История Лоры Виттеншлегер
Шрифт:
– Только не сюда! – Запротестовала Зинка, – у нас тут своей заразы хватает. Пусть на «малину» валит.
– Зинка права, – поддержал сожительницу Никифор. – Здесь и так народу хватает. Вон жильцы уже в домоуправление жаловались. Не ровен час, легавые припрутся.
– А у вас все путем, – уверенно заявил Марат, – нормальная советская семья. Баба полы в забегаловке моет, а мужик пенсию по инвалидности получает. Даже дите вон у вас… Все как у всех.
– Дите-то – краденое! – Выпалила Зинка. – Хочешь нас, Маратик, под уголовщину навести? Оно у нас уже три дня. Я че
– Щас дождусь Рубинку, заберем дите на хату.
Рубина – тридцатилетняя цыганка – оказалась легкой на помине. Она заявилась в «неблагополучную» квартиру в момент, когда компания обедала за столом, наливая чарку за чаркой и закусывая обжаренной в масле кровяной колбасой.
Вошедшая была рядовой «служащей организации», которую держал в то время Барон – богатейший киевский цыган, сколотивший капитал на нищих попрошайках.
«Кона вела, кона вела…» – Затянула с порога цыганка, позванивая золотыми браслетами и сережками-монетами. Росту она была маленького, разноглазая: один глаз карий, а другой совершенно черный. Из-за этого ее прозвали ведьмой. Поговаривали, что ее видели однажды в паре с настоящим дьяволом. Но можно ли было серьезно отнестись к очевидцам такой встречи – заядлым алкоголикам и наркоманам. Может– померещилось, а может – приснилось в пьяном угаре.
Одета цыганка была в длинную цветастую юбку и кожаный, до колен, коричневый прямого покроя плащ. Длинные цвета вороньего крыла волосы были тщательно расчесаны и раскиданы по плечам.
– Здорово, чавелы! – Громогласно заявила она, пританцовывая.
Впустившая гостью Зинка, в накинутом поверх красного пеньюара старом пиджаке Никифора вернулась за свое место за столом, закуривая.
– За дитем пришла, Рубенсита? – Спросил ее в лоб вместо приветствия Никифор.
– Проведать вас пришла. И за дитем тоже.
– А че седня не в униформе, разодетая вся?
– Так я уже отработала сегодня! – Весело ответила Рубина, пододвигая стул к стоящему посредине комнаты столу.
– Угощайся, – предложил ей Никифор кровяной колбасы и собрался было налить самогону, но цыганка повелительно отстранила его руку, напомнив:
– Я ж не пью, ты же знаешь!
– Ой, ой! Правильная какая! – Передразнил гостью Никифор.
– Зато курю! – Развеселилась Рубенсита и достала из сумочки полиэтиленовый пакетик с «травкой», – закуривай, чавелы!
На этот раз «чавелы» запротестовали. Зинка, опрокинув рюмашечку, возразила:
– Сама кури. Мы и без того дурные. Щас вон набухаемся!
– Гы, гы… – Поддержал Зинку Марат.
В комнате, где сожительница Никифора принимала клиента, раздался детский плач.
– Забери седня, поняла! – Напомнил цыганке Никифор, – задолбало дите это. Орет и орет.
– Ну, тащи, посмотрим. Пацан?
– Девка, – Зинка, пошатываясь, пошла за ребенком.
– Сколько ей? – Спросила Рубенсита, оглядывая малышку, которая вдруг перестала плакать, улыбнулась, оглядев взрослых.
– Да на вид года полтора будет, кто ж знает, сколько ей. – Буркнул Марат.
– Гарна дивчинка. Этакую жалко по переходам таскать. Глазки голубенькие, беленькая, в кудряшках… – Заявила Рубенсита, оглядев девочку, которую принесла на руках охмелевшая Зинка. – Она мокрая. Надо бы переодеть.
– А во что?! – Удивилась Зинка и посадила девчонку на диван, отломив ей кусок кровяной колбасы.
– Отнесу пока ее на «малину», а потом отвезу подальше от Киева. Ищут ее. «Весь город объявлениями обклеили, – Сказала Рубенсита, – ребятеночек не простой, а каких-то врачей там, ученых».
– Ну и дураки! Надо было выкуп потребовать за нее! – Сказал Никифор.
– Мы этим не занимаемся. Барон не дозволяет самодеятельности. Так ты ее у Главпоштамта слямзил, Маратик? – Спросила цыганка парня.
– Да момент был подходящий. Я так – по городу шатался. А тут на тебе– крыша завалилась! Толпа собралась, паника. И тетка эта, дура с коляской зачем-то туда поперлась. Ну, я как мог оттолкнул ее от коляски, вогнал в толпу, а толпа ее прихватила. Пока она выкарабкивалась, а за дите и деру, – не без удовольствия вспоминал Марат.
– Наш человек! – Гордо заявила Рубенсита, – настоящий цыган. Раньше чавелы так коней уводили… А ну-ка, давай посмотрим, че у тебя там на роду написано, девка… – Рубенсита затушила окурок в наполненной «бычками» пепельнице и присела рядом с ребенком на диване.
Девочка жадно грызла колбасу, дыша дымом табака и марихуаны.
Цыганка взяла маленькую пухленькую ладошку, распрямила ее, осматривая линии, задумалась.
Компания молча уставилась на нее.
– Че там рассматривать, – сурово сказал Никифор, почесав небритую щеку, – все равно конец ясен. Не повезло человеку с самого рождения. Не повезло…Такая судьба. Дай ей хлеба и попить че-нить. Только не самогону. Этого она еще напьется вдоволь.
Зинка принесла из кухни холодной воды из-под крана, поставила жестяную кружку на стол.
– А че судьба? – Задумчиво сказала Рубенсита. – Долго жить будет. За границей часто будет. Но я ей, ей-Богу, не завидую.
– Ты это… давай, тащи ее скорее на «малину» или куда там задумали, а то нас тут всех попересажают еще, – Напомнил цыганке Никифор.
И цыганка, недолго думая, забрала девочку с собой.
«Малина» находилась в старой хате в деревенской части Троещины.
Рубенсита дошла до нее пешком, таща закутанного в одеяло ребенка, который, вдохнув свежего осеннего воздуха, высунув ручонки, любопытно озирался по сторонам.
В доме было четыре комнаты, довольно чисто и обои в веселенький цветочек.
Народу там ютилось много, поэтому из обстановки здесь были только матрацы и кровати с железными перилами и металлическими, прогнутыми сетками.
В одной комнате жили новоиспеченый «афганец» – алкаш, который заснул зимой на улице, отморозил и впоследствии потерял обе ноги, а также его якобы сестра Света – неопределенного возраста и пола существо, горбатое и головой Дауна. Света возила брата-«героя» с табличкой на груди по вагонам электрички, а также по Киевским вокзалам. В месяц у них набегало по пятьсот рублей. Да и за квартиру не надо было платить.