История моего безумия
Шрифт:
Он завелся – только что пена изо рта не шла.
– Она меня разлюбила. И это твоя вина.
Голос у него сорвался, последнюю фразу он произнес почти шепотом.
– Она столько для меня значила…
– Что ты с ней сделал?
Он не ответил, отдавшись печальным мыслям.
– Отвечай, негодяй! – выкрикнул я. – Ты убил ее? Лишил жизни за то, что разлюбила? Или не мог вынести, что мы занимались любовью?
Мои вопли вывели его из задумчивости.
– Пиши – и я отвечу.
– Говори сейчас!
Он захохотал,
– Пытаешься обхитрить меня, Сэмюэль? Имей терпение, сейчас увидишь.
Он отключился. Через несколько минут на экране снова появилось изображение, и я ужаснулся.
Джессика смотрела прямо в камеру. Не та женщина, которую я знал, – ее пугающая версия: лицо усталое, исхудавшее, под глазами темные круги.
– Джессика… – прошептал я.
Мне показалось, что она не услышала. Джим сел рядом, и в ее глазах появился страх.
– Видишь? Джессика снова стала покорной и верной женой.
– Ублюдок… Что ты с ней сотворил? – со слезами в голосе спросил я.
– Промыл мозги от мусора, которым ты и подобные тебе их забили. А потом заново обучил искусству быть женой. Она способная ученица. И отличная повариха. Кстати, это она готовит тебе еду.
Он небрежным движением провел по волосам Джессики – как будто погладил кошку или птицу.
– Поздоровайся с Сэмюэлем, Джессика.
– Добрый день, – послушно произнесла она едва слышным голосом.
– Скажи ему, что ты теперь счастлива.
– Я счастлива, – как робот, повторила она.
Зрелище было невыносимое. Мне хотелось защитить ее, успокоить, утешить, но я ничего не мог сделать.
– Гад проклятый! Ты больной психопат!
– Я?! – вскинулся он. – Это ты сумасшедший! У тебя было все для счастья, а ты все просрал! Кропаешь романчики, прославляешь чувства, на которые никогда не был способен. Соблазняешь читательниц образами романтических героев – и предаешься разврату. Говоришь о морали, а сам пьешь и принимаешь наркотики… Ты назвал меня психом? Почему, скажи на милость? Тебе не нравится, что я верен принципам? Что вырвал Джессику из твоих когтей? Очень скоро мир узнает, каким лжецом и притворщиком ты был.
Он хотел оскорбить меня, и ему это удалось. Я взбесился.
– Так вот зачем ты заставляешь меня писать этот роман? Хочешь отомстить? Надеешься, что восторжествует твоя правда?
– Угадал. Но дело не только в этом. Ты поможешь мне написать мое собственное произведение.
– То есть?
– Ты знаешь, как закрутить интригу, и умеешь структурировать текст. У меня хороший слог. Я использую твой текст, чтобы написать большой роман. Только представь: у меня будет история, структура, стиль и… твоя публика!
В его словах звучал почти религиозный экстаз, он напоминал фанатика, который вот-вот узрит божественный свет.
– Я больше не напишу ни строчки! Слышишь, сволочь? Ни строчки, ни буквы! Убивай, если хочешь, мне плевать!
Он вдруг успокоился, презрительно улыбнулся и процедил:
– Напишешь, еще как напишешь.
Он снова погладил Джессику по голове и вдруг вцепился ей в волосы и дернул, да так сильно, что у нее вырвался стон.
– Перестанешь упрямиться, Сэмюэль?
– Отпусти ее, падаль!
Мои слова возымели обратный эффект, Джессика начала всхлипывать, испуганно косясь на своего мучителя.
– Будь ты проклят! – закричал я. – Я напишу эту книгу, клянусь, только не делай ей больно!
– Вижу, в тебе еще остались добрые чувства, Сэмюэль, это хорошо.
Он снова дернул Джессику за волосы. Я не мог отвести взгляд от ее перекошенного лица. Сколько же мук пришлось вынести этой женщине по моей вине…
– Две новые главы к завтрашнему утру.
– Получишь, только оставь ее.
Он оттолкнул Джессику и отключился, а я разрыдался и все еще не могу унять слез. Пишу и плачу. Мне вряд ли удастся заснуть сегодня ночью – слишком мучительна мысль о том, какими адскими муками Джессика заплатила за ночь любви со мной.
День 10-й
Я пишу – без страсти, без вдохновения. Легко нанизываю фразу на фразу, излагаю факты, а думаю о своих страхах и сожалениях. Вспоминаю молодость, счастливые моменты с Даной, нежность к Мэйан, потом страх возвращается, и воображение рисует жуткие картины: Джим терзает Джессику, мучит Дану, пытает Мэйан. К концу дня я совсем выдыхаюсь и впадаю в отчаяние.
В первые дни заточения я был готов сделать работу и умереть, но теперь все изменилось. Нужно найти способ выбраться. Я не могу, не имею права бросить Мэйан, Дану и Джессику на съедение маньяку. Единственный выход – связаться с Джессикой. Только она может послать сообщение моим девочкам. Но в каком она состоянии? Хватит ли у нее сил и ясности рассудка, чтобы обмануть бдительного палача? Вдруг она винит меня и ненавидит за свои мучения? Что, если страх подавил все остальные чувства? Придется рискнуть.
Я решил воспользоваться отлучками Джима и попробовать убедить Джессику. Я высчитал, что он уходит из дома по средам и пятницам, но это следовало проверить. Буду вызывать его на разговор в эти дни, если он не ответит, значит, я не ошибся.
Сегодня вечером, за едой, меня снова терзали мысли о Джессике. Когда я ставил поднос с посудой в подъемник, в голову пришла неожиданная мысль. Я размял вилкой остатки пюре на тарелке, и нарисовал семь букв: СПАСИБО.
Я рисковал, надеясь, что Джессика сама убирает посуду. В противном случае последствия будут ужасными. Но выбора у меня не было.