История кабаков в Росиии в связи с историей русского народа
Шрифт:
Совершенно обратное происходит в России. В 1858 году в таможенном Германском союзе потреблялось пива 3,42 ведра, в Австрии — 2,17, в царстве Польском — 1,55, а во всей России только — 0,15 ведра, а теперь ещё меньше. А кабаки плодятся! Около 1552 года во всём Московском царстве, на всей русской земле, был только один кабак, стоявший в Москве на Балчуге. В конце XVII века в каждом городе было по одному кружечному двору. В XIX столетии кабаки распространяются по сёлам и деревням. В 1852 году кабаков — 77 838, в 1859 году — 87 388, и, наконец, после 1863 года число их, увеличившись, как мы это увидим в своём месте, примерно в шесть раз, перешло за полмиллиона. [202]
202
Примечание Прыжова: Быт и распространение кабаков должны были войти во второй том «Истории кабаков».
Мы приведём сведения о численности московских кабаков из статьи бытописателя А. Мартынова «Московская старина» (1878 год): «В 1626 году было в Москве 25 кабаков, в 1775 году на двести тысяч жителей 151, в 1805 году 116 кабаков, в 1842 году 128, в 1866 году
Так было на северо-востоке. Переходим на юг. В губерниях привилегированных, в число которых входили и остзейские, при акцизе 1 рубль 15 копеек пивоварение освобождено было от налогов, и потому употребление пива было весьма распространено и, как говорили, вошло уже в народные привычки. Это важное обстоятельство было в виду комиссии, и в привилегированных губерниях пивоварение по-прежнему осталось свободным, а поэтому в местностях, окружающих эти губернии, осталось корчемство и установлена даже была корчемная пошлина в 20 копеек с ведра. Вместе с этим в юго-западных губерниях наложен был акциз на мёд, и медоварение, как мы это видели, столь важное в быту украинского народа, должно было прекратиться. К 1863 году в Могилёве остался только один медоваренный завод, да и тот после двух варов закрылся. Доселе в Украине мёд был двух сортов, красный и белый. Красный мёд приготовлялся домашним порядком, а не на заводах, и был одним из любимых напитков народа, преимущественно женщин, и продавался по 25 копеек за ведро; белый мёд варился исключительно в городах и стоил от 60 копеек до 1 рубля серебром за ведро. Назначили акциз по 60 копеек с ведра, и производство мёда прекратилось; сократили срок медоварения, но пользы не было; уменьшили акциз до 50 копеек с ведра — то же самое. Таким образом, с одной стороны, казна не получила никакого дохода, а с другой, народ лишился возможности пользоваться мёдом, варенухой, воронком.
Вместе с этим питейный налог в Малороссии и Новороссии в 1863 году возвысился вдвое и втрое. В 1859 году этот налог средним числом составлял: в Херсонской губернии — 5 рублей 1 копейка, в Таврической — 8 рублей 33 копеек, в Екатеринославской — 3 рубля 72 копейки, в Киевской — 2 рубля 16 копеек, в Харьковской — 2 рубля 32 копейки, Черниговской — 1 рубль 75 копеек, Бессарабской — 2 рубля 3 копейки, Полтавской — 1 рубль 63 копейки, Подольской — 1 рубль 73 копейки, Волынской — 1 рубль 64 копейки, Минской — 1 рубль 52 копейки, Гродненской — 2 рубля 41 копейка, Могилёвской — 1 рубль 43 копейки, Витебской — 1 рубль 59 копеек, Виленской — 1 рубль 79 копеек, Ковенской — 1 рубль 12 копеек. Но в 1863 году налог был везде в 4 рубля 20 копеек, и всё-таки казна понесла потерю. Потребление спирта уменьшилось против 1862 года на 14 %.
Мы уже знаем, что с XVIII века поляки сделались настоящими владельцами крестьян и городов. В Польше до последнего времени сохранялись феодальные обычаи, и из 452 городов 238 принадлежали частным лицам. Кроме разных доходов с имений, владетели их пользовались ещё правом пропинации. Это право поляки перенесли и в Малороссию. Рядом узаконений с 1783 по 1846 год за помещиками привилегированных губерний было утверждено пропинационное право, то есть право одним им курить и продавать питья. Едва лишь приступлено было к составлению нового положения об акцизе, как тотчас же явились и ходатаи о сохранении за помещиками права пропинации. Отставной полковник Злотницкий в докладной записке 8 марта 1861 года, ссылаясь на постановления королей литовских и польских и государей: Екатерины, Павла, Александра, Николая, говорил: «В Западном крае находятся поместья, а особенно местечки, как, например, в Подольской, Волынской и Киевской губерниях: Бердичев, Белая Церковь, Тульчин, Немиров, Острог, Дубно и другие, которые по расположению на больших дорогах, по средоточию больших оборотов, по населению в них по большей части промышленников, мастеровых и разночинцев, и по отсутствию тем самым преобладания хлебопашества, до- ставляют главную и, можно сказать, непосредственную отрасль дохода из пропинации, и не менее как от 25 до 1 000 000 рублей ежегодно». — «Это, — продолжал он, — факт, не подлежащий никакому сомнению. Лишить собственников подобных поместий такого дохода, основанного на правах родной наследственной собственности, значит убить их материальное существование».
О том же хлопотали эксперты из привилегированных губерний и предводители дворянства губерний Виленской, Минской и Киевской. Такими экспертами были: Антон Злотницкий, граф Эдуард Чапский, Доминик Лаппа. Не переставая доказывать, что казна и дворянство в привилегированных губерниях с давних времён (мы видели, какие это давние времена!) пользуются пропинациею, и просили дать им денег за уничтожение этого права. И вот, со введением нового Питейного устава, пропинация осталась по-прежнему, хотя и не в тех размерах, каких желала бы польско-русская шляхта. Новый устав говорил: «В губерниях западных (Киевской, Подольской, Волынской, Виленской, Гродненской, Ковенской, Минской, Витебской, Могилёвской) и в Бессарабской области, в тех владельческих городах и местечках, в коих право продажи питей принадлежало доселе исключительно их владельцам, право сие сохраняется за ними». Вследствие этого помещики начали вступать в договоры с крестьянами о сохранении за собою права пропинации на 11, 12, на 24, на 25 и даже на сорок девять лет. Около городов снова появилась стража, вооружённая железными остроконечными палками, и начала делать осмотры. Но все это продолжалось недолго, и сначала у шляхты отнята была пропинация, а потом и столь дорогие им местечки.
Мы видели выше, что жиды в Украине, захватив в свои руки все корчмы, легли тяжёлым камнем на народонаселение. Когда Белоруссия и Украина присоединены были к Московскому государству, Москва к себе жидов не пускала, но в Белоруссии и Украине позволяли им торговать и жить. По указу 1725 года кабаки Смоленской губернии отданы были на откуп жидам Борху и Лейбову, хотя через два года велено было сделать с ними расчёт и выслать их из России. В 1727 году запрещено отдавать жидам кабацкие сборы; в 1739 году последовало общее по всей Малороссии запрещение отдавать им корчмы. Запрещение это, повторявшееся несколько раз, вошло и в новое Акцизное положение 1863 года, но потом было уничтожено. Мера очень почтенная, но интересны два обстоятельства, которые открылись по этому поводу. Это, во-первых, то, что украинский народ ни за что не решается торговать в шинках, и, во-вторых, что дворянство от закрытия шинков несёт убытки. По поводу запрещения 1863 года, за жидов восстало всё польско-русское дворянство Малороссии. Чернский предводитель дворянства, указывая на важное значение жидов для благосостояния губернии, ходатайствовал о допущении их торговать в шинках, тем более потому, говорил он, что украинский народ отказывается брать в аренду шинки, и представлял на вид, что с освобождением крестьян некому будет содержать шинки, кроме жидов, а с воспрещением этим последним шинковать, шинки должны будут закрыться, и тогда дворянство понесёт убытки. Предложение это было принято, и жидам дозволено в местах их оседлости заниматься питейной продажей повсеместно на общем основании. «Число шинков, — говорит черниговское земское собрание, — возросло в страшной пропорции, и конкуренция их стала выражаться разбавлением водки и примесью к ней всяких вредных вещей для крепости». Малороссийский сельский шинок сделался кабаком чарочных откупов.
Значение новой системы уяснилось скоро. Когда приступали к введению её, то в бюджете на 1863 год валовой доход с акциза определён был в 98 миллионов, вместо 104 миллионов, которые давали откупа в 1852–62 годах, то есть новая система должна была, по-видимому, оставить в кармане народа до шести миллионов рублей. Уменьшение на шесть миллионов было предположено в видах недобора казне. Но в действительности же оказалось, что требования на вино превзошли ожидания, и общий валовой итог собственно на 1863 год дошёл до 113 577 066 рублей, что превышало откупную сумму на девять миллионов, а бюджет 1863 года — на пятнадцать миллионов. Чистого дохода было получено 106 453 194 рублей, то есть более откупного на 2 321 477 рублей, или на 2,2 %, и против бюджета, больше чем на один миллион, то есть с лишком на 7 %. Имея в виду эти цифры, господин Корсак стал вычислять, сколько в кармане народа осталось прибыли за первый год новой системы, и пришёл к следующему результату. «У этого (то есть у русского) народа, — говорил он, — сохранилось шестнадцать миллионов рублей серебром, а может быть и несколько миллионов более». Но над этой политико-экономической игрой в цифры подсмеялась сама судьба, и вместо шестнадцати миллионов, по ошибке наборщика, было поставлено шестьдесят шесть миллионов. Составляя нашу летопись, мы внесём в неё и подлинные слова господина Корсака, который писал: «Как бы ни усилилось потребление вина, но оно всё-таки не могло усилиться в такой степени, в какой понизилась цена на вино. Это обстоятельство в то же время имеет весьма важное нравственное и экономическое значение: у народа сохранилось 66 миллионов, которые прежде шли на вино». Господину Корсаку отвечали тоже на основании цифр, что народом издержано в 1863 году более чем на триста миллионов против 1862 года. В Тамбовской губернии, сравнительно с 1862 годом, в 1863 году выпито водки на 215 % более; в Пензенской на 281 %; в Пермской на 171 %; Саратовской на 108 %; Иркутской на 151 %; Орловской на 150 %; Якутской на 151 %; Ярославской на 150 %; Воронежской на 127 %; Рязанской и Тобольской на 119 %; Тамбовской на 116 %; Казанской на 115 %; Московской и Вятской на 111 %; Симбирской на 105 %; Архангельской на 90 %; Нижегородской на 98 %; Петербургской на 93 %; в пяти губерниях на 72–79 %, а в четырёх на 61–72 %; в Новгородской на 55 %; в Екатеринославской и Псковской на 49 %; Олонецкой на 15 % и Таврической на 5 %. В губерниях великороссийских в 1862 году выпито 7 218 191 ведро безводного алкоголя (или 19 154 450 вёдер полугара), а в 1863 году 14 681 714 вёдер алкоголя (или 39 636 089 вёдер полугара), то есть на 101 % более. В 1863 году вся Сибирь выпила 1 170 000 вёдер алкоголя вместо 500 000 вёдер, выпитых в 1864 году, то есть на 134 % более.
Всеобщее пьянство обратило на себя внимание правительства, и 18 сентября 1864 года высочайше утверждено было мнение Государственного совета о возвышении патентного сбора. В 1865 году была учреждена комиссия для пересмотра правил о торговле крепкими напитками с целью ограничения пьянства народа. Член этой комиссии князь Васильчиков, по его собственным словам, вынес из неё следующее впечатление: «Впечатление то, что комиссия эта была не серьёзная: она открыла свои действия заявлениями и чтениями записок, составленных чиновниками питейно-акцизного управления, в коих оспаривался, отвергался самый факт распространения пьянства, и все жалобы на это печальное явление приписывались партии прежних откупщиков, и чиновники утверждали, что народ пьёт не более, как и прежде». Комиссия эта пришла к следующим мерам:
1. оптовая продажа питей допускается повсеместно без всякого разрешения;
2. все места раздробительной продажи, в том числе и на вынос, с небольшими исключениями, в городах могут быть открываемы не иначе, как с разрешения общества, владельцев земель, городских учреждений и других ведомств;
3. должно быть обращено строгое внимание на личность виноторговцев, от которых требуется полная благонадёжность (?);
4. патенты на питейную продажу выдавать только годовые, с возвышением цены оных, по мнению некоторых членов комиссии;
5. увеличить установленное расстояние питейных заведений от сельских церквей и ввести в законодательство некоторые другие учреждения, близ которых не может быть терпима продажа;
6. определить ближе внешнее устройство питейных заведений, не допуская в оных никакой мебели, кроме полов и стойки;
и 7. допустить в питейных заведениях продажу известного качества холодных закусок. [203]
203
Примечание Прыжова: В московских кабаках до сих пор нет других закусок, кроме маленького кусочка хлебца величиною в семитку. В винных погребах — везде закуска.