История, которая меняет
Шрифт:
– Войдите.
Ширма отдернулась. Девочка лет тринадцати. В ее чертах лица, было нечто кукольное. Карие, имеющие чуть янтарный оттенок, глаза были чрезвычайно живыми. Носик был слегка подернут к верху, создавая ощущение веселья и задора. Длинные, распущенные каштанового цвета волосы, легким бризом спадали на смуглые, открытые, детские плечи. Девочка стояла в дверном проеме и, с показным безразличием, жвала жевательную резинку, пытаясь придать своей внешности некую взрослость.
– Привет.
– Я постарался добродушно улыбнуться.
Качнув головой в знак приветствия, девочка уверенным шагом направилась ко мне. Я посмотрел на себя глазами этого ребенка. Сидящий в углу небритый мужчина, которому давно за сорок, в одной только майке, спортивных, окровавленных штанах и в наручниках. Лично на меня в детстве такой персонаж произвел бы неизгладимое впечатление, но, по всей видимости, здесь дети взрослели раньше чем у меня на родине и овладевали нужными навыками еще до того момента как получали паспорта, если они вообще их здесь получали. Подойдя ко мне и достав из заднего кармана две обычные канцелярские скрепки, девочка опустилась передо мной на колени. Непонятно почему я почувствовал себя неловко и постарался вытянуть руки на максимальное расстояние
– Спасибо. У тебя очень ловкие руки. Ты говоришь по-английски?
Ребенок все еще сидел в углу комнаты и без доли стеснения рассматривал странного человека.
– Немного. С тебя доллар.
– Да конечно, возьми вон там.
– Я указал ей на лежащие на тумбочке деньги.
Посмотрев на номинал, девочка серьезным тоном произнесла:
– У меня нет сдачи.
– А у меня нет меньше.
Прищурив глаза, мы внимательно посмотрели друг на друга.
– Я могу поменять.
– Весело заявил ребенок.
С начала подумав, что это единственный выход я уже был готов отдать половину своего состояния, но потом, вспомнив о том, где именно я нахожусь, решил для начала познакомиться:
– Меня зовут Стефан. А тебя?
– Бабел.
– Прости как?
– Ба-бел.
– произнесла девочка по слогам.
– Ну, у тебя очень необычное имя. Давай поступим так: я тебе дам еще доллар, в том случае, если ты покажешь, где я могу дешево поесть и купить какую-нибудь одежду и при этом, не спускаясь с холма.
– А насколько дешево тебе надо?
– Мне надо почти бесплатно.
– Я улыбнулся.
Немного подумав о том, что два доллара лучше чем один, девчонка согласилась:
– Стой здесь! – Тон, с которым она произнесла эти слова, был скорее приказной, нетерпящий возражения.
Теперь была моя очередь задуматься. Чем больше я сомневался, тем больше моя собеседница становилась похожа на маленького, беззащитного котенка. В конце концов, я сдался. Громко хихикнув, Бабел схватила банкноту и выбежала из комнаты. Я остался наедине с довольно приземленными желаниями. Чего мне хотелось больше? Меня терзали как голод, который словно дикий зверь вгрызался в мое подсознание и постоянно напоминал о себе дискомфортом в области живота, так и воля, которая постоянно боролась с таким обыденным в другое время желанием, закрыть глаза. Я снова подошел к окну и окинул происходящее снаружи взглядом чуть более свободного человека, чем минуту назад. Тысячи разнообразных строений, которые с большой натяжкой можно было назвать жилищами, рассыпались дешевыми, базарными бусинами. Каждый сантиметр площади склона был занят чем-то отдаленно похожим на крышу или открытую террасу. На некоторых из них стояли люди. Они просто стояли и смотрели куда-то туда, где вместе с многоэтажными зданиями, по их мнению, находилась такая же многоэтажная, застекленная безопасностью и лишенная нужды жизнь. Хоть я и никогда не сталкивался непосредственно с обитателями фавел, но увиденное подсказывало что это своего рода подобие индийских трущоб, китайских хутунов и прочих бедных кварталов в различных странах, брошенных на произвол судьбы верховодами. Лет восемь назад я делал репортаж по поводу такого явления как слам-туризм, или просто «туризм по бедности». Меня поражало с какой радостью и стремлением люди, имеющие разные как достаток, так и вероисповедание, хотели увидеть истинную нужду во всем. Как сейчас я помню нашего кенийского друга и гида по совместительству, который блестяще организовал и провел нас сквозь поля, где смерть взращивает свои цветы. Странно, но в отличии от шокирующего контраста между бедными и богатыми жителями Бразилии, в Найроби я этой разницы не заметил. Там это была скорее финальная точка человеческих возможностей в борьбе за право жить и, по всей видимости, именно этот факт привлекал людей со всего мира. В глазах успешных белых и не только существ читалось, что им мало чувствовать себя частью своего ущербного насыщенного деньгами, хобби и увлечениями мира. Видимо тьма, обитающая в их сердцах, пыталась вернуться туда, откуда по явной халатности неких стражников ей удалось вырваться. Еще долгое время я думал над тем, что увидел. Иногда бывают моменты, когда кажется что вот-вот умрешь. Именно это ощущение я испытывал, когда просматривал фотографии, которые сделал в те дни. Конфликт интересов, который происходил во мне, был нестерпимым. Светлые ноты играли мелодию помощи, темные лицемерили и заставляли закрывать глаза. В конце концов, я нашел компромисс с собственной совестью, и именно эта проклятая договоренность говорит обо мне намного больше чем что-либо другое. Я ни сделал ничего. Не отдал материал в печать, тем самым лишив себя заработка, и не стал пытаться что-либо изменить в том, параллельном для моего успеха мире. Мы просто забыли о тысячах, а если смотреть, в общем-то, миллионах, ежедневно сражающихся с такой странной для сытого европейца нехваткой воды, еды, света, лекарств и прочего, такого обыденного и само собой разумеющегося. Мы привыкли к взаимовыгодным отношениям. Они окружают нас с самого рождения. Родители пугают нас тем, что лишат какого-либо удовольствия на подобии сладостей или игры во дворе с другими детьми, если мы не будем слушаться. В более зрелом возрасте их догматы и невинный, даже в какой-то степени заботливый шантаж перенимают наши первые учителя, а за ними спешат, чтобы не опоздать работодатели. Формат доминанты один: «Повинуйся, либо не мешай повиноваться другим». По-другому ни как. А как мы знаем, общество строится в порядке брошенного в воду камня. Кольца глобального рабовладения, усеявшие всю поверхность нашей планеты, неустанно выискивают все новые и новые методы проникновения в глубины обреченных сердец, не имеющих возможности покинуть лишенную для них какого-либо смысла систему. Я глубоко вздохнул. У меня был действительно очень хороший вид из окна. Хоть и издали, но я имел возможность наблюдать за маленькой, серой фигуркой надежды, по-прежнему стоящей на вершине горы. Улыбка медленно озарила мое лицо, и я усмехнулся.
– Иессей. Со стороны пляжа, на котором я еще недавно отдыхал, его руки, казалось, говорили: «Этот Мир для вас, Вы только взгляните, он такой красивый, яркий, красочный». Но когда смотришь отсюда, то кажется, что своими руками он пытается возвестить совершенно противоположное: «Эй, люди, чего Вы от меня хотите? Я просто попытался сделать все как надо, но это же очевидно, что-то пошло не по плану». Я развел руки в стороны и громко рассмеялся. «Что-то пошло не по плану».
18
Откинувшись на спинку сиденья, Ричард на секунду закрыл глаза. Надо отдохнуть, а до выходных еще так далеко, да и будут ли эти выходные. Судя по тому, как разворачивается дело Майерса и какой интерес к нему проявляет пресса можно ожидать любых сюрпризов, а начальство будет требовать как можно быстрее подвести дело к финалу, потому что чины не любят когда пресса сует свой нос куда не надо, и находится слишком близко к их отделу. «До брифинга я еще успею навестить Мари» - подумал Ричард - «но не мешало бы что-то перекусить». Глянув на часы, перед ним опять встал выбор: заехать в ресторанчик и потратить полчаса драгоценного времени или прямиком двинуться к Мари, чтобы успеть застать ее дома. «Ладно, обойдусь фастфудом» - подумал Ричард и, провернув ключ в замке зажигания, форд тронулся с места. Купив по дороги несколько гамбургеров и стакан колы, Ричард вспомнил свою жену. Опять будет сердиться, что я ем всякую дрянь. «Все таки как же это здорово когда о тебе кто-то заботится» - подумал Ричард, откусывая кусочек. Подъезжая к дому Мари, он заметил хорошо знакомый автомобиль. Судя по спокойным и расслабленным позам полицейских, сидящих в машине, Ричард понял, что ничего интересного не произошло, и Майерс здесь не появлялся. Поприветствовав скучающих патрульных, Ричард не торопясь направился в квартиру к Мари. Поднимаясь, он подумал, что пока это единственная ниточка с помощью которой он надеялся проследить взаимосвязь всего того, что произошло за последние сутки. Нажав на кнопку звонка Ричард постарался придать своему лицу приветливое выражение для того чтобы сгладить неловкость раннего визита и попытаться завоевать расположение Мари. В силу своей профессии он знал, что подобные визиты некому не доставляют удовольствия. И действительно, открыв двери, на еще сонном лице Мари мелькнула еле заметная тень недовольства:
– Доброе утро. У Вас есть информация о Стефане?
– К сожалению, нет. Я пришел, чтобы уточнить кое-какие детали.
Через пять минут, не спавший всю ночь, Ричард наблюдал как ловко Мари орудует джезвой и ароматный запах свежезаваренного кофе наполняет небольшую, но уютную кухню. Ее движения были абсолютно спокойными и уверенными. В них не было той нервной суетливости, которая присуща пытающимся скрыть неправду людям.
– Хорошо, Мари, давайте пойдем от обратного. Расскажите мне просто о Ваших отношениях с Майерсом.
– Я не знаю, что я могу еще добавить к моим показаниям. Хоть мы со Стефаном и знакомы более двадцати лет, но в Бразилию он прилетал не часто. Мы изредка связывались друг с другом. Чаще он со мной, чем наоборот. Иногда, просто болтали по телефону или в интернете. Временами Стеф подкидывал мне информацию для работы.
– Вы с Майерсом просто друзья или что-то большее?
Мари склонив голову задумчиво ответила:
– Мы с ним друзья, но по не писаным законам судьбы мы что-то, где-то, когда-то упустили. Поверьте, так случается.
– Помолчав немного Мари продолжила.
– Я не знаю что произошло, но Стефан Майерс - это самый честный, достойный, умный и добрый человек которого я знаю. Что бы Вы ни говорили мне или кто-либо не говорил Вам, будьте уверены, каждый в этой стране еще услышит его имя.
Поговорив с Мари еще немного, Ричард понял, что его утренний визит ничего не добавил к той информации, которая у него уже была. Направляясь к выходу, Ричард сказал:
– Я попрошу Вас дать мне обещание не делать журналистских глупостей и спокойно ждать от меня информации, пока мы не разберемся в какое дерьмо вляпался Ваш друг. Договорились?
– Конечно.
– Согласилась Мари.
Закрыв за Ричардом двери, Мари подошла к окну и в задумчивости посмотрела на полицейских, которые продолжали дежурить около ее подъезда. «Охраняют или ловят?» - подумала Мари. «Вероятно, и то и другое одновременно». Она вспомнила слова Стефана: «В случае если у закона не хватает доказательств, то закон начинает активно пользоваться своими правами, а поверьте, у него их намного больше чем у Вас. Начиная войну с законом в любом его проявлении помните, что против Вас играют ребята, которые хранят целостность заведомо продажной, заточенной под их правила системе. Расплодившиеся заповеди по своей сути и являют законы, которые мы сейчас имеем. А сами заповеди - это просто инструкция по эксплуатации и взаимодействия одной человеческой особью с другой и ничего больше». По-моему, это звучало как-то так. И продолжая смотреть на полицейских Мари подумала, что она ничего не знает о том, что произошло со Стефаном. Ведь ей разрешили только отвечать на вопросы, а заданные ею оставляли без внимания. Надо посмотреть новости. Если хочешь что-либо узнать, необходимо находиться именно там, где об этом хоть что-нибудь знают. И Мари решительно направилась к компьютеру.
19
В ожидании завтрака и чистой одежды я стоял у окна. Взгляд сквозь призму параллакса. Фавелы имели очень четкую структуру. То, что с первого взгляда казалось хаотичными архитектурными набросками, при более детальном рассмотрении оказывалось хоть и довольно хитрым, но все же переплетением целой череды спиралеобразных верениц пригодного для жизни метража. Разглядывая это сочетание упорядоченности и абсурда, я невольно вновь и вновь возвращался мыслями к тем событиям, которые открыли для меня этот мир. Я чувствовал как во мне закипает злость. Но, как известно, злость это всего лишь слабость, окрашенная в характерный отблеск глаз, и она не имеет возможности удерживать в своих объятьях сильных людей. Выглянув за пределы своего убежища, я понял, что по факту, у меня определенно ограниченный выбор в направлении движения. Вверх и вниз. Вот в принципе и все. Вертикаль моей жизни выраженная в тропе. Обернувшись и окинув взглядом свои апартаменты, я подумал, что еще пять минут назад я был рад любому укромному уголку, а сейчас я уже мечтаю о душе и чистой одежде. Сколько же еще будет появляться нуждающихся в решении моментов, которые просто-напросто, не замечаешь в своих привычных условиях жизни. Обеспечивать себя самым элементарным становится не просто тяжело, а невыносимо трудно. После десяти лет финансового изобилия, я чувствовал себя огромным неуклюжим ребенком, который, гонимый врожденной любознательностью, только собирается сделать первый шаг в такой дивный, наполненный опасностями, но в тоже время манящий мир.