История любви одного парня
Шрифт:
в холодильнике есть немного шоколадного молока, и я прикидываюсь восторженным этим
фактом. Оно странное – водянистое шоколадное молоко в коробке из– под сока. Я как– то
упомянул, что мне оно нравится при миссис Грин, в мое первое лето здесь, и она покупала его для
меня каждый раз с тех пор. Теперь я чувствую себя просто обязанным прихватить с собой одно по
пути в комнату Отти, но, вообще– то, я больше его не перевариваю. Мы проводим небольшой
научный эксперимент
одном шоколадном молоке.
Принцесса Отэм развалилась на полу с наметками по своим главам. Она даже правит их
красной ручкой; а я не могу себя заставить.
– Отти, ты самый очаровательный ботаник, которого я встречал за всю свою жизнь.
Она даже взгляд не поднимает, когда я прохожу.
– Не будь занудой.
– Ты знала, что красную ручку можно называть грубостью и пошатнуть уважение
учеников? Лучше использовать фиолетовую.
Голубые глаза поднимаются на меня.
– Мне нравится красная.
Ее длинные, рыжие волосы заколоты в огромный пучок на макушке.
– Знаю, что нравится.
Оттолкнувшись локтями, она поднимается, чтобы сесть, и теперь скрестить ноги.
– Что ты здесь делаешь?
Это немного обидно, потому что подтверждает, что папа был прав. До Себастиана не было
странным для меня прийти к ней в любое время. А теперь же я вижусь с Отти, может, один раз
после школы, и провожу так много времени в одиночестве, записывая слово за словом о нем, не
обращая внимания на то, что разум кричит мне начинать новую книгу.
– Я не могу прийти и потусоваться со своей лучшей подругой?
– Ты же был занят.
– Как и ты, – я многозначительно шевелю бровями. – Повеселилась тогда с Эриком?
– Если под «повеселилась» ты подразумеваешь – «целовалась с ним до онемения», тогда
да.
Мой рот распахивается.
– Серьезно?
Она кивает с румянцем, пробивающимся под ее веснушками.
– И как много шуток про «твою маму» он сказал?
Просмеявшись она восклицает:
– Ни одной!
– Не верю, – для Эрика все – возможность пошутить «а твоя мама» или «она так
сказала». И не важно, сколько раз мы напоминаем ему, что сейчас не 2013.
– Было весело, – говорит она, откидывая спиной на свою кровать. – Он мне нравится.
Я тянусь вперед, щипая ее за щечку. Во мне что– то натягивается. Это не совсем ревность,
а какое– то странное чувство потери, как будто ни для кого больше не будет существовать версии
Таннера и Отэм. У нас у обоих теперь есть другие люди.
Даже если мы еще
– Что с лицом? – она обводит круг в воздухе передо мной.
– Просто думаю, – я поднимаю ее красную ручку, черкая на подошве своего кеда. – Я
хотел поговорить с тобой.
– Прозвучало серьезно.
– Нет, не так, – прищуриваюсь, раздумывая. – Нет, серьезно, полагаю. Я просто хотел
попросить прощения.
Она ничего не отвечает, поэтому я поднимаю на нее взгляд, пытаясь прочитать выражение
ее лица. Я знаю Отэм лучше, чем кто– либо другой, но прямо сейчас не могу уловить, о чем она
думает.
– За что? – наконец, спрашивает она.
– За то, что отдалился.
– Это синоним занятости, – отвечает она. Она откидывается назад и тянет, болтающуюся
ниточку на кромке моих джинсов. – Прости, что была не самым лучшим другом в последнее
время.
Это удивляет меня, и я поднимаю на нее взгляд.
– В смысле?
– Я знаю, что ты подружился с Себастианом, и думаю, я приревновала.
Ой. Тревожные звоночки раздаются в моей голове.
Она сглатывает, неловко и громко, и ее голос дрожит, когда она произносит:
– В смысле, он занял то время, которое ты обычно отдавал мне. И присутствует что– то
такое интенсивное, когда вы, ребята, общаетесь, поэтому мне кажется, что он может забрать то,
что принадлежит мне, – она поднимает на меня глаза. – Разве в этом есть смысл?
Мое сердце стучит отбойным молотком в груди.
– Думаю, да.
Ее лицо становится красным, подтверждая, что этот разговор намного больше, чем просто
о дружбе. Если бы она просто помечала свою дружескую территорию, то не краснела бы, она бы
злилась. Но здесь есть кое– что еще. И даже не зная степени отношений между мной и
Себастианом, она чувствует их интенсивность. Эту догадку она еще не может никак назвать.
– Я ревную, – говорит она и пытается выглядеть наглее с задранным в воздух
подбородком. – По многим причинам, но я работаю над некоторыми из них.
Такое ощущение, что меня ударили в грудь молотком.
– Ты же знаешь, что я люблю тебя, так?
Ее щеки вспыхивают ярко– розовым.
– Да.
– Как самого важного для меня человека в мире, да?
Она поднимает глаза, они остекленели.
– Да, я знаю.
По правде говоря, Отэм всегда знает, кто она и чего хочет. Она всегда хотела стать
писательницей. Она – белая, гетеросексуальной ориентации и просто прекрасна. Перед ней есть
путь, которому, последовав, она сможет прийти ко всему, и никто и никогда не скажет ей, что она