История моего безумия
Шрифт:
«Они закомплексованные придурки, – уверял Нэйтан. – Завоевали известность и власть, кусая творческую элиту и политиков, которые попадают на первые полосы газет. При обычных обстоятельствах я бы ни на секунду не усомнился, что ты с ними справишься. Однако учитывая последние события… Они будут давить на твое уязвимое место, захотят обсудить литературную ценность твоих романов. Не позволяй им достать тебя. Не отвечай на нападки, говори об удовольствии от писательского труда, даже если считаешь это преувеличением. Заставь их уважать твою работу – любить не обязательно. И не улыбайся – будешь похож на идиота, пытающегося скрыть досаду!»
«Звонил Джек Лерман, – сообщил мне Джерри Снукер. – Мы друзья. Он сказал, что не знает, как настроены в отношении тебя критики, но заверил, что ему самому нравятся твои романы и он тебя защитит, если ребята выйдут за рамки. Ты ведь знаешь, как передача может повлиять на продажи? Я уверен, ты справишься. Главное – почаще улыбайся. Твоя улыбка очарует всех читательниц».
Я вполне освоился с радио- и телеинтервью – отвечать на вопросы о своей работе не так уж и трудно, но возбуждение и истерические советы окружающих заставили меня засомневаться. До этого дня я имел дело с журналистами, настроенными вполне благожелательно, ну, в крайнем случае, слегка язвительно.
Те, кто не любил мои тексты, охранители литературы с большой буквы, присвоившие себе миссию хранить чистоту языка, ограничивались тем, что осмеивали меня в критических статьях и разборах. Они всего лишь хотели блеснуть, выказав мастерское владение языком, свою невероятную культурность и несказанное чувство юмора. Мне они всегда казались существами из другого мира, этакого закрытого клуба, живущего по элитистским [33] правилам. Их набившие оскомину насмешки меня не задевали.
33
Элитизм – идеология, согласно которой общество состоит из элиты, управляющей его деятельностью, и народа – «биомассы».
Сегодня я должен был встретиться лицом к лицу с миллионами телезрителей, в том числе с теми, кто ценил мое, с позволения сказать, творчество, но думать мог только о смерти Денниса и угрозах моего мучителя. Я был почти готов отменить свое участие в ток-шоу и не делал этого по одной-единственной причине – не хотел, чтобы Однофамилец возомнил себя всемогущим.
Я налил себе виски – передача начнется через пять часов, так что алкоголь успеет выветриться – и сел к компьютеру, чтобы отвлечься от невеселых мыслей. Мои читатели обменивались на Фейсбуке сообщениями, некоторые меня подбадривали, заверяли в поддержке – как боксера-любителя, которому предстоит выйти на бой с чемпионом мира в тяжелом весе.
Они как будто предчувствовали грядущий нокаут.
Глава 35
Мы стояли в кулисах и ждали, когда Джек Лерман пригласит нас на «ринг». Ассистентка держала меня за руку, чтобы в нужный момент вытолкнуть вперед. Нэйтан и Сэнди смотрели на эфирный монитор, где мелькали кадры рекламы. Мой пресс-секретарь даже не пыталась скрыть волнение, Нэйтан поедал тосты с тарелки, которую утащил из гримерной, и сохранял внешнее спокойствие.
Реклама закончилась, и на экране появилось улыбающееся лицо ведущего.
«Настал момент встречи с одним из самых читаемых авторов нашей страны», – произнес он, глядя в камеру.
Сэнди машинальным движением распрямила плечи и погладила меня по спине. Я был готов. Немного напряжен, но не напуган.
«Многие восхищаются его умением сочинять истории, в которых искусно переплетаются три «С»: Сантименты, Саспенс и Секс. Другие говорят, что стиль у него невыразительный и бедный, а «рецептура» всегда одна и та же. Кроме того, наш герой известен своими любовными похождениями…»
Не переставая жевать, Нэйтан одарил меня насмешливо-сочувственным взглядом.
«Дамы и господа, встречайте – Сэмюэль Сандерсон!»
Ассистентка слегка подтолкнула меня, и я направился к гостевому креслу. Публика зааплодировала, и я, несмотря на возбуждение, почувствовал необъяснимую тревогу. Мы с Лерманом обменялись рукопожатием, я поздоровался с критиками и сел.
Помощник режиссера, отвечающий за реакцию зала, подал знак, и аплодисменты стихли.
Я расслабился, слушая, как Джек Лерман представляет мою краткую биографию и последний роман. Он был вполне доброжелателен и даже посоветовал телезрителям взять с собой книгу, собираясь в отпуск, после чего передал слово двум своим журналистам. По их улыбкам я сразу понял, что пощады ждать не стоит, и не ошибся. Коротышка Маркус Дэниелс, лысый толстячок в затейливой и явно очень дорогой рубашке – так он компенсировал недостаток мужского обаяния, – ринулся в бой. Он высмеял стиль, скудость интриги и глупые диалоги.
«Это куда хуже самого паршивого телесериала!»
«Любой писателишка может за месяц смастерить такую книжонку».
«Вам не кажется, что вы все время пишете одно и то же?»
Я слушал с невозмутимым видом. Его нападки меня не волновали – он играл свою роль, мне тоже следовало оставаться в образе.
Дэниелс взялся объяснять, что интрига в любой из моих книг разворачивается на первых пяти страницах, неожиданные повороты сюжетов вполне ожидаемы, каждая вторая «знойная» сцена сопровождается сладким до отвращения описанием.
Джек Лерман слегка осадил ретивца, но его защитительная речь была не более чем прикрытием – уж очень громко он смеялся злобным шуткам Маркуса.
– Хотите возразить? – мило улыбнувшись, спросил ведущий.
– Только умоляю, не прикрывайтесь миллионами читателей, которые будто бы ценят ваш талант! – успел вклиниться толстячок. – Миллионы зрителей смотрят реалити-шоу, наблюдая, как несколько безголовых юнцов едят, спят и бормочут глупости на примитивном до крайности языке, но величие телевидения составляют не эти тупые передачки.
Он выглядел очень довольным собой.
– Что скажете, господин Сандерсон?
«Что он прав…» По сути дела, маленький питбуль повторил то, что я совсем недавно сформулировал для Нэйтана, но в более агрессивной форме. Я не хотел разочаровывать тех, кто в меня верил, и уж тем более устраивать поганцу момент славы, поэтому ответил очень коротко:
– Ничего.
– Нашему гостю нечего сказать – как и в его романах, – съязвил Дэниелс. Он только что в пухлые ладошки не захлопал, так ему понравилось собственное остроумие.