и Создатель нового духовного творения. Если бы Он был только учителем, Он не отличался бы духовно от Моисея и Сократа и не мог бы искупить человечество от вины и рабства греха. Более того, Он не просто оказывает на верующих влияние извне, но живет и действует в них через Святого Духа, как принцип их духовной жизни. Отсюда желание Августина, обращенное к его оппоненту: «Хотелось бы, чтобы Пелагий исповедовал ту благодать, которая не только обещает все великолепие будущей славы, но и рождает в нас веру и надежду на нее; благодать, которая не только учит всех благу, но и изнутри склоняет нас к нему; не только являет мудрость, но и вдохновляет нас любовью к мудрости» [1784] . Поверхностное представление о благодати неизбежно вытекает из представлений Пелагия" о грехе. Если человеческая природа не развращена, если его природная воля способна творить добро, то нам не нужен Искупитель, Который сотворил бы в нар новую волю и новую жизнь, а нам нужен лишь тот, кто улучшит и облагородит их, и спасение, по сути, есть деяние человека. В пелагианской системе действительно нет места для идей искупления, заместительной жертвы, возрождения и нового творения. В ней они подменяются нашими собственными моральными усилиями усовершенствовать наши естественные силы, а Божья благодать лишь предоставляет ценную помощь и поддержку. Только благодаря счастливой непоследовательности Пелагий и его сторонники по традиции придерживались церковных учений о Троице и личности Христа. По логике, их система ведет к рационалистической христологии [1785] .
1784
De gratia Christi,с. 10 (tom. x, f. 235).
1785
Виггерс (Wiggers, /. с,vol. i, p. 467) считает так же. См. также Неандер (Neander, Dogmengeschichte, Bd. i, p. 884): «Пелагианские принципы логически должны были бы привести к рационалистическому взгляду, к полному отрицанию сверхъестественного элемента и к вере в то, что человечество должно только само развиться внутренне, без откровения и наделения дарами от Бога, чтобы достичь блага. Но они не развили свои предпосылки достаточно последовательно в этом вопросе, и библейские элементы, которые они вставляют в свою систему, без сомнения, воспринимаются ими не просто как некое добавление, но с убеждением, что сверхъестественное откровение необходимо для того, чтобы понять судьбу человечества». См. также Каннингема: «Современные социниане и рационалисты — это лишь последовательные пелагиане. Когда люди отвергают то, что отвергал Пелагий, они должны быть готовы отвергнуть всеособенности и отличительные черты христианской системы в том, что касается схемы искупления» (Cunningham, Hist. Theology,i, p. 829).
Пелагианство — фундаментальная антропологическая ересь, отрицающая потребностьчеловека в искуплении и соответствующая евионитской христологии, которая отрицает Божественность Христа. Это противоположность манихейства, которое отрицает способностьчеловека к искуплению и соответствует гностическому отрицанию подлинной человечности Христа [1786] .
§152. Система Августина: изначальное состояние человека и свобода воли
1786
См. Contra duas Epist. Pelagianorum,1. ii, с. 2, где Августин описывает манихейство и пелагианство как две противоположные крайности и противопоставляет им католическое учение.
Августин (354 — 430) уже в «Исповеди», в 400 г., за десять лет до начала пелагианских споров, описывает свои богатые и глубокие размышления о человеческом грехе и Божьей благодати. Эта его классическая автобиография, которую следует прочесть каждому изучающему богословие, универсальна, и, читая ее, каждый христианин должен оплакать собственные заблуждения, прийти в отчаяние от самого себя, предать себя без условий в руки Бога и положиться на незаслуженную благодать [1787] . Августин в своей собственной жизни прошел через все ранние этапы истории церкви и преодолел в теории и на практике ересь манихейства до того, как появилась ее противоположность, пелагианство. Благодаря своим богословским опровержениям этой последней ереси и ясному развитию библейской антропологии он приобрел самую благородную и длительную известность. В связи с событиями, описанными в «Исповеди», он разворачивает свои взгляды на евангельское учение о грехе и благодати, и точно так же он учитывает свой личный опыт в антипелагианских произведениях. Августин не учил тому, чего не пережил. В нем философ всегда слит с живым практикующим христианином. Высочайшие метафизические рассуждения у него неосознанно переходят в поклонение. Живое благоухание личного опыта вдвойне усиливает интерес ко взглядам Августина и делает их непреодолимо привлекательными для всех искренних умов [1788] .
1787
Доктор Клейнерт проводит интересную, но несколько натянутую параллель между Августином и Фаустом, двумя антиподами, представляющими человечество, в брошюре Kleinert, Augustin und Goethe's Faust,Berlin, 1866. Более очевидным и естественным является сравнение «Исповеди» Августина с «Исповедью» Руссо и «Wahrheit und Dichtung» Гете.
1788
Доктор Баур в своей посмертной книге Vorlesungen "uber the Dogmengeschichte,выпущенной его сыном (1866, Bd. i, p. ii, p. 26), делает тонкое замечание: «У Августина все сосредоточено в индивидуальности его натуры, все сформировано течением его жизни, его опытом и обстоятельствами». Бауру следовало бы, однако, добавить, что личность Августина была настолько замечательной, что самое индивидуальное в нем являлось одновременно и самым всеобщим, а самое субъективное — самым объективным.
Однако система Августина не была всегда одинаковой; она совершенствовалась благодаря личным конфликтам и практическим испытаниям. От многих из своих ранних взглядов — например, о свободе выбора и об отражении веры в делах человека — он сам отказался в «Отречениях» [1789] , а следовательно, его не нужно воспринимать как непогрешимого судью. Кроме того, он придерживается евангельских учений о грехе и благодати не в протестантском смысле, но, как и его преданные ученики янсенисты, в связи со строго церковной и обрядовой системой католичества; он учил необходимости крещения для рождения свыше и тому, что все некрещеные дети прокляты, и по сути отождествлял оправдание с освящением, хотя и считал освящение делом безвозмездной благодати, а не человеческой заслугой. Одни лишь только богодухновеннные апостолы были выше обстоятельств своего времени и никогда, сражаясь с одним заблуждением, не впадали в его противоположность. Однако Августин — это ярчайшая звезда в созвездии отцов церкви, она проливает свой свет на мрачнейшие периоды средневековья, на католиков и протестантов в равной мере, и ее свет не утратил яркости даже до наших дней [1790] .
1789
Retract.1. i, с. 9.
1790
Баур, l. с,р. 32 f.: «с того времени, когда Августин задал направление развития христианской системе, создав учения о грехе и благодати, эта тенденция всегда оставалась в западной догматике преобладающей, и авторитет Августина в церкви стал так велик и значим с течением времени, что даже те, кто отходил от его истинного учения, которому многие не желали следовать строго, считали себя обязанными взывать к его авторитету, а его произведения предоставляли им такую возможность, потому что его система, проходившая через очень разные формы развития и содержащая огромное множество антитезисов, позволяет толковать себя с разных точек зрения».
Антропология Августина может быть разделена на три этапа религиозного развития человечества: status integiitatis, status corruptionisи status redemptionis.
I. Изначальное состояниечеловека, или состояние невинности.
Представление Августина о рае неизмеримо возвышеннее, чем у Пелагия. Оно предполагает гораздо более низкое грехопадение и гораздо более славное проявление искупительной благодати. Первоначальное состояние человека напоминает состояние блаженных на небесах, хотя и отличается от этого конечного состояния, как неразвитый зародыш от сформировавшегося плода. Согласно Августину, человек вышел из рук Творца как истинный шедевр, без малейшей погрешности. Он обладал свободой, чтобы творить добро, разумом, чтобы познать Бога, и Божьей благодатью. Но иод этой благодатью Августин (не очень удачно выбравший термин) понимает только общую сверхъестественную помощь, необходимую для творения, чтобы устоять в благе [1791] . Отношения человека с Богом были отношениями радостного и совершенного повиновения. Отношения тела и души были такими же. Плоть еще не испытывала похотей, которые направлены против духа; они пребывали в совершенной гармонии, и плоть полностью подчинялась духу. «Не искушаемый и не борющийся сам с собой, Адам наслаждался в этом месте блаженством мира с самим собой». Этому внутреннему состоянию соответствовало и внешнее. Рай был не только духовным, но также зримым и материальным, без жары и холода, без усталости или возбуждения, без болезней, боли или дефектов какого-либо рода. Августиновские, как старые протестантские, описания совершенства Адама и блаженства рая часто превосходят здравые стандарты Священного Писания и отчасти заимствуют свою красочность из описаний небесного рая будущего, который никогда не может быть утрачен [1792] .
1791
Благодать в этом более широком смысле, как источник всего благого, Августин делает независимой от греха и приписывает обладание ею даже добрым ангелам. См. De corrupt, et grat.§32 (tom. x, 767, 768): «Dederat [Deus homini] adjutorium sine quo in ea[ bona voluntate] non posset permanere si vellet; ut autem vellet, in ejus libero rcliquit arbitrio. Posset ergo permanere si vellet: quia non deerat adjutorium per quod posset et sine quo non posset perseveranter bonum tenere quod vellet… Si autem hoc adjutorium velangelo vel homini, cum primum facti sunt, defuisset, quoniam non talis natura facta erat, ut sine divino adjutorio posset manere si vellet, non utique sua culpa cecidissent: adjutorium quippe defuisset, sine quo manere non possent».Мы видим здесь явно схоластическое и римско–католическое учение о justitia originalisв зародыше; она приписывалась первому человеку как особое наделение Божьей благодатью или сверхъестественное событие на основании знакомого нам различия между imago Dei(образом Божиим, который относится к сущностичеловека и состоит в обладании разумом и свободой воли) и similitude Dei(уподоблением, реальным соответствием Божьей воле).
1792
Ср. несколько отрывков из Opus imperf.,i, 71; iii, 147; vi, 9, 17; Contra Jul.,, 5; De civitate Dei,xiii, 1, 13, 14, 21; xiv, 10, где beatitudoи deliciaeЕдема описываются в поэтических красках и совершенство распространяется даже на царство животных и растений. Но Августин не оказался твердо последователен. В результате противостояния пелагианству он, случалось, заходил слишком далеко. В трактате De libera arbitria(iii, с. 24, §71, 72), завершенном в 395 г., он говорит, что первые люди не были ни мудрыми, ни неразумными, но просто обладали способностьюбыть либо мудрыми, либо неразумными. «Infans пес stultus пес sapiens dici potest, quamvis jam homo sit; ex quo apparet naturam hominis recipere aliquid medium, quod neque stultitiam neque sapientiam recte vocaris»… «Ita factus est homo, ut quamvis sapiens nondum esset, praeceptum tarnen passet accipere».И вместе с тем в написанном гораздо позднее Opus imperf. с. Julianum,1. , с. 1 (tom. , f. 1222), он наделяет первого человека свойством excellentissima sapientia,ссылаясь на утверждения о том, что Пифагор якобы назвал Адама мудрецом оттого, что тот первым дал имена всем вещам.
Однако Августин допускает, что первоначальное состояние человека было лишь относительно совершенным, совершенным в своем роде — как ребенок может быть совершенным ребенком, исполняя уготованную ему задачу стать взрослым, или как семя, которое совершенно выполняет свои функции семени, если оно вырастает в дерево. Один лишь Бог неизменен и абсолютно благ; человек же подвержен изменениям во времени и, следовательно, должен меняться. Первоначальные дары были даны человеку только как силы, он мог выбрать один или другой путь развития. Адам мог пойти прямо, развиться гармонично в нерушимом единстве с Богом, постепенно достигнув окончательного совершенства, — или же он мог отпасть, породить зло ex nihilo,злоупотребив свободой воли, и развиваться в негармоничности и противоречиях. Благодать сделала возможным, чтобы его разум стал неспособен к заблуждениям, его воля — ко греху, его тело — к смерти; при выборе нормального пути роста эти возможности стали бы реальностью. Но это были только возможности, и существовала также противоположная им возможность заблуждения, греха и смерти.
Августин проводит важное различие между возможностью не грешить [1793] и невозможностью грешить [1794] . Первое — это условная или потенциальная свобода от греха, которая может превратиться в свою противоположность, рабство греха. Такое состояние было у человека до грехопадения. А второе — абсолютная свобода от греха, или совершенная святость, которая принадлежит Богу, святым ангелам, успешно выдержавшим свое испытание, и искупленным святым на небесах.
1793
Posse поп рессаre,которая в то же время предполагает possibilitas peccandi.См. Opus imperf.,v. 60 (fol. 1278): «Prorsus ita factus est, ut peccandi possibilitatem haberet a necessario, peccatum vero a possibili»,то есть возможностьгреха была необходима, но сам грех— только возможен. Рессаге posse(способность грешить), говорит Августин в той же самой связи, есть natura(природа человека), тогда как рессаге(грех) — это уже culpa(его вина).
1794
Non posse рессаге,или impossibilitas peccandi.